Этой ночью кто-то из плохих парней оставил окровавленный труп на полу в гараже под домом на шоссе Сильверман-роуд. Клинг принял донесение, Браун был его партнером, и вот они, двое хороших парней, ехали среди кружащихся хлопьев снега, и с ними была хорошая девушка на заднем сиденье... Он вспомнил, что обещал высадить ее у метро.
– Станция на углу Калвер и Четвертой годится? – спросил он.
– Годится, Арти, – ответила Эйлин.
Клинг съежился в своем пальто и глядел в окно на летящий снег. Автомобильная печка дребезжала: барахлил вентилятор. Это была самая неладная машина в отделе. Браун подумал, что ему всегда не везет. Каждый раз, когда приходила его очередь брать машину, он получал эту. Наверное, самая ужасная машина во всем городе. Тарахтела, как дешевая проститутка: вероятно, прогорел глушитель, и всегда пахло выхлопными газами, отчего пассажиры, наверное, травились по дороге к месту преступления.
– Уиллис говорит, ты задержала того типа, который стягивал с женщин трусы, верно? – сказал Браун.
– Да, – улыбнулась Эйлин.
– Очень правильно, – кивнул Браун. – В такой холод женщинам просто необходимо носить трусы. – Он расхохотался. Эйлин тоже стала смеяться. Клинг молча глядел в окно.
– Не боишься ехать в метро в такое позднее время? – спросил Браун.
– Все будет в порядке, – ответила Эйлин.
Он подкатил машину к бордюру.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Спокойной ночи, Арти, – сказала она и открыла дверь. – Спокойной ночи, Берт:
– Спокойной ночи, – сказал Браун. – Береги себя.
Клинг ничего не сказал. Эйлин пожала плечами и закрыла за собой дверцу. Браун смотрел, как она спускалась по ступенькам в метро. Он отъехал от тротуара, когда ее голова исчезла из поля зрения.
– Какой адрес, напомни, – сказал он Клингу.
– Шоссе Сильверман-роуд, тысяча сто четырнадцать.
– Это поблизости от Овала?
– Западнее на пару кварталов.
У тротуара стояло несколько патрульных машин, когда подъехал Браун. Их проблесковые фонари мигали то красным, то синим светом сквозь падающий снег. Клинг и Браун вышли из машины, коротко переговорили с патрульным, который остался на тротуаре приглядывать за обеими машинами (угоны полицейских машин не считались небывалым явлением в городе), и затем спустились по пандусу в подземный гараж. Гараж был освещен лампами дневного света. Трое патрульных стояли около человека, который лежал на цементном полу в восьми футах от лифта. Дверца лифта была красной. Из раны в голове вытекала кровь в тон дверцы лифта.
– Детектив Браун, – представился Браун. – А это мой напарник – детектив Клинг.
– Хорошо, – сказал один из патрульных и кивнул.
– Какая машина приехала на место преступления первой?
– Мы, – сказал другой патрульный. – Наша машина.
– Здесь еще кто-нибудь был, когда вы приехали?
– Никого.
– Никого? – спросил Клинг. – А кто звонил? Кто нашел тело?
– Не знаю, сэр, – сказал патрульный. – Нам передали по радио «десять-десять» расследовать выстрелы. Мы даже не знали, где искать. Нам просто дали адрес. Мы спросили охранника в вестибюле, звонил ли он «911», чтобы доложить о вооруженном человеке? Он ответил, что не звонил. Тогда мы поглядели вокруг, в здании, на заднем дворе и уже хотели передать по радио обратно «девять-девяносто»... Но тут Бенни и говорит: давайте, ребята, проверим гараж под домом. Там уже был Чарли Кар...
– Мы проверяли сигнал тревоги на Эйнсли, – сказал другой патрульный.
– Так что мы все трое пришли сюда одновременно, – сказал первый патрульный.
– И вот он лежит, – сказал третий патрульный, кивая в сторону трупа на полу.
– А отдел тяжких преступлений уже известили? – спросил Клинг.
– Полагаю, да, – сказал первый патрульный.
– Что значит – полагаю?
– Я передал это дежурному сержанту. В мои обязанности не входит информировать отдел тяжких преступлений.
– Кто это говорит об отделе тяжких преступлений у нас за спиной? – спросил голос сверху пандуса.
– Голос дьявола, – сказал Браун.
Очень редко детективы из отдела тяжких преступлений – или детективы вообще – работали по три человека. Но те трое детективов, которые сейчас спустились по пандусу, были известны под кличкой Святая Троица. И, по слухам, они ничего никогда не делали иначе как втроем. Звали их Гардиган, Ганрахан и Мандельбаум. Брауну пришло в голову, что он знает их только по фамилиям и никогда не слышал их имен. Потом ему пришло в голову, что он вообще не знает имени ни одного детектива из отдела тяжких преступлений. А были ли у них имена? Все детективы были в черном. Детективы из отдела тяжких преступлений вообще предпочитали черное. Молва утверждала, что тон задал много лет назад один знаменитый детектив – специалист по расследованию убийств. Однако у Брауна на этот счет было свое собственное мнение.
По его более простой теории, полицейские из отдела тяжких преступлений, которые имели дело исключительно с трупами, облачались в траурный цвет. Ему пришло в голову, что в последнее время Дженеро стал часто носить черное. Не надеется ли Дженеро, что его переведут в отдел тяжких преступлений? Еще ему пришло в голову, что в комнате детективов никто не называет Дженеро по имени, хотя зовут его Ричардом, а обычно: «Подойди, Дженеро», или чаще: «Отойди, Дженеро». Иногда его называли Задница-Дженеро, впрочем ласково. Если у полицейских в отделе тяжких преступлений, не было имен и если у Дженеро было имя, которое никто не употреблял, то, значит, судьба заготовила для Дженеро успешную карьеру в отделе тяжких преступлений. Браун искренне верил в это.
– Значит, это жертва? – произнес Гардиган.
– Нет, это бумажный коврик, – сказал Браун.
– Я забыл, что имею дело с восемьдесят седьмым, – сказал Гардиган.
– Комедианты, – сказал Ганрахан.
– Идиоты, - сказал Мандельбаум, – два часа ночи.
– Мы вытащили тебя из кроватки? – спросил Браун.
– Засунь ее себе в задницу, – любезно пожелал ему Мандельбаум.
– Передом, – сказал Гардиган. И Браун подумал, не расистское ли это замечание.
– Кто он? – спросил Ганрахан.
– Еще не переворачивали, – сказал Клинг.
– Ну так сделайте это, – сказал Ганрахан.
– Не раньше, чем с ним закончит судмедэксперт.
– Кто сказал?
– Новые правила, не больше года.
– К черту правила. Мы закоченеем, пока дождемся судмедэксперта. Сегодня субботний вечер: знаешь, сколько людей убьют сегодня вечером?
– Сколько? – спросил Клинг.
– Переверните его. Делайте, что я говорю. Это отдел тяжких преступлений, – сказал Ганрахан.
– Давайте зафиксируем ваше решение на бумаге, – предложил Клинг. – О том, чтобы я перевернул его до того, как судмедэксперт признает его смерть.
– Да ты же видишь, что он умер! Что тебе еще надо? У человека лица не осталось: зачем тебе заключение судмедэксперта о его смерти? – Гардиган поддержал своего партнера.
– Тогда ты его и переворачивай, – встрял Браун, поддерживая своего партнера.
– Ладно, будем ждать судмедэксперта, хорошо? – смирился Ганрахан.
– Мы закоченеем здесь, когда приедет судмедэксперт, – повторил Мандельбаум.
Ни Браун, ни Клинг не ответили.
Судмедэксперт не приезжал почти до трех ночи. К этому времени мобильная группа была уже на месте преступления и делала все, за исключением прикосновений к телу. Фотографы снимали, ставились указатели с надписью «Место преступления». Браун и Клинг делали зарисовки. Все промерзли до костей. Но пока еще тело официально не стало трупом. Наконец величественно появился судмедэксперт. Он спускался по пандусу, напоминая клоуна, который приготовился раздавать воздушную кукурузу и призы.
– Извините за опоздание, джентльмены, – сказал он.
Судмедэксперт склонился над телом, расстегнул пальто на убитом. Они сразу увидели руку, сжимающую рукоятку пистолета в кобуре.
– Так-так, – сказал Гардиган.
Не без труда судмедэксперт расстегнул клетчатый пиджак мужчины. Он приготовился просунуть стетоскоп под жилет и сорочку к груди, чтобы наилучшим образом определить, что пули, выпущенные в лицо, привели к остановке сердца, когда заметил – одновременно с пятью детективами, тремя патрульными, фотографом и двумя сотрудниками лаборатории, – что в жилете этого человека было по крайней мере двенадцать карманов.
– Последний раз я видел такое у карманника, – сказал Мандельбаум. – Во все эти кармашки вор складывал краденое.
Но убитый не был карманником.
Если только в тот день у него не было особого везения.
Как только судмедэксперт закончил (он установил смерть), они обыскали все кармашки в жилете. И в каждом из этих кармашков они нашли пластиковые пакетики. И в каждом из этих пластиковых пакетиков они нашли бриллианты различных размеров и формы.
– Да это просто ходячий ювелирный магазин, – сказал Гардиган.
– Вернее, лежачий, – усмехнулся Ганрахан.
– Ишь ты, какие ледышки! - воскликнул Мандельбаум.
Глава 7
Обещали только снег. Но к утру пошел мокрый снег, а потом и просто дождь. Улицы стали скользкими. Карелла чуть не упал по дороге к метро. Когда он был маленьким, мать рассказывала ему две страшные истории, и одна из них запомнилась ему на всю жизнь. Первая история была про дядю Чарли, которого он никогда не видел. Подстригая брови, он случайно выколол себе глаз ножницами. Карелла иногда подстригал брови в парикмахерской, но никогда не рисковал это делать сам. Мать также рассказывала ему про дядю Сальваторе, который поскользнулся на льду у дверей своей галантереи на Калмз-Пойнт и хлопнулся на спину; с тех пор он прикован к инвалидному креслу. Поэтому, когда Карелла видел наледь на тротуаре или на дороге, он шагал по ней или ехал с крайней осторожностью.
Карелла знал (и, кстати, любил) своего дядю Сальваторе. И всегда, когда дядя Сальваторе спрашивал его, почему он не носит шляпу, Карелла чувствовал себя немного виноватым.
– Ты должен носить шляпу, – говорил дядя Сальваторе. – Если будешь ходить без шапки, сорок процентов твоего тепла будет уходить через голову, и ты замерзнешь.
Карелла не любил шапок. Он сказал дяде, что не любит шапок. Дядюшка покрутил указательным пальцем у виска.
– Паццо, – сказал он, что по-итальянски означало «идиот». Тот самый дядюшка рассказал ему единственный анекдот про галантерею, который Карелла слышал в жизни.
– Итак, приходит один человек в галантерею, – рассказывал дядюшка. – Галантерейщик подходит к нему и говорит: «Слушаю вас, сэр, что у вас на уме?» А человек отвечает: «На уме у меня срамные губы, но покажите мне шляпу».
Эту историю дядюшка рассказал, когда Карелле было шестнадцать. Они находились в галантерее дядюшки, которой он по-прежнему успешно управлял из инвалидного кресла. Он умер три года спустя.
В то утро Карелла ехал на работу целых два часа. В метро он размышлял, что купить Тедди на Валентинов день, то есть сегодня, в воскресенье, когда все магазины закрыты. Он хотел приобрести что-то вчера, до того, как ему было поручено расследовать дело об убийстве Салли Андерсон. Тедди сказала ему за завтраком с таинственной улыбкой, что купит ему подарок днем и преподнесет вечером, когда он придет с работы. Он сказал ей, что торопиться не надо: несмотря на завтрашний праздник День президентов, много магазинов будет открыто, и, кроме того, дороги расчистят и посыплют песком. Тедди сказала, что она уже «назначила». "Что назначила?" – думал он.
Мейер Мейер носил на голове подарок, который он получил от жены на Валентинов день.
Подарок представлял из себя вязаную шапочку, которая заставила бы дядюшку Сальваторе сиять от гордости. Жена Мейера Сара связала шапку сама. Это была белая шапочка, расшитая по краю красными сердечками. Мейер прохаживался по комнате детективов, гордо демонстрируя ее.
– Если на тебе такая шапочка, то уже никто не подумает, что ты лысый, – сказал Такаши Фудживара. Тут появился Карелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Станция на углу Калвер и Четвертой годится? – спросил он.
– Годится, Арти, – ответила Эйлин.
Клинг съежился в своем пальто и глядел в окно на летящий снег. Автомобильная печка дребезжала: барахлил вентилятор. Это была самая неладная машина в отделе. Браун подумал, что ему всегда не везет. Каждый раз, когда приходила его очередь брать машину, он получал эту. Наверное, самая ужасная машина во всем городе. Тарахтела, как дешевая проститутка: вероятно, прогорел глушитель, и всегда пахло выхлопными газами, отчего пассажиры, наверное, травились по дороге к месту преступления.
– Уиллис говорит, ты задержала того типа, который стягивал с женщин трусы, верно? – сказал Браун.
– Да, – улыбнулась Эйлин.
– Очень правильно, – кивнул Браун. – В такой холод женщинам просто необходимо носить трусы. – Он расхохотался. Эйлин тоже стала смеяться. Клинг молча глядел в окно.
– Не боишься ехать в метро в такое позднее время? – спросил Браун.
– Все будет в порядке, – ответила Эйлин.
Он подкатил машину к бордюру.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Спокойной ночи, Арти, – сказала она и открыла дверь. – Спокойной ночи, Берт:
– Спокойной ночи, – сказал Браун. – Береги себя.
Клинг ничего не сказал. Эйлин пожала плечами и закрыла за собой дверцу. Браун смотрел, как она спускалась по ступенькам в метро. Он отъехал от тротуара, когда ее голова исчезла из поля зрения.
– Какой адрес, напомни, – сказал он Клингу.
– Шоссе Сильверман-роуд, тысяча сто четырнадцать.
– Это поблизости от Овала?
– Западнее на пару кварталов.
У тротуара стояло несколько патрульных машин, когда подъехал Браун. Их проблесковые фонари мигали то красным, то синим светом сквозь падающий снег. Клинг и Браун вышли из машины, коротко переговорили с патрульным, который остался на тротуаре приглядывать за обеими машинами (угоны полицейских машин не считались небывалым явлением в городе), и затем спустились по пандусу в подземный гараж. Гараж был освещен лампами дневного света. Трое патрульных стояли около человека, который лежал на цементном полу в восьми футах от лифта. Дверца лифта была красной. Из раны в голове вытекала кровь в тон дверцы лифта.
– Детектив Браун, – представился Браун. – А это мой напарник – детектив Клинг.
– Хорошо, – сказал один из патрульных и кивнул.
– Какая машина приехала на место преступления первой?
– Мы, – сказал другой патрульный. – Наша машина.
– Здесь еще кто-нибудь был, когда вы приехали?
– Никого.
– Никого? – спросил Клинг. – А кто звонил? Кто нашел тело?
– Не знаю, сэр, – сказал патрульный. – Нам передали по радио «десять-десять» расследовать выстрелы. Мы даже не знали, где искать. Нам просто дали адрес. Мы спросили охранника в вестибюле, звонил ли он «911», чтобы доложить о вооруженном человеке? Он ответил, что не звонил. Тогда мы поглядели вокруг, в здании, на заднем дворе и уже хотели передать по радио обратно «девять-девяносто»... Но тут Бенни и говорит: давайте, ребята, проверим гараж под домом. Там уже был Чарли Кар...
– Мы проверяли сигнал тревоги на Эйнсли, – сказал другой патрульный.
– Так что мы все трое пришли сюда одновременно, – сказал первый патрульный.
– И вот он лежит, – сказал третий патрульный, кивая в сторону трупа на полу.
– А отдел тяжких преступлений уже известили? – спросил Клинг.
– Полагаю, да, – сказал первый патрульный.
– Что значит – полагаю?
– Я передал это дежурному сержанту. В мои обязанности не входит информировать отдел тяжких преступлений.
– Кто это говорит об отделе тяжких преступлений у нас за спиной? – спросил голос сверху пандуса.
– Голос дьявола, – сказал Браун.
Очень редко детективы из отдела тяжких преступлений – или детективы вообще – работали по три человека. Но те трое детективов, которые сейчас спустились по пандусу, были известны под кличкой Святая Троица. И, по слухам, они ничего никогда не делали иначе как втроем. Звали их Гардиган, Ганрахан и Мандельбаум. Брауну пришло в голову, что он знает их только по фамилиям и никогда не слышал их имен. Потом ему пришло в голову, что он вообще не знает имени ни одного детектива из отдела тяжких преступлений. А были ли у них имена? Все детективы были в черном. Детективы из отдела тяжких преступлений вообще предпочитали черное. Молва утверждала, что тон задал много лет назад один знаменитый детектив – специалист по расследованию убийств. Однако у Брауна на этот счет было свое собственное мнение.
По его более простой теории, полицейские из отдела тяжких преступлений, которые имели дело исключительно с трупами, облачались в траурный цвет. Ему пришло в голову, что в последнее время Дженеро стал часто носить черное. Не надеется ли Дженеро, что его переведут в отдел тяжких преступлений? Еще ему пришло в голову, что в комнате детективов никто не называет Дженеро по имени, хотя зовут его Ричардом, а обычно: «Подойди, Дженеро», или чаще: «Отойди, Дженеро». Иногда его называли Задница-Дженеро, впрочем ласково. Если у полицейских в отделе тяжких преступлений, не было имен и если у Дженеро было имя, которое никто не употреблял, то, значит, судьба заготовила для Дженеро успешную карьеру в отделе тяжких преступлений. Браун искренне верил в это.
– Значит, это жертва? – произнес Гардиган.
– Нет, это бумажный коврик, – сказал Браун.
– Я забыл, что имею дело с восемьдесят седьмым, – сказал Гардиган.
– Комедианты, – сказал Ганрахан.
– Идиоты, - сказал Мандельбаум, – два часа ночи.
– Мы вытащили тебя из кроватки? – спросил Браун.
– Засунь ее себе в задницу, – любезно пожелал ему Мандельбаум.
– Передом, – сказал Гардиган. И Браун подумал, не расистское ли это замечание.
– Кто он? – спросил Ганрахан.
– Еще не переворачивали, – сказал Клинг.
– Ну так сделайте это, – сказал Ганрахан.
– Не раньше, чем с ним закончит судмедэксперт.
– Кто сказал?
– Новые правила, не больше года.
– К черту правила. Мы закоченеем, пока дождемся судмедэксперта. Сегодня субботний вечер: знаешь, сколько людей убьют сегодня вечером?
– Сколько? – спросил Клинг.
– Переверните его. Делайте, что я говорю. Это отдел тяжких преступлений, – сказал Ганрахан.
– Давайте зафиксируем ваше решение на бумаге, – предложил Клинг. – О том, чтобы я перевернул его до того, как судмедэксперт признает его смерть.
– Да ты же видишь, что он умер! Что тебе еще надо? У человека лица не осталось: зачем тебе заключение судмедэксперта о его смерти? – Гардиган поддержал своего партнера.
– Тогда ты его и переворачивай, – встрял Браун, поддерживая своего партнера.
– Ладно, будем ждать судмедэксперта, хорошо? – смирился Ганрахан.
– Мы закоченеем здесь, когда приедет судмедэксперт, – повторил Мандельбаум.
Ни Браун, ни Клинг не ответили.
Судмедэксперт не приезжал почти до трех ночи. К этому времени мобильная группа была уже на месте преступления и делала все, за исключением прикосновений к телу. Фотографы снимали, ставились указатели с надписью «Место преступления». Браун и Клинг делали зарисовки. Все промерзли до костей. Но пока еще тело официально не стало трупом. Наконец величественно появился судмедэксперт. Он спускался по пандусу, напоминая клоуна, который приготовился раздавать воздушную кукурузу и призы.
– Извините за опоздание, джентльмены, – сказал он.
Судмедэксперт склонился над телом, расстегнул пальто на убитом. Они сразу увидели руку, сжимающую рукоятку пистолета в кобуре.
– Так-так, – сказал Гардиган.
Не без труда судмедэксперт расстегнул клетчатый пиджак мужчины. Он приготовился просунуть стетоскоп под жилет и сорочку к груди, чтобы наилучшим образом определить, что пули, выпущенные в лицо, привели к остановке сердца, когда заметил – одновременно с пятью детективами, тремя патрульными, фотографом и двумя сотрудниками лаборатории, – что в жилете этого человека было по крайней мере двенадцать карманов.
– Последний раз я видел такое у карманника, – сказал Мандельбаум. – Во все эти кармашки вор складывал краденое.
Но убитый не был карманником.
Если только в тот день у него не было особого везения.
Как только судмедэксперт закончил (он установил смерть), они обыскали все кармашки в жилете. И в каждом из этих кармашков они нашли пластиковые пакетики. И в каждом из этих пластиковых пакетиков они нашли бриллианты различных размеров и формы.
– Да это просто ходячий ювелирный магазин, – сказал Гардиган.
– Вернее, лежачий, – усмехнулся Ганрахан.
– Ишь ты, какие ледышки! - воскликнул Мандельбаум.
Глава 7
Обещали только снег. Но к утру пошел мокрый снег, а потом и просто дождь. Улицы стали скользкими. Карелла чуть не упал по дороге к метро. Когда он был маленьким, мать рассказывала ему две страшные истории, и одна из них запомнилась ему на всю жизнь. Первая история была про дядю Чарли, которого он никогда не видел. Подстригая брови, он случайно выколол себе глаз ножницами. Карелла иногда подстригал брови в парикмахерской, но никогда не рисковал это делать сам. Мать также рассказывала ему про дядю Сальваторе, который поскользнулся на льду у дверей своей галантереи на Калмз-Пойнт и хлопнулся на спину; с тех пор он прикован к инвалидному креслу. Поэтому, когда Карелла видел наледь на тротуаре или на дороге, он шагал по ней или ехал с крайней осторожностью.
Карелла знал (и, кстати, любил) своего дядю Сальваторе. И всегда, когда дядя Сальваторе спрашивал его, почему он не носит шляпу, Карелла чувствовал себя немного виноватым.
– Ты должен носить шляпу, – говорил дядя Сальваторе. – Если будешь ходить без шапки, сорок процентов твоего тепла будет уходить через голову, и ты замерзнешь.
Карелла не любил шапок. Он сказал дяде, что не любит шапок. Дядюшка покрутил указательным пальцем у виска.
– Паццо, – сказал он, что по-итальянски означало «идиот». Тот самый дядюшка рассказал ему единственный анекдот про галантерею, который Карелла слышал в жизни.
– Итак, приходит один человек в галантерею, – рассказывал дядюшка. – Галантерейщик подходит к нему и говорит: «Слушаю вас, сэр, что у вас на уме?» А человек отвечает: «На уме у меня срамные губы, но покажите мне шляпу».
Эту историю дядюшка рассказал, когда Карелле было шестнадцать. Они находились в галантерее дядюшки, которой он по-прежнему успешно управлял из инвалидного кресла. Он умер три года спустя.
В то утро Карелла ехал на работу целых два часа. В метро он размышлял, что купить Тедди на Валентинов день, то есть сегодня, в воскресенье, когда все магазины закрыты. Он хотел приобрести что-то вчера, до того, как ему было поручено расследовать дело об убийстве Салли Андерсон. Тедди сказала ему за завтраком с таинственной улыбкой, что купит ему подарок днем и преподнесет вечером, когда он придет с работы. Он сказал ей, что торопиться не надо: несмотря на завтрашний праздник День президентов, много магазинов будет открыто, и, кроме того, дороги расчистят и посыплют песком. Тедди сказала, что она уже «назначила». "Что назначила?" – думал он.
Мейер Мейер носил на голове подарок, который он получил от жены на Валентинов день.
Подарок представлял из себя вязаную шапочку, которая заставила бы дядюшку Сальваторе сиять от гордости. Жена Мейера Сара связала шапку сама. Это была белая шапочка, расшитая по краю красными сердечками. Мейер прохаживался по комнате детективов, гордо демонстрируя ее.
– Если на тебе такая шапочка, то уже никто не подумает, что ты лысый, – сказал Такаши Фудживара. Тут появился Карелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46