– Как, уже? – спросил он с показным изумлением. – Вот уж не думаю, что вы обнаружите что-нибудь интересное, ибо… – тут он понизил голос и продолжил заговорщическим тоном: – …ибо при повторной аутопсии этого практически никогда не случается. Пустая трата времени, поверьте мне. Тем не менее оплачивается неплохо, не так ли?
При словах коллеги Айзенменгер внезапно почувствовал усталость, но отнюдь не от работы.
– Нет, Чарльз, я еще не вполне закончил.
Он обратился к Клайву:
– Подложите валик ей под спину. Я хочу осмотреть ее шею и лицо.
– Ну знаете! – тут же отреагировал Сайденхем и, бросив взгляд на Уортон, пожал плечами, показывая тем самым, что бессилен перед этим ослиным упрямством.
Клайв принес фигурный резиновый валик, предназначенный специально для этих целей. Взявшись за шею девушки сзади одной рукой, он без труда придал телу Никки Экснер сидячее положение (Айзенменгер сомневался, что у него самого хватило бы на это сил). Затем Клайв положил валик примерно на середине грудной части позвоночника, и когда тело опустилось на него, голова девушки откинулась назад, открыв взору Айзенменгера шею.
Взяв скальпель, доктор сделал поперечный разрез вдоль ключиц, не обращая внимания на ехидный вопрос Сайденхема: «Это южный или центральный маршрут?»
Он не объяснил, что именно собирается делать, но посмотрел на Елену, которая слегка нахмурилась и выглядела, на его взгляд, чересчур бледной. Дышала она тоже довольно неровно.
Тем не менее доктор приступил к делу.
Медленно и осторожно орудуя скальпелем и щипцами, он начал снимать кожу сначала с шеи, затем с подбородка и лица.
Для профессионала это была прекрасная возможность рассмотреть не только всю сложную мускулатуру лица и шеи, образующую рот, губы и нос, но и подкожные кровеносные сосуды. Прямо-таки наглядный урок по анатомии.
Новичку, однако, манипуляции доктора могли показаться просто варварским сдиранием кожи с совершенно непонятной целью – занятием бессмысленным и отвратительным. Сайденхем громко выражал сомнение в целесообразности этой процедуры, обращаясь за поддержкой к собравшимся. Те же восприняли происходящее по-разному, но в целом негативно. Только Клайв, наблюдавший подобные операции сотни раз и не считавший себя вправе критиковать действия патологоанатома, а также Джонсон сохраняли полное спокойствие. Джонсон деловито строчил в своем блокноте – еще более сосредоточенно, чем прежде. Энтони исходил потом и с озадаченным видом щелкал затвором по требованию Айзенменгера, и на его лице читалась уверенность в том, что он продешевил, согласившись на пятьдесят фунтов. Уортон, отвернувшись и скрестив руки где-то в районе диафрагмы, с отсутствующим видом разглядывала свои черные лакированные туфли. Елена, решившая внимательно наблюдать за всеми действиями Айзенменгера, вскоре, а именно когда доктор принялся обнажать лицо девушки, участок за участком, поняла свою ошибку. Теперь Елена испытывала к манипуляциям патологоанатома все большее отвращение.
Айзенменгер попросил Клайва помочь ему отогнуть разрезанную кожу, обнажив безгубую улыбку мышц и зубов, и в этот момент его взгляд совершенно случайно встретился со взглядом Елены. Женщина слегка посерела и несильно, но все же заметно покачивалась. Спустя секунду-другую амплитуда этих колебаний возросла, а лицо и вовсе потеряло осмысленное выражение.
– Боб! – произнес Айзенменгер и кивнул в сторону Елены.
Джонсон отложил блокнот и поспешил к Елене, в самый последний момент успев подхватить ее на руки. Держа девушку за плечи, он осторожно вывел ее из комнаты. Айзенменгер посмотрел им вслед, но вдруг поймал насмешливый взгляд Уортон и вернулся к работе.
Когда кожа с лица и шеи была полностью снята, он внимательно изучил все ткани на лице, но особое внимание обратил на шею. Минут пятнадцать он рассматривал след от веревки, заставил Энтони сфотографировать его со всех сторон и взял несколько образцов, в том числе, к удивлению Сайденхема, выше и ниже этого следа. Неоднократно для проверки он прикладывал кожу к шее, затем снова убирал ее.
Наконец Айзенменгер выпрямился, сделал шаг назад и, кивнув Клайву, произнес:
– Все. Спасибо.
Доктор стянул с уставших рук перчатки и повернулся к Сайденхему, который обрадовался, как пес, чей хозяин неожиданно вернулся домой.
– Неужели все?…
– Да, пожалуй.
Сайденхем взглянул на часы:
– Три с половиной часа. Да, свой гонорар вы отработали сполна.
– Возможно, вы и правы, Чарльз, – улыбнулся Айзенменгер.
Он не без удовольствия отметил озабоченное выражение, появившееся на лице не только Сайденхема, но и Уортон.
Айзенменгер принял душ и переоделся. Когда он вернулся в прозекторскую, Уортон с Уилсоном уже ушли. У обоих, как заметил Клайв, был не слишком счастливый вид. Однако причины тому были разные. Сайденхем же еще только собирался покинуть морг. Его самоуверенность ничто не могло поколебать, и он жизнерадостно обратился к Айзенменгеру:
– Счастливо, Джонни. Рад был видеть тебя. Может, тебе следует вернуться в профессию?
Когда дверь за ним захлопнулась, Айзенменгер вытащил из кармана кошелек и, отсчитав пять десятифунтовых бумажек, протянул их Клайву.
– Как вы думаете, Клайв, следует мне сделать это или нет?
– Мне было бы приятно работать с высококлассным специалистом, – с невозмутимым лицом ответил Клайв.
Джонсон с Еленой ждали доктора в конторе. Вид У Джонсона был усталый и несколько обеспокоенный, Елена же, напротив, казалась чрезвычайно возбужденной.
– Что вам удалось установить? – спросила она, едва Айзенменгер переступил порог.
Эта нетерпеливость никак не вязалась с ее обычным хладнокровием. Но Айзенменгер чувствовал себя донельзя вымотанным, к тому же строить гипотезы по первому впечатлению, не взвесив все как следует, было не в его правилах.
– Я пока не готов дать ответ.
На лице женщины отразились разочарование и откровенное недовольство.
– Почему? – спросила она.
– Мне надо обдумать то, что я увидел. Постараться составить общую картину из разрозненных фактов и соотнести ее с тем, что было известно раньше.
– Но вы обнаружили хоть что-нибудь? – едва ли не с отчаянием воскликнула она. – Что-нибудь существенное?
Айзенменгер вздохнул, не в силах аргументировано изложить свою позицию. Он сказал только:
– Я не ожидал, что Сайденхем провел вскрытие настолько небрежно. – Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Елена оставила его в покое, но она просто не в состоянии была это сделать, не добившись от патологоанатома хоть какого-то позитивного ответа. – Пожалуй, есть кое-что интересное. Думаю, будут основания оспорить первоначальные выводы.
Елена уже было открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но тут в разговор вмешался Джонсон:
– Наверное, доктору Айзенменгеру действительно надо обдумать все это, прежде чем сказать что-то конкретное.
Елена была явно не удовлетворена услышанным, но ей ничего не оставалось, как ответить со вздохом:
– Да, конечно. Просто мне очень хочется поскорее получить результат.
– И к тому же мне пора ехать, – прибавил Джонсон. – Я и так уже задержался. Вас подвезти, Елена?
Женщина замялась.
– Нам надо бы обсудить наши дела. Вы обещали рассказать о том, что вам удалось выяснить.
Джонсон посмотрел на часы:
– Понимаете, я обещал быть дома не позже половины одиннадцатого. Я не думал, что все это займет так много времени.
– Тогда, может быть, встретимся завтра утром? Часов в десять у меня в конторе? – спросила Елена и повернулась к Айзенменгеру: – А вы сможете прийти?
Субботнее утро. Выходные у него были абсолютно свободны. Поэтому он, как и Джонсон, кивнул. Это несколько успокоило Елену, и она поднялась с кресла.
– Давайте я вас подвезу, а то Боб торопится, – предложил Айзенменгер.
Елена ненадолго заколебалась, и доктор уже решил, что она откажется, как будто поездка на автомобиле в его обществе представлялась ей слишком опасным приключением, но Елена ответила:
– Спасибо. Вы не возражаете? – Последняя часть фразы относилась к Джонсону.
Тот, естественно, не возражал, тем более что самому ему надо было в другую сторону. Задержав на секунду взгляд на Айзенменгере, он произнес:
– Так я поехал. До завтра.
В машине Елена больше молчала – видимо, устала. По крайней мере, так решил Айзенменгер. Правда, она еще во время их первой встречи показалась ему не слишком общительной. Он ее, по сути, совершенно не знал и чувствовал, что такое положение дел ее вполне устраивает.
– Вы не водите? – спросил он, чтобы нарушить молчание.
Она смотрела вперед сквозь сетку из дождевых капель на ветровом стекле. Свет уличных фонарей, мимо которых они проезжали, периодически выхватывал из темноты ее лицо. Сильный аромат ее духов оказывал на Айзенменгера почти опьяняющее действие.
– Нет, не вожу, – ответила Елена. – Это большой недостаток? Теперь ведь едва ли не все водят машину.
– Да нет, почему недостаток? – ответил доктор. – А вы не хотите научиться из принципа или не можете сдать экзамен?
Наконец она повернулась к Айзенменгеру, Ее глаза в красном неоновом свете казались особенно большими.
– Дело в том, доктор, что я никогда не испытывала склонности к этому занятию. А вы всегда так бесцеремонны с женщинами?
Прямо Джейн Остин, да и только. Взглянув на женщину краем глаза, Айзенменгер увидел у нее на лице самодовольную ухмылку.
– Сейчас направо, – бросила она и через секунду добавила: – Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть белой вороной. Скорее наоборот, это надо ценить.
Столь странное замечание несколько удивило Айзенменгера. Выровняв машину после поворота, он сказал:
– Я и не говорил, что это плохо.
Елена ничего не ответила, как будто разговор ей надоел, и тогда доктор продолжил:
– Вам, похоже, нравится быть оригинальной.
Она опять промолчала. Так прошло еще несколько минут.
– Теперь по второй улице направо, затем первый поворот налево. И остановитесь напротив большого многоквартирного дома. Во дворе, скорее всего, негде приткнуться – в это время он забит машинами.
Что ж, вполне разумно.
Лишь после того, как он, следуя указаниям Елены, остановил машину напротив высокого ухоженного здания в неогеоргианском стиле, она произнесла, по-прежнему не глядя на доктора:
– Мой отчим говорил, что быть оригинальным – значит быть свободным.
– Ваш отчим, кажется, умер? – спросил Айзенменгер.
– Боб рассказал вам, да? – отозвалась она спокойно. Затем в очередной раз посмотрела прямо на него. Лицо ее теперь казалось застывшим, но это ничуть его не портило. – Я, похоже, довольно беспечно отношусь к людям. Сначала потеряла отца, потом отчима.
Она смотрела ему прямо в глаза, и неожиданно Айзенменгер почему-то подумал, что запах ее духов хотя и слишком сильный, но приятный.
– Не обижайтесь на Боба, – сказал он.
– А я и не обижаюсь, – пожала она плечами.
Внезапно Елена распахнула дверь и вышла из машины. Айзенменгер, не ожидавший этого, не успел опередить ее и подать руку. Выскочив вслед за Еленой, он окликнул ее.
Она остановилась посреди дороги.
– Да?
А он не знал, что ей сказать. Они молча смотрели друг на друга поверх крыши автомобиля. Неожиданно для себя самого он выпалил:
– Когда мы закончим это дело, приглашаю вас в ресторан.
Он был готов проглотить собственный язык. Что на него нашло, черт побери?
Однако Елена, похоже, не усмотрела в предложении доктора ничего из ряда вон выходящего и сейчас молча раздумывала, принять его или нет. Вдалеке раздался шум подъезжавшего автомобиля. Двигатель работал громко, и его рокот эхом отражался от близлежащих домов.
– Вы серьезно?
Выражение ее лица казалось доктору совершенно непонятным. Между тем автомобиль приближался к ним, набирая скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67