– Прекрасно! Я думаю, молодым денди был Ричард Эбсворт, сын председателя правления «Калинкина». Понимаете? - Ванзаров ожидал, что его помощник на лету схватит простую мысль. Но Джуранский смущенно молчал.
Родион Георгиевич понял, что поставил ротмистра в неловкое положение.
– Как вы думаете, почему барышни Бронштейн и Валевска не напоили юного Эбсворта сомой и оставили в живых?
– Может, влюбились? - на полном серьезе пробормотал Джуранский.
– Если они не взяли его деньги, то, значит, им нужно было другое! - с легким раздражением на медленную сообразительность помощника сказал Ванзаров. - Им нужен был человек, который беспрепятственно может войти в пивные цеха и вылить в чаны сому! Сын председателя правления - вне подозрений. Это же очевидно!
– Ах ты! - вырвалось у Джуранского.
– Истина всегда перед вами! - убежденно сказал Ванзаров. - Надо только ее увидеть!
13
В восемь вечера Герасимов вспомнил, что от подчиненных нет ни слуху, ни духу. А между тем прошло уже больше пяти часов, как всерьез занялись Ланской.
Александр Васильевич потерял всякое терпение и сам спустился в тюремные подвалы, которые располагались прямо в здании «охранки», на Мойке, 12. Камеры были устроены для временного содержания арестованных и тех, кого часто вызывали на допросы по текущим делам.
Дежурный унтер-офицер тюремного блока открыл дверь камеры номер 5. Когда полковник переступил порог, ротмистр фон Котен вылил ведро ледяной воды на арестантку. Она охнула и застонала. Герасимов увидел, что помощники поработали от души.
На Ланской просто не осталось живого места. Ей связали руки, губы разбили в кровавое месиво. На полу валялась шахматная доска с обрывками кожи и кровавыми разводами. Видимо, ломали пальцы между створок. Платье с женщины сорвали до пояса. На груди горели пятна от прижигания сигаретами. Тело пересекали следы плеточных ударов.
Оба ротмистра сильно упарились. В холодном подвале они скинули мундиры, оставшись в одних сорочках с закатанными рукавами. Дукальский, примериваясь, помахивал кожаной грушей, наполненной песком. При виде начальника офицеры смутились и приняли стойку «смирно».
Герасимов молча подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка с вставленным листом. За все это время на нем появились только заглавие проводимого допроса с датой и ответ на первый вопрос. Полковник с удивлением прочитал, что барышню зовут Хелена Валевска.
– И это все? - строго спросил Александр Васильевич, выдергивая лист из каретки. - За пять часов пристрастного допроса?
– Стараемся, господин полковник, - отрапортовал Дукальский.
– А результаты? - сдерживая бешенство, сказал Герасимов.
– Молчит, - Дукальский сокрушенно вздохнул.
– На любой вопрос она отвечала бранью и пела польские песни, - не смея взглянуть начальнику в глаза, доложил фон Котен.
– Прекрасно, господа. - Герасимов скомкал листок и бросил на пол. - Не смогли разговорить слабую женщину! Хороши, нечего сказать!
– Прикажете применить особые средства? - Дукальский отбросил в угол камеры грушу с песком.
Полковник подошел к арестованной и посмотрел ей в лицо.
Александру Васильевичу пришла на ум интересная мысль: госпожи Валевской на самом деле не существует! Она не имеет вида на жительство в столице, и вообще здесь никогда не появлялась. Значит, ему не надо сообщать прокурору про арест и объяснять, кто она такая и почему потребовалось задержание. А госпожа Ланская вполне может бесследно исчезнуть. Пусть сыскная полиция ищет. Что же касается агента Озириса, то, стоит уничтожить личное дело в сейфе, - агент просто перестанет существовать. Нигде, ни в одном докладе его имя не упоминалось. А строка в расходной ведомости перейдет другому агенту. Выпускать из камеры в таком виде Валевску невозможно. Она должна заговорить. И замолчать окончательно.
– Делайте что хотите, но к утру у меня должен быть подписанный ее рукой подробный протокол допроса! Вам ясно? Подробный! - Герасимов стукнул в дверь.
Охранник немедленно отпер, выпуская полковника. Дукальский открыл ящик стола и вытащил металлическую коробочку со шприцем.
– Миша, зажми-ка ей левую руку! - сказал он напарнику.
14
Управление Калинкинского завода располагалось в недавно перестроенном здании на Эстляндской улице. У ворот Ванзарова и Джуранского встретила непривычная тишина и пустота. Лишь один сотрудник компании дежурил у входа, дожидаясь господ из сыскной полиции. Он сильно продрог и с радостью проводил приехавших к кабинету председателя правления.
Эдуард Егорович Эбсворт, дородный господин с роскошными седыми усами и маленькой бородкой, радушно поздоровался с гостями. Ему было по-мальчишески интересно принимать настоящих сыщиков.
– Ну-с, господа, чем могу быть полезен? - Эбсворт обладал приятным, сочным баском хлебосольного барина и шутника. - А то, изволите видеть, наши сегодня решили побастовать. Так сказать, в знак солидарности! И ведь, что характерно, еще вчера все были довольны и зарплатой, и работой! Пролетарии - большие затейники, доложу вам!
Ванзаров понял, что господин любит пообщаться, и резко перешел к делу.
– У нас есть основания предполагать, что на вашем заводе будет предпринята попытка крупной диверсии, - заявил он официальным тоном.
– Что предпринято? Господа, я не ослышался?
– Опасность далеко не шуточная! - Ванзаров посмотрел прямо в глаза весельчаку. Мрачное спокойствие Джуранского добавило к словам сыщика особую основательность.
– Это что же, революционеры ручную бомбу в солодовый бак бросят? - Эбсворт отказывался верить такой новости.
– Если вас интересуют детали, это будет отравление. Массовое отравление пива. Может быть, даже сегодня.
Эбсворт схватил колокольчик, отчаянно позвонил и приказал вбежавшему секретарю немедленно вызвать директора завода.
Не прошло и минуты, как в кабинете появился гладкий и дородный господин, который представился Иваном Ромуальдовичем Малецким.
– Вот, господин директор, господа из сыскной полиции сообщают, что сегодня или завтра у нас планируют диверсию! - Эбсворт погладил ухоженную бородку. - У них есть данные, что некие лица хотят отравить наше пиво. Кстати, не знаете, какой сорт выбрали злоумышленники: «Баварское», «Пильзенское», «Столовое» или «Портер»?
Господин председатель все еще пытался шутить.
– А почему таким серьезным преступлением занимается сыскная полиция, а не жандармы или Охранное отделение? - вдруг спросил Малецкий.
– Мы расследуем убийство, которое привело нас к возможным исполнителям этой акции! - Ванзаров говорил жестко и уверенно.
– Вот что, господа, я вам скажу! Может быть, где-то такое и возможно, но только не на нашем заводе! - возмущенно ответил Малецкий. - У нас, извольте знать, порядок и дисциплина! Мы не какое-нибудь затрапезное товарищество Дурдина! Мы - «Калинкин»! Лучший пивной завод России! Самый крупный, самый современный! И хочу сказать, что у нас есть заводская полиция, которая неусыпно несет вахту! К тому же ни сегодня, ни завтра на заводе никого не будет. Забастовка-с! Вот так!
– Ну-с, господа, - Эдуард Егорович сложил лапки на круглом пузике, - что скажете?
– Я прошу выслушать наше мнение приватно, - сказал Ванзаров, не глядя на Малецкого.
– У меня нет тайн от Ивана Ромуальдовича! - заявил Эбсворт патетическим тоном.
– Как скажете, - Ванзаров медленно вздохнул, - дело касается Роберта Эдуардовича…
Сыщик замолчал, дав возможность председателю осмыслить услышанное. Он не хотел, чтобы о деле с младшим Эбсвортом знал такой неприятный тип, как Малецкий.
Эбсворт помрачнел.
– Извините, Иван Ромуальдович, что вас побеспокоил, - заискивающе сказал он. - Вы свободны! Езжайте домой, отдохните, все равно у нас до понедельника нечем заняться.
Малецкий недобро глянул на Ванзарова и, ни с кем не прощаясь, вышел из кабинета.
– Обиделся, вот досада! - пробормотал Эбсворт и тут же посмотрел на Ванзарова. - Что вы хотите сообщить мне о сыне?
– Скажите, Эдуард Егорович, ваш сын знаком с производством? Он бывает в цехах?
– Ну, разумеется! - Эбсворт удивился наивному вопросу сыщика. - Он мой наследник. Я ввожу его в курс дела. Роберт полностью освоил рецептуру, знает весь технологический цикл, прекрасно разбирается в финансах. Сейчас заканчивает коммерческое училище… Господа, может, наконец объяснитесь?
Ванзаров и Джуранский переглянулись.
– Еще один вопрос… У вас нет его фотографии?
– Конечно есть! - Эбсворт повернул одну из богатых фотографических рамок, стоящих на столе. - Вот, это мой дорогой мальчик, мой Роберт!
На салонной фотографии стройный юноша, лет двадцати, в идеально приталенном костюме, с модной стрижкой и усиками, элегантно опирался рукой на колонну из папье-маше. Обычный снимок дорогого фотоателье.
– Это тот, из номера! - склонившись к сыщику, шепнул Джуранский. - И заколка на галстуке - та же!
– Мне тяжело это говорить… - продолжил Ванзаров. - Но ваш сын, скорее всего именно тот человек, который бросит отраву в чаны с пивом.
Председатель откинулся на спинку кресла и добродушно улыбнулся.
– Господа, это невозможно! - спокойно сказал он. - Мой сын второй день болеет и не выходит из дому. Доктора прописали ему постельный режим минимум на неделю.
– А доктора уже нашли причину болезни? - спросил сыщик.
– Пока нет, но мы вызвали лучших специалистов!
– Он не может есть, пьет только чистую воду маленькими глотками, сильно ослабел и ни один врач не может понять, чем он болен… - печально проговорил Родион Георгиевич.
– Да… А откуда вам это известно? - тревожно спросил Эбсворт.
– Видимо, мы действительно ошиблись! - Ванзаров поклонился и вышел.
Он не мог сказать всей правды и торопился сделать то, что еще было в его силах.
8 ЯНВАРЯ, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА
1
К пяти утра, после тринадцати часов бесконечного допроса, жандармские ротмистры Дукальский и фон Котен выбились из сил. Они испробовали все, что было в арсенале Охранного отделения. И даже особый препарат, который официально не существовал и применялся в исключительных случаях, чтобы развязать язык особо упрямым подследственным. Но проклятая полька молчала.
Скоро она перестала ощущать боль. Валевска впала в глухой обморок.
Жандармы вынуждены были признать свое поражение. Девушку отволокли в соседнюю камеру и бросили на солому.
Хелена очнулась около восьми утра.
Она разглядела дверь камеры, доползла к ней на четвереньках и ударила локтем раза три.
Охранник Баландин быстро прибежал на стук и открыл окошечко.
– Чего надо? - грубо прикрикнул он.
– Солдатик, мне бы яблочка, - прохрипела Хелена.
– Да тебе, видать, мозги отбили! - охранник ухмыльнулся. - Баланду через час получишь!
– Я заплачу, - прошептала она. - Сбегай на улицу, может, лотошник пройдет.
– И сколько дашь? - с издевкой спросил тюремщик.
Хелена подтянула ногу, сняла ботинок и вытащила из-под стельки свернутую сотенную бумажку.
– Вот! - она показала купюру. - Отдам, как принесешь…
Сто рублей - двухмесячное жалованье жандармского унтер-офицера!
Баландин запер окошечко камеры, проверил все остальные двери и выбежал на набережную Мойки.
На его удачу, невдалеке прохаживался низенький мужичок в драном зипуне с лотком яблок Баландин крикнул его. Торговец рысцой подбежал к важному покупателю и выбрал три самых спелых яблочка, запросив гривенник. Баландин сунул ему пятак и быстро исчез за массивными дверями Охранного отделения.
2
Через час, когда в подвал спустился сменщик, он обнаружил на полу бездыханное тело унтера Баландина. Рядом валялось недоеденное яблоко. Еще одно, целое, откатилось в угол дежурного помещения. Жандарм поднял тревогу.
Все арестанты оказались на месте.
И лишь в одной камере обнаружили мертвое тело женщины.
Вызванный эксперт без труда установил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49