- со сдержанной угрозой произнес Джуранский.
Пристав побагровел.
– Прошу простить, господин ротмистр, сейчас разберемся!
– Экая эксцентричная барышня! Я, признаться, решил, что сейчас в нас полетит ручная бомба, - повернувшись к Джуранскому, доктор вытер карманным платочком лоб.
– Что-то не похожа она на сумасшедшую… - пробормотал тот.
Неожиданно Серебряков вздрогнул и открыл глаза.
– Где я? - прошептал он, наткнувшись мутным взглядом на ротмистра.
– Вы в полной безопасности! - торжественно заявил Джуранский. - Что с вами случилось?
– Грядет новый бог! - прохрипел профессор. - Он очистит огнем мир! Сома сладостный! Напои меня…
Серебряков закашлялся, застонал. На лбу и по всему телу обильно выступил пот.
– Плохо дело, - сказал доктор. - Кажется, наступает кризис…
– Что мне… - растерянно начал Джуранский.
– Срочно телефонируйте Ванзарову! И Лебедеву! - крикнул Горн вдогонку убегающему ротмистру.
9
Ванзаров недослушал сбивчивый доклад Джуранского, бросил слуховую трубку телефонного аппарата, стремительно переоделся, схватил с вешалки пальто и, прыгая через ступени лестницы, выбежал на улицу. Он крикнул извозчику, что даст целковый, если тот довезет до Пятой линии Васильевского острова за десять минут.
Сани помчались по утоптанному снегу Невского проспекта с лихим посвистом. Возница нещадно бил кнутом, обгоняя экипажи и страшно крича на зазевавшихся пешеходов. На ледяных ухабах сани подбрасывало, и сыщику приходилось хвататься руками за котелок.
Родион Георгиевич старался не давать волю гневу. Он считал, что кричать на подчиненных так же бесполезно, как доказывать собственной жене ее неправоту. Но сейчас он готов был рвать и метать. Хваленые соглядатаи Курочкина прошляпили профессора. И это столичные филеры, которые считаются образцом для всей России! Перед самым их носом кто-то увел Серебрякова!
Когда сыщик рывком распахнул дверь в медицинскую Второго участка, доктор Горн все еще не терял надежды привести Серебрякова в чувство, втирая жидкость с тошнотворным запахом. Джуранский, не зная чем помочь, топтался рядом.
– Успел?! - не здороваясь, спросил Ванзаров.
– Надеяться можно только на то, что организм сам справится с шоком, - ответил Горн, продолжая растирать Серебрякова камфарой.
Грудь профессора блестела, как лаковая шкатулка. Ванзаров сразу заметил пентакль, такой же, как у Марии Ланге, что его, однако, нисколько не удивило.
Джуранский шепотом доложил начальнику все обстоятельства утреннего происшествия.
– Разве возможно такое, чтобы человек, пробыв в ледяной воде и пролежав не менее часа на льду, не умер? - повернулся Ванзаров к невозмутимому Горну.
– Теоретически - шансов выжить нет. Но пациенту помогла неестественно высокая температура! - доктор быстро накрыл тело уже приготовленным одеялом.
Серебряков хрипло вдохнул и открыл глаза.
– А, сыщик! Все вынюхиваете, шли бы домой, уже поздно. - Профессор говорил медленно, тихим, еле слышным голосом. И улыбался.
– Александр Владимирович, как вы оказались в проруби? - спросил Ванзаров с искренним сочувствием.
– Мы шли по бескрайним полям, наполненным лунным светом… - тихо проговорил Серебряков. - Вокруг лилась музыка и вставала радуга. Меня звал прекрасный голос…
– Кто был с вами? - едва не закричал сыщик.
– …а потом воды объяли меня до души моей. И я поплыл. Океан был полон любовью, во мне горел огонь радости, и я был как костер, от которого каждый может согреться. О Сома медоточивый! Ты вошел в меня!
– Александр Владимирович, что такое сома? - встревожился Родион Георгиевич. Он вновь ощутил необъяснимый страх.
Серебряков слабо улыбнулся.
– О, Ванзаров! Зачем ты спрашиваешь меня? Это великий огонь радости! Он поглощает человека до конца, он наполняет все мышцы соками счастья, он открывает глаза и дает умение видеть, он жжет, и ты сгораешь в нем до пепла, который уносит ветер погребального костра в бездонный космос! О Сома медоточивый!
– Полный бред! - серьезно заключил Джуранский, обращаясь к Горну.
Серебряков поперхнулся, тяжело и часто задышал. Страстная проповедь отняла слишком много сил.
– Кто привел вас к проруби? - громко, как глухого, спросил Ванзаров.
– Я… один, - вздохнул Серебряков. - Оставьте меня, я хочу уйти к свету. Я так устал…
По его телу прошла судорога. Ванзаров с немым вопросом повернулся к Горну, но доктор лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог, и теперь спокойно наблюдал за агонией.
И тут вдруг Джуранский решил проявить себя.
– Признайтесь, Серебряков, вы убили девицу Ланге? - в упор спросил Железный Ротмистр. Родион Георгиевич замахал на помощника руками, но было поздно.
Профессор вздрогнул.
– Кто это? - спросил он, сощурив глаза. - Вы глупец, юноша! От вас пахнет казармой… Ничтожнейший человек! Что бы я своими руками убил своё… своего друга?! Какая дикость!
Профессор начал задыхаться, из глаз потекли слезы.
– Но… - упрямо начал Джуранский.
– Ротмистр, прекратите! - крикнул Ванзаров.
Джуранский растерялся:
– Но, Родион Георгиевич, вы же сами полагали, что…
– Все! Мечислав Николаевич, прошу вас помолчать!
– Ванзаров, наклонитесь ближе, - хрипло попросил профессор.
Сыщик тут же опустился на колени перед кушеткой.
– Я слушаю вас, Александр Владимирович…
– Смерть Маши для меня это такое… такое… - Серебряков захлебнулся.
– Я верю вам, - тихо сказал Ванзаров. - Вы не знаете, кто бы мог совершить убийство? Может быть, ваши знакомые дамы?
– Они… Они не убивали Марию… Да им это и не нужно, - прошептал Серебряков. Одинокая слезинка скатилась по его щеке. - В тот вечер их не было с нами…
Ванзарову вдруг стало по-настоящему жалко одинокого, умирающего чудака, который устроил из своей жизни глупый эксперимент.
– А что было в тот вечер, Александр Владимирович?
– Маша пришла, как обычно, часов в восемь. Потом… потом мне стало плохо, и я ушел в спальню. Наверное, она ушла сама, у нее был ключ… - профессор с трудом выдавливал каждое слово.
Ванзаров точно помнил, что никакого ключа в одежде Ланге найдено не было. Хотя, судя по всему, Серебряков говорил правду.
– Простите меня, профессор, но почему вы солгали, что находились на балу Бестужевских курсов?
– Ах, это, - Серебряков облизал сухие губы. - Когда у меня обостряется болезнь, я могу спутать дни и события. Я не думал вам лгать, Ванзаров, поверьте.
– Я могу задать вам нескромный вопрос? - заторопился сыщик.
– Знаю… Мария была… особой, это было ее бедой. Но и огромным счастьем!… Если бы она была жива!… Я так страдаю без Маши!
Родион Георгиевич окончательно уверился: Серебряков не убивал Ланге. Значит, кому-то было нужно, чтоб после смерти девушки исчез и профессор. Впрочем, возможно, это никак не связано с убийством Ланге. Тогда с чем?
– У вас на груди пентакль. Я видел такой же у… Марии, - осторожно заметил Ванзаров.
Серебряков как-то странно и испуганно посмотрел на сыщика.
– Это просто… совпадение… мы шутили и сделали этот знак.
– Понимаю… Вы хотите помочь найти убийцу Марии?
– Что я уже могу… - прошептал Серебряков.
– Где нам отыскать барышню Уварову? - быстро спросил Ванзаров.
Но ответить Серебряков не успел. Он замер, закатив глаза. Горн посмотрел на часы и понимающе кивнул.
10
К громаде Сибирского торгового банка на Невском, 44, подлетела на всем скаку и встала как вкопанная роскошная тройка с холеными конями в серых яблоках. Извозчик-лихач, красавец с русым чубом под заломленной кубанкой и в распахнутом стеганом полушубке, бросил хлыст на облучок и спрыгнул на снег.
Широко улыбаясь, он подошел к саням и сдернул медвежью шкуру, которая прикрывала от зимнего ветра пассажирку. Вуаль скрывала ее лицо. Лихач сорвал с головы кубанку и галантно протянул даме в вуали руку. Мадемуазель оперлась о лапищу извозчика и грациозно поднялась с меховой подстилки. Она чуть оттянула юбку и ступила ножкой в блестящем ботиночке на тротуар. Лихач облапил жадным взглядом стройную фигурку, залихватски крутанул соломенный ус и душевно крякнул. Это означало, что извозчику ох как понравилась пассажирка!
Дама скромно кивнула, вынула из объемного ридикюля хрустящую бумажку и, зажав в двух пальчиках, протянула извозчику.
– Нет, барыня! - запротестовал тот, отказываясь принять плату.
Дама элегантным жестом вернула купюру в ридикюль и чуть прикоснулась перчаткой к румяной щеке лихача. Извозчик просто онемел от счастья.
В столице на лихачах было принято ездить в увеселительные заведения или кататься с цыганами. Лихача позволяли себе блестящие офицеры гвардии и аристократы, которым требовалось показать на весь Невский незыблемость своего финансового положения. Стоил лихач в три, а то и в пять раз дороже, чем обычные извозчики.
Вышколенный швейцар Сибирского торгового так засмотрелся на скандальное происшествие, что не сразу открыл створки тяжелых кованых дверей перед дамой.
Она поднялась по мраморным ступенькам в операционный зал.
Длинный зал с колоннами, между которыми на цепях свисали бронзовые люстры, производил впечатление. Построенный по вкусам основательных хозяев - екатеринбургских купцов, - интерьер совмещал итальянский мрамор с дубовыми табуретками вместо кресел. Но клиентов это не смущало. Сибирский торговый был в десятке самых лучших банков России и работал с крупными промышленниками, владельцами железных дорог и металлургических заводов. То есть с людьми, ценившими надежность.
Все сотрудники банка были мужчины. Все клиенты, находившиеся в этот час в операционном зале банка, тоже были мужчины. Так что появление стройной дамы в вуали не осталось незамеченным. Женщина без сопровождения в таком месте - это было уже на грани приличий.
Стихли скрипящие перья, пальцы кассиров замерли над костяшками счётов.
Но саму даму ничто не смущало. Увидев табличку «Выдача ссуд», она решительно направилась к ней.
Старший служащий Кузнецов улыбнулся неожиданному клиенту и согнулся в галантном поклоне.
– Добрый день, сударыня, чем могу служить?
– Мне нужно получить деньги по чеку, - проворковала посетительница нежно и волнующе, словно обещала лично Кузнецову страстную ночь любви. Служащий моментально расплылся в улыбке и подкрутил напомаженные усы, как делают это вульгарные приказчики в мануфактурных лавках.
– Позвольте полюбопытствовать… - попросил он.
11
В медицинскую влетел румяный Лебедев. Он кинул медвежью шапку в сторону стеклянного шкафчика с микстурами и стряхнул на пол роскошную шубу.
– Ванзаров, друг мой, не вставайте! Какая дивная картина: коленопреклоненный сыщику постели умирающего свидетеля! Передвижники умрут от зависти! - у Лебедева, как всегда, было прекрасное настроение. Кто бы мог подумать, что ночью он спал всего два часа, разгадывая в лаборатории тайну вещества, обнаруженного в теле Марии Ланге.
– Уступаю вам место, - Ванзаров медленно встал с пола и отряхнул колени.
Лебедев бережно поставил свой походный чемоданчик рядом с кушеткой.
– Давно без сознания?
– Минуты две, не больше. До этого периодически. Думаю, наступила агония, - доложил участковый доктор.
– Это правда, что профессор купался в проруби и загорал на морозе? - Эксперт рассматривал зрачки пациента.
– Да, Аполлон Григорьевич, и после всего этого я наблюдал у него температуру выше сорока градусов! - ответил Горн.
Лебедев присвистнул.
– Однако! Какой крепкий орешек! И на груди пентакль, точь-в-точь как у той барышни.
Горн кивнул.
Лебедев вытащил из-под одеяла правую руку Серебрякова, осмотрел и одобрительно кивнул головой:
– А ведь вы, Родион Георгиевич, были правы. На указательном пальце профессора несмываемый черный след от жидкости, которой были нанесены пентакли. Как вы и заметили на фотографии. Поздравляю с главной уликой дела Ланге!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Пристав побагровел.
– Прошу простить, господин ротмистр, сейчас разберемся!
– Экая эксцентричная барышня! Я, признаться, решил, что сейчас в нас полетит ручная бомба, - повернувшись к Джуранскому, доктор вытер карманным платочком лоб.
– Что-то не похожа она на сумасшедшую… - пробормотал тот.
Неожиданно Серебряков вздрогнул и открыл глаза.
– Где я? - прошептал он, наткнувшись мутным взглядом на ротмистра.
– Вы в полной безопасности! - торжественно заявил Джуранский. - Что с вами случилось?
– Грядет новый бог! - прохрипел профессор. - Он очистит огнем мир! Сома сладостный! Напои меня…
Серебряков закашлялся, застонал. На лбу и по всему телу обильно выступил пот.
– Плохо дело, - сказал доктор. - Кажется, наступает кризис…
– Что мне… - растерянно начал Джуранский.
– Срочно телефонируйте Ванзарову! И Лебедеву! - крикнул Горн вдогонку убегающему ротмистру.
9
Ванзаров недослушал сбивчивый доклад Джуранского, бросил слуховую трубку телефонного аппарата, стремительно переоделся, схватил с вешалки пальто и, прыгая через ступени лестницы, выбежал на улицу. Он крикнул извозчику, что даст целковый, если тот довезет до Пятой линии Васильевского острова за десять минут.
Сани помчались по утоптанному снегу Невского проспекта с лихим посвистом. Возница нещадно бил кнутом, обгоняя экипажи и страшно крича на зазевавшихся пешеходов. На ледяных ухабах сани подбрасывало, и сыщику приходилось хвататься руками за котелок.
Родион Георгиевич старался не давать волю гневу. Он считал, что кричать на подчиненных так же бесполезно, как доказывать собственной жене ее неправоту. Но сейчас он готов был рвать и метать. Хваленые соглядатаи Курочкина прошляпили профессора. И это столичные филеры, которые считаются образцом для всей России! Перед самым их носом кто-то увел Серебрякова!
Когда сыщик рывком распахнул дверь в медицинскую Второго участка, доктор Горн все еще не терял надежды привести Серебрякова в чувство, втирая жидкость с тошнотворным запахом. Джуранский, не зная чем помочь, топтался рядом.
– Успел?! - не здороваясь, спросил Ванзаров.
– Надеяться можно только на то, что организм сам справится с шоком, - ответил Горн, продолжая растирать Серебрякова камфарой.
Грудь профессора блестела, как лаковая шкатулка. Ванзаров сразу заметил пентакль, такой же, как у Марии Ланге, что его, однако, нисколько не удивило.
Джуранский шепотом доложил начальнику все обстоятельства утреннего происшествия.
– Разве возможно такое, чтобы человек, пробыв в ледяной воде и пролежав не менее часа на льду, не умер? - повернулся Ванзаров к невозмутимому Горну.
– Теоретически - шансов выжить нет. Но пациенту помогла неестественно высокая температура! - доктор быстро накрыл тело уже приготовленным одеялом.
Серебряков хрипло вдохнул и открыл глаза.
– А, сыщик! Все вынюхиваете, шли бы домой, уже поздно. - Профессор говорил медленно, тихим, еле слышным голосом. И улыбался.
– Александр Владимирович, как вы оказались в проруби? - спросил Ванзаров с искренним сочувствием.
– Мы шли по бескрайним полям, наполненным лунным светом… - тихо проговорил Серебряков. - Вокруг лилась музыка и вставала радуга. Меня звал прекрасный голос…
– Кто был с вами? - едва не закричал сыщик.
– …а потом воды объяли меня до души моей. И я поплыл. Океан был полон любовью, во мне горел огонь радости, и я был как костер, от которого каждый может согреться. О Сома медоточивый! Ты вошел в меня!
– Александр Владимирович, что такое сома? - встревожился Родион Георгиевич. Он вновь ощутил необъяснимый страх.
Серебряков слабо улыбнулся.
– О, Ванзаров! Зачем ты спрашиваешь меня? Это великий огонь радости! Он поглощает человека до конца, он наполняет все мышцы соками счастья, он открывает глаза и дает умение видеть, он жжет, и ты сгораешь в нем до пепла, который уносит ветер погребального костра в бездонный космос! О Сома медоточивый!
– Полный бред! - серьезно заключил Джуранский, обращаясь к Горну.
Серебряков поперхнулся, тяжело и часто задышал. Страстная проповедь отняла слишком много сил.
– Кто привел вас к проруби? - громко, как глухого, спросил Ванзаров.
– Я… один, - вздохнул Серебряков. - Оставьте меня, я хочу уйти к свету. Я так устал…
По его телу прошла судорога. Ванзаров с немым вопросом повернулся к Горну, но доктор лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог, и теперь спокойно наблюдал за агонией.
И тут вдруг Джуранский решил проявить себя.
– Признайтесь, Серебряков, вы убили девицу Ланге? - в упор спросил Железный Ротмистр. Родион Георгиевич замахал на помощника руками, но было поздно.
Профессор вздрогнул.
– Кто это? - спросил он, сощурив глаза. - Вы глупец, юноша! От вас пахнет казармой… Ничтожнейший человек! Что бы я своими руками убил своё… своего друга?! Какая дикость!
Профессор начал задыхаться, из глаз потекли слезы.
– Но… - упрямо начал Джуранский.
– Ротмистр, прекратите! - крикнул Ванзаров.
Джуранский растерялся:
– Но, Родион Георгиевич, вы же сами полагали, что…
– Все! Мечислав Николаевич, прошу вас помолчать!
– Ванзаров, наклонитесь ближе, - хрипло попросил профессор.
Сыщик тут же опустился на колени перед кушеткой.
– Я слушаю вас, Александр Владимирович…
– Смерть Маши для меня это такое… такое… - Серебряков захлебнулся.
– Я верю вам, - тихо сказал Ванзаров. - Вы не знаете, кто бы мог совершить убийство? Может быть, ваши знакомые дамы?
– Они… Они не убивали Марию… Да им это и не нужно, - прошептал Серебряков. Одинокая слезинка скатилась по его щеке. - В тот вечер их не было с нами…
Ванзарову вдруг стало по-настоящему жалко одинокого, умирающего чудака, который устроил из своей жизни глупый эксперимент.
– А что было в тот вечер, Александр Владимирович?
– Маша пришла, как обычно, часов в восемь. Потом… потом мне стало плохо, и я ушел в спальню. Наверное, она ушла сама, у нее был ключ… - профессор с трудом выдавливал каждое слово.
Ванзаров точно помнил, что никакого ключа в одежде Ланге найдено не было. Хотя, судя по всему, Серебряков говорил правду.
– Простите меня, профессор, но почему вы солгали, что находились на балу Бестужевских курсов?
– Ах, это, - Серебряков облизал сухие губы. - Когда у меня обостряется болезнь, я могу спутать дни и события. Я не думал вам лгать, Ванзаров, поверьте.
– Я могу задать вам нескромный вопрос? - заторопился сыщик.
– Знаю… Мария была… особой, это было ее бедой. Но и огромным счастьем!… Если бы она была жива!… Я так страдаю без Маши!
Родион Георгиевич окончательно уверился: Серебряков не убивал Ланге. Значит, кому-то было нужно, чтоб после смерти девушки исчез и профессор. Впрочем, возможно, это никак не связано с убийством Ланге. Тогда с чем?
– У вас на груди пентакль. Я видел такой же у… Марии, - осторожно заметил Ванзаров.
Серебряков как-то странно и испуганно посмотрел на сыщика.
– Это просто… совпадение… мы шутили и сделали этот знак.
– Понимаю… Вы хотите помочь найти убийцу Марии?
– Что я уже могу… - прошептал Серебряков.
– Где нам отыскать барышню Уварову? - быстро спросил Ванзаров.
Но ответить Серебряков не успел. Он замер, закатив глаза. Горн посмотрел на часы и понимающе кивнул.
10
К громаде Сибирского торгового банка на Невском, 44, подлетела на всем скаку и встала как вкопанная роскошная тройка с холеными конями в серых яблоках. Извозчик-лихач, красавец с русым чубом под заломленной кубанкой и в распахнутом стеганом полушубке, бросил хлыст на облучок и спрыгнул на снег.
Широко улыбаясь, он подошел к саням и сдернул медвежью шкуру, которая прикрывала от зимнего ветра пассажирку. Вуаль скрывала ее лицо. Лихач сорвал с головы кубанку и галантно протянул даме в вуали руку. Мадемуазель оперлась о лапищу извозчика и грациозно поднялась с меховой подстилки. Она чуть оттянула юбку и ступила ножкой в блестящем ботиночке на тротуар. Лихач облапил жадным взглядом стройную фигурку, залихватски крутанул соломенный ус и душевно крякнул. Это означало, что извозчику ох как понравилась пассажирка!
Дама скромно кивнула, вынула из объемного ридикюля хрустящую бумажку и, зажав в двух пальчиках, протянула извозчику.
– Нет, барыня! - запротестовал тот, отказываясь принять плату.
Дама элегантным жестом вернула купюру в ридикюль и чуть прикоснулась перчаткой к румяной щеке лихача. Извозчик просто онемел от счастья.
В столице на лихачах было принято ездить в увеселительные заведения или кататься с цыганами. Лихача позволяли себе блестящие офицеры гвардии и аристократы, которым требовалось показать на весь Невский незыблемость своего финансового положения. Стоил лихач в три, а то и в пять раз дороже, чем обычные извозчики.
Вышколенный швейцар Сибирского торгового так засмотрелся на скандальное происшествие, что не сразу открыл створки тяжелых кованых дверей перед дамой.
Она поднялась по мраморным ступенькам в операционный зал.
Длинный зал с колоннами, между которыми на цепях свисали бронзовые люстры, производил впечатление. Построенный по вкусам основательных хозяев - екатеринбургских купцов, - интерьер совмещал итальянский мрамор с дубовыми табуретками вместо кресел. Но клиентов это не смущало. Сибирский торговый был в десятке самых лучших банков России и работал с крупными промышленниками, владельцами железных дорог и металлургических заводов. То есть с людьми, ценившими надежность.
Все сотрудники банка были мужчины. Все клиенты, находившиеся в этот час в операционном зале банка, тоже были мужчины. Так что появление стройной дамы в вуали не осталось незамеченным. Женщина без сопровождения в таком месте - это было уже на грани приличий.
Стихли скрипящие перья, пальцы кассиров замерли над костяшками счётов.
Но саму даму ничто не смущало. Увидев табличку «Выдача ссуд», она решительно направилась к ней.
Старший служащий Кузнецов улыбнулся неожиданному клиенту и согнулся в галантном поклоне.
– Добрый день, сударыня, чем могу служить?
– Мне нужно получить деньги по чеку, - проворковала посетительница нежно и волнующе, словно обещала лично Кузнецову страстную ночь любви. Служащий моментально расплылся в улыбке и подкрутил напомаженные усы, как делают это вульгарные приказчики в мануфактурных лавках.
– Позвольте полюбопытствовать… - попросил он.
11
В медицинскую влетел румяный Лебедев. Он кинул медвежью шапку в сторону стеклянного шкафчика с микстурами и стряхнул на пол роскошную шубу.
– Ванзаров, друг мой, не вставайте! Какая дивная картина: коленопреклоненный сыщику постели умирающего свидетеля! Передвижники умрут от зависти! - у Лебедева, как всегда, было прекрасное настроение. Кто бы мог подумать, что ночью он спал всего два часа, разгадывая в лаборатории тайну вещества, обнаруженного в теле Марии Ланге.
– Уступаю вам место, - Ванзаров медленно встал с пола и отряхнул колени.
Лебедев бережно поставил свой походный чемоданчик рядом с кушеткой.
– Давно без сознания?
– Минуты две, не больше. До этого периодически. Думаю, наступила агония, - доложил участковый доктор.
– Это правда, что профессор купался в проруби и загорал на морозе? - Эксперт рассматривал зрачки пациента.
– Да, Аполлон Григорьевич, и после всего этого я наблюдал у него температуру выше сорока градусов! - ответил Горн.
Лебедев присвистнул.
– Однако! Какой крепкий орешек! И на груди пентакль, точь-в-точь как у той барышни.
Горн кивнул.
Лебедев вытащил из-под одеяла правую руку Серебрякова, осмотрел и одобрительно кивнул головой:
– А ведь вы, Родион Георгиевич, были правы. На указательном пальце профессора несмываемый черный след от жидкости, которой были нанесены пентакли. Как вы и заметили на фотографии. Поздравляю с главной уликой дела Ланге!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49