Бросив на Джонсона испуганный взгляд, Гамильтон-Бейли ответил:
– Бэзил Рассел, – и поспешно прибавил, дабы на его коллегу не пала тень подозрения: – Он видел это сегодня утром.
Кивнув, Джонсон продолжал стоять в непринужденной позе. Казалось, он мог простоять так целую вечность. Наконец, набравшись смелости, профессор спросил:
– Вы хотите узнать еще что-то, констебль?
Молча смерив фигуру Гамильтона-Бейли безучастным взглядом, Джонсон покачал головой:
– На данный момент – нет, профессор.
Джонсон вышел из кабинета, думая о том, что реакция Гамильтона-Бейли на его вопросы все-таки была не вполне адекватной, не вполне естественной.
Кафе было невзрачным, обветшалым и грязным, но Джонсон так устал, что с удовольствием опустился бы на лавку даже в какой-нибудь вшивой ночлежке. Кофе обжигал язык, у пластикового стаканчика стенки были такие тонкие, что пропускали свет, а черствая булочка не рассыпалась на крошки лишь потому, что ее удерживал от этого толстый слой маргарина. Когда кофе остыл достаточно, чтобы можно было его проглотить, Джонсон убедился, что хозяин заведения явно сэкономил на его приготовлении.
Однако это, по крайней мере, была какая-то жидкость, и к тому же не нужно было больше стоять на ногах. Джонсон откинулся на спинку диванчика и прикрыл глаза, прогоняя назойливую мысль, что дизайнер, придумавший этот предмет мебели, был, по всей вероятности, либо калекой с аномальным телосложением, либо инопланетянином, либо просто садистом. Каждый столик этого кафе обрамляли по периметру три таких диванчика, между которыми оставались проходы.
Как бы то ни было, а наконец-то выдалась минута покоя. Можно было расслабиться.
Поначалу в зале было малолюдно, но к тому времени, когда Джонсон расправился с булочкой и странной темно-коричневой жидкостью в стаканчике, кое-какой народ набежал, и помещение наполнилось гулом голосов. Его, как незнакомца, никто не беспокоил, но кабинка рядом с ним была набита студентами.
Разумеется, разговорчивыми.
Сперва они просто говорили об убийстве, затем перешли к деталям и даже стали выдвигать версии, по большей части фантастические. Джонсон продолжал сидеть, прислонившись головой к зеленой крашеной стене и меланхолично улыбаясь. Он специально не подслушивал разговор, но…
– Она сама на это напросилась.
Улыбка Джонсона не дрогнула, дыхание оставалось ровным, но прислушивался он теперь очень внимательно.
Заинтересовавшую его фразу произнесла невысокая темноволосая девушка, не отличавшаяся особой красотой. У Джонсона мелькнула мысль, что столь едкое замечание вызвано обыкновенной завистью, однако вскоре он отбросил эту мысль. Хотя четверо из пятерых ее собеседников принадлежали к сильной половине человечества, все они придерживались того же мнения.
– Она была воображалой, но при этом неразборчивой, – заявил прыщавый юнец с волнистыми белокурыми волосами и физиономией, про которую принято говорить «кирпича просит».
– Да просто уличной девкой! – фыркнула та же темноволосая студентка. В ее голосе, интонации и даже легком уэльском акценте звучал праведный гнев.
Прыщавый молодой человек предпочел не развивать эту тему, а один из его товарищей – юноша со спортивной фигурой, производивший более приятное впечатление, – произнес:
– По большому счету я не знал ее.
– Ее интересовали мальчики со второго курса и постарше, – вступила в разговор длинноволосая блондинка.
– Да, и подчас намного постарше.
Уэльский акцент уже начинал действовать Джонсону на нервы, но тут он задумался, что именно его обладательница имела в виду.
Неожиданно разговор замолк и атмосфера в соседней кабинке изменилась. Джонсон не стал поворачивать голову в сторону студентов, но осторожно оглядел зал. От стойки бара к их кабинке приближался молодой человек в белом пиджаке со стаканом кока-колы в руке: выглядел он на год или два старше соседей Джонсона. Вид у него был подавленный.
Пройдя мимо и ни с кем не поздоровавшись, он опустился на диванчик за столиком в дальнем углу зала.
В соседней кабинке голос с уэльским акцентом произнес:
– Не понимаю, чего он ходит как в воду опущенный. Уже сколько месяцев прошло, как она его бросила!
Пластиковый стаканчик с остатками кофе уже давно не обжигал Джонсону пальцы, а о том, чтобы сделать из него глоток, страшно было даже подумать. Отодвинув от себя это пойло, Джонсон поднялся и, стараясь не привлекать к себе внимания, прошел прямо к столику, за которым сидел юноша в белом пиджаке.
– Разрешите? – спросил он, подсаживаясь.
Ответом ему была лишь гримаса, на короткое мгновение исказившая лицо студента. Впрочем, молодой человек быстро взял себя в руки, но все равно не ответил, а лишь сильнее сгорбился над стаканом кока-колы, словно оберегая его от воздействия света.
Джонсон не видел причин тянуть время. Достав из кармана удостоверение, он продемонстрировал его молодому человеку:
– Сержант сыскной полиции Джонсон. Ты не против немного поболтать?
Студент откинулся на спинку диванчика и, закрыв глаза, произнес спокойным тоном:
– Вот черт.
– К сожалению, я не знаю твоего имени, – продолжил Джонсон, пропустив слова студента мимо ушей.
В ответ что-то прошелестело. Сержант явственно уловил какой-то звук, хотя губы молодого человека не шевелились и в его лице, обращенном к потолку, ровным счетом ничего не изменилось.
Джонсон решил, что пока не стоит давить на парня.
– Я, конечно, прошу прощения, но у меня сегодня что-то со слухом. Ты не мог бы говорить громче?
– Мэтью Сакс.
– Ты на каком курсе, Мэтью?
– На четвертом.
Мэтью Сакс был довольно привлекателен, атлетически сложен и одет с претензией на элегантность, хотя его роскошный пиджак был несколько помят и запачкан. Из нагрудного кармана торчали ручки и фонарики в виде ручек, боковые же карманы пиджака были набиты книгами в мягких обложках и блокнотами. На шее юноши красовался стетоскоп – своего рода эмблема профессии.
– Я подумал, ты можешь рассказать мне что-нибудь о Никки Экснер.
Мэтью резко опустил голову и впервые посмотрел прямо на Джонсона.
– Значит, это правда? Ее убили?
– Она пропала, и мы ее ищем.
– Но ведь в музее произошло убийство?
– Да, там обнаружили тело.
Юноша продолжал расспрашивать все настойчивее – было видно, что эта девушка для него не просто знакомая.
– Но если Никки пропала…
Джонсон решил, что хватит ходить вокруг да около, и спросил:
– Ты знал ее?
Целую минуту Сакс молча смотрел на сержанта. Затем, словно ребенок, проигравший старшему брату в шашки, покорно опустил глаза.
– Да.
– Близко?
– Ну… мы встречались какое-то время.
– Как долго?
– Месяца два.
– Когда это было?
Парень на секунду задумался.
– Прошлым летом. Где-то в июне-июле.
– И что между вами произошло?
Джонсон чертовски хорошо представлял, что именно произошло, но такова уж была его работа – задавать вопросы, ответы на которые он и так знал. Сейчас он ожидал от Мэтью Сакса любого ответа, но никак не того, что юноша заплачет.
Сначала Сакс просто молчал, но затем молчание – плодородная почва для самых разных мыслей – выдавило из его глаз тяжелые слезы. Мэтью пытался остановить их, лицо его застыло, словно каменное, но в конце концов парень закрыл его руками и разрыдался. Джонсон молча ждал, как ему приходилось ждать уже десять тысяч раз прежде.
Наконец, сделав глубокий вдох, будто воздух был необходим ему, чтобы успокоиться, молодой человек поднял голову.
– Она бросила меня. Мы провели два потрясающих месяца, а потом она вдруг сказала, что между нами все кончено.
В его голосе звучали боль и удивление. Он думал, что любовь, привязанность – это самое главное в жизни, но оказалось, что не для всех.
Джонсон ничего не ответил на это. Любые слова утешения тут были бы лишними. Да Мэтью и не нуждался в утешении. Ему просто нужно было выговориться.
– Я до сих пор не могу понять почему. Нам было хорошо вместе. Мы не ссорились – ни разу за все это время. Она уехала домой на каникулы, а мне пришлось остаться здесь. А когда она вернулась, то почему-то даже не захотела со мной разговаривать.
Он сделал паузу. Джонсон молчал.
– Последнее время она встречалась с Фурнье. А перед этим в течение двух месяцев у нее вроде бы не было никого. И это странно – не похоже на нее.
– Возможно, она была занята подготовкой к экзамену по анатомии – на приз? – предположил Джонсон.
Сакс нахмурился:
– Знаете, она просто не могла поверить, что ее включили в список кандидатов на приз. Она как-то вся изменилась – я никогда не видел ее такой. Она не ожидала, что достигнет таких успехов, и это ее действительно потрясло.
– Ну вот видишь!
– Да, – согласился Мэтью, но в голосе его звучало сомнение.
– Она ведь не жила в общежитии? – перевел разговор на другую тему Джонсон и тут же мысленно отругал себя за то, что употребил этот глагол в прошедшем времени. Но, Сакс не заметил оплошности сержанта.
– Это было не в ее стиле. У нее водились деньги, она любила всякие светские развлечения.
– Значит, она из состоятельной семьи?
Ответ Сакса был несколько странен:
– Так она говорила.
– Ты что, не верил ей?
Юноша глотнул кока-колы. Все столики в зале к этому времени были уже заняты, но подсесть к ним почему-то никто не пытался.
– Я видел однажды машину ее отца. Обшарпанный «форд», ничего особенного.
– А ты уверен, что это был ее отец?
– Она-то сказала, что это посторонний человек, но я понял, что она врет. Когда я подошел, они как раз обнимались и целовались на прощание, и сразу было видно, что они целуются как родственники.
Джонсон не был уверен, что молодой человек двадцати двух лет обладает достаточным опытом, чтобы безошибочно определять такие вещи.
– Она употребляет наркотики?
Он задал этот вопрос намеренно резко. Юноша был погружен в воспоминания, но застать его врасплох было не так-то легко. Однако врал он неумело.
– Нет, никогда.
Он опять вцепился в стакан с кока-колой, и Джонсон подумал, что этому жесту, возможно, подошло бы традиционное фрейдистское объяснение. Вздохнув, он повторил свой вопрос:
– И все-таки, может быть, употребляет? Она пропала, Мэтью, и если она порой выкуривает сигаретку-другую или нюхает что-нибудь популярное, то не исключено, что это связано с ее исчезновением.
Он замолчал, уверенный, что на этот раз Сакс задумается и не станет все огульно отрицать. Так и произошло.
– Ну да, употребляла, – буркнул он в ответ.
– И что именно?
– В основном кокаин и марихуану, – ответил Мэтью, зажав ладони между коленями.
– В основном?
Помотав головой, юноша что-то пробормотал.
– Что?
– Мы пробовали героин.
Тон их беседы несколько изменился. Мэтью был теперь не просто свидетелем – он признавался в нарушении закона.
– Что значит «пробовали»?
– Я попробовал только один раз.
Вечная история с этими допрашиваемыми! Приходилось кружить вокруг них, словно комар, которому во что бы то ни стало необходимо пополнить запас крови.
– А Никки?
Минутное молчание, последовавшее за этим вопросом, сказало сержанту полиции куда больше, чем ответ Мэтью Сакса:
– Для нее, похоже, это не было в новинку.
Постепенно перед Джонсоном вырисовывался довольно интересный портрет Никки Экснер. Труп не многое может сказать о человеке, как и сведения о том, что он делал перед смертью, а вот знать, что человек представлял собой при жизни, – совсем другое дело.
– Где ты был вчера вечером? – Джонсон снова перевел разговор в иное русло.
– Ездил по вызовам. Я работаю в медицинской фирме, и в эту ночь у меня было дежурство.
– Расскажи подробнее.
– Ну, эта фирма работает как «скорая помощь».
– Значит, ты всю ночь работал? Один или с кем-нибудь еще?
Вид у парня действительно был усталый.
– В четыре часа я лег спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67