Вылезая из машины, чтобы размять затекшие ноги, я вдруг услышал:
— Баки? Вы?
Это была Джейн Чемберс. Она выгуливала своего черно-белого спаниеля. Я почувствовал себя сладкоежкой, которого застукали с банкой варенья.
— Здравствуйте, Джейн.
— Здравствуйте, здравствуйте. Чем вы занимаетесь? Шпионите? Вздыхаете по Мадлен?
Я вспомнил наш с ней разговор про Спрейгов.
— Дышу свежим ночным воздухом. Как вам такой ответ?
— Вранье. Не хотите отведать бокал свежего вина у меня дома?
Я посмотрел на крепость-особняк эпохи Тюдоров; Джейн пошутила:
— Молодой человек, да вы помешались на этой семье.
Я засмеялся — и почувствовал, как заныли старые раны.
— Вы ведь знаете мой адрес. Пойдемте выпьем по бокалу вина.
Мы завернули за угол, на Джун-стрит. Джейн отпустила поводок; собачонка побежала вперед по тротуару и взбежала на крыльцо колониального особняка Чемберсов. Через несколько минут подошли и мы; Джейн открыла дверь. На меня снова смотрел мой ужасный приятель — клоун со шрамом вместо рта.
Я поежился — чертова картина.
Джейн улыбнулась.
— Может, мне ее завесить?
— Пожалуйста, не надо.
— А знаете, после того первого раза, когда мы о ней говорили, я посмотрела ее историю. Я как-то разбирала вещи Элдриджа и, наткнувшись на нее, хотела было отдать эту картину благотворительным фондам, но оказалось, что она слишком ценна, чтобы ее отдавать. Это оригинал картины Фредерика Яннантуоно, и он создан под влиянием классического романа Виктор Гюго «Человек, который смеется». Эта книга о...
В том сарае, где убили Бетти Шорт тоже был один экземпляр «Человека, который смеется». У меня так сильно зашумело в голове, что я едва слышал слова Джейн.
— ...группе испанцев, живших в пятнадцатом-шестнадцатом веках. Их называли компрачикос, и они похищали и пытали детей, а потом уродовали их и продавали аристократам для того, чтобы те использовали их в качестве шутов. Но разве это не чудовищно? Клоун, нарисованный на картине, — это главный персонаж книги про Гуимплена. Когда он был ребенком, его рот разрезали до ушей. Баки, с вами все в порядке?
РОТ РАЗРЕЗАЛИ ДО УШЕЙ.
Меня передернуло, но я все же выдавил некое подобие улыбки.
— Я в порядке. Эта книга мне кое о чем напомнила. Давние дела, просто совпадение.
Джейн пристально на меня посмотрела.
— И все же у вас нездоровый вид. А хотите услышать о еще одном совпадении? Я думала, что Элдридж не разговаривал с семейством Спрейгов, но я тут нашла один чек. Эту картину ему продала Рамона Спрейг.
На долю секунды мне показалось, что Гуимплен плюется в меня кровью. Джейн ухватилась за мою руку.
— Баки, что такое?
Ко мне вернулся голос.
— Вы сказали, что ваш муж купил эту картину два года назад на ваш день рождения. Верно?
— Да. А что?
— В 47-м?
— Да. Баки...
— Когда у вас день рождения?
— Пятнадцатого января.
— Покажите мне чек!
С вытаращенными от изумления глазами Джейн начала перебирать бумаги на столе в коридоре. Я уставился на Гуимплена, подставляя на место его лица то, которое было изображено на фото, сделанном на 39-й и Нортон. Затем послышалось:
— Вот. А теперь вы можете объяснить, что происходит?
Я взял у нее квитанцию. Это был розовый клочок почтовой бумаги, на котором явно мужским почерком было написано: «Получено от Элдриджа Чем-берса 3500 долларов за покупку картины Фредерика Яннантуоно „Человек, который смеется“. Данная квитанция закрепляет за мистером Чемберсом право собственности на данную картину. Рамона Кэткарт Спрейг, 15 января 1947 года».
Почерк был идентичен тому, который я видел в дневнике мучителя, который я читал перед тем, как убил Джорджи Тильдена.
Рамона Спрейг была тем самым человеком, который убил Элизабет Шорт.
Я обнял Джейн и крепко ее стиснул, после чего выбежал из комнаты, оставив ее в недоумении. Я возвратился к своей машине и решил, что сделаю это в одиночку, увидел, как зажегся и погас свет в большом доме, и стал восстанавливать в памяти события той трагической ночи: Рамона и Джорджи мучают девушку вместе, потом по отдельности, расчленяют ее, вынимают внутренние органы и на двух машинах отправляются в Лаймерт-парк. Я представлял все варианты развития событий; я пытался вообразить, как все началось. Я рассматривал все, кроме того, что же я буду делать с Рамоной, когда останусь с ней один на один.
В 8:19 Марта с дизайнерским портфолио под мышкой вышла из дома и поехала на своем «крайслере» в восточном направлении.
В 10:37 Мадлен с чемоданом в руке села в свой «паккард» и отправилась к северу от Мурифилд. Эммет проводил ее, помахав с крыльца рукой; я решил дать ему час, для того чтобы он ушел, — в противном случае захватить его вместе с женой. Вскоре после полудня он подыграл мне — его автомобиль, с игравшей в салоне легкой музыкой, отъехал от дома.
В течение месяца, когда я жил с Мадлен, я успел изучить распорядок дня прислуги; сегодня, во вторник, у экономки и садовника был выходной; повар должен был появиться в 16:30 для того, чтобы приготовить ужин. Чемодан, с которым ушла Мадлен, предполагал ее долгое отсутствие; Марта не возвращалась с работы раньше 18:00. Единственным, кто мог спутать все карты, был Эммет.
Перейдя через улицу, я провел небольшую разведку. Передняя дверь была закрыта, боковые окна заперты. Надо было либо звонить, либо вламываться.
Тут я услышал, как кто-то стучит по стеклу изнутри и увидел чей-то неясный силуэт, проследовавший обратно в гостиную. Через несколько секунд раздался звук открываемой двери. Я подошел ко входу и встретился с женщиной лицом к лицу.
Рамона стояла в проходе, в шелковом халате, похожая на привидение. Волосы на голове торчали во все стороны, лицо опухло и было покрыто красными пятнами — возможно, от слез или от пересыпания. В ее темно-карих, таких же как у меня глазах — читалась настороженность и тревога. Она достала из-под полы своего халата дамский пистолет и наставила его на меня.
— Это ты сказал Марте, чтобы она меня покинула.
Я выбил оружие из ее рук; оно упало на соломенного цвета коврик, на котором было написано: СЕМЬЯ СПРЕЙГ. Рамона прикусила губу; ее глаза сузились. Я сказал:
— Марта заслуживает большего, чем убийца. Рамона расправила халат и пригладила волосы.
Реакции, характерные для хорошо воспитанной наркоманки. В ее голосе чувствовалась холодная жесткость Спрейгов:
— Ты ведь не сказал ей, верно?
Подняв пистолет с коврика, я положил его в карман, после чего посмотрел на женщину. Она, должно быть, приняла двадцатилетний запас аптечных препаратов, но ее глаза были настолько темными, что я не мог сказать, сузились ли ее зрачки или нет.
— Вы хотите сказать, что Марта ничего об этом не знает?
Рамона посторонилась и пригласила меня войти.
— Эммет сказал мне, что теперь уже нечего бояться. Он сказал, что ты разобрался с Джорджи и больше к нам не придешь, так как тебе есть что терять. Марта попросила Эммета, чтобы он сделал так, чтобы ты не причинил нам вреда, и он пообещал ей это. Я ему поверила. В том, что касается бизнеса, он всегда держит слово.
Я зашел в дом. За исключением стоявших на полу упаковочных ящиков, гостиная выглядела как обычно.
— Эммет натравил меня на Джорджи, и, значит, Марта не знает, что это вы убили Бетти Шорт?
Рамона закрыла дверь.
— Да. Эммет позаботился о том, чтобы ты убрал Джорджи. Он был уверен, что тот не выдаст меня, — это был настоящий сумасшедший. Видишь ли, Эммет сам по себе трус. Ему самому не хватило смелости сделать это, и он натравил на Джорджи мелкую сошку. И боже мой, неужели ты и правда думаешь, что я позволю Марте узнать о том, на что я действительно способна?
Мучительница по-настоящему испугалась того, что я поставил под сомнение ее материнские качества.
— Рано или поздно она все равно узнает. И мне известно, что в ту ночь она была здесь. Она видела, как Джорджи и Бетти ушли вместе.
— Марта через час после этого поехала к своему другу в Палм Спрингс. И в течение недели ее не было дома. Эммет и Мэдди знают, а Марта нет. И боже, она не должна узнать.
— Миссис Спрейг, вы понимаете, что вы...
— Я не миссис Спрейг, я Рамона Апшо Кэткарт! Ты не должен рассказывать Марте о том, что я сделала, иначе она меня оставит! Она говорила, что хочет жить в собственном доме, а мне уже осталось так мало времени.
Я повернулся к ней спиной, не желая больше смотреть на этот наглый спектакль. В задумчивости я стал расхаживать по гостиной и рассматривать фотографии на стенах: предки Спрейгов в шотландских юбках, Кэткарты, разрезающие ленточки на фоне апельсиновых рощ и пустующих участков земли, готовых к застройке. Маленькая пухленькая Рамона, затянутая в корсет, от которого, возможно, у нее сперло дыхание. Сияющий Эммет с темноволосым ребенком на руках. Рамона со стеклянными глазами, направляющая зажатую в руке Марты кисточку на крошечный мольберт. Мэк Сэннет и Эммет, подставляющие друг другу рожки. Мне показалось, что на заднем плане фотографии, изображавшей группу из Эдендейла, я увидел молодого Джорджи Тильдена — симпатичного и еще без шрамов на лице.
Я почувствовал, как Рамона дрожит у меня за спиной. Я сказал:
— Расскажите мне все. Расскажите, почему.
* * *
Присев на диван, она говорила целых три часа. В ее голосе звучали то злоба, то грусть, то жестокая отрешенность от того, что она говорила. Ее руки постоянно теребили небольшие керамические фигурки, которые она взяла со стоявшего рядом стола. Я изучал стены, разглядывая семейные фото, подставляя их в ее рассказ.
Она познакомилась с Эмметом и Джорджи в 1921 году, когда они были еще простыми шотландскими иммигрантами, стремящимися осесть в Голливуде. Она ненавидела Эммета за то, что он обращался с Джорджи как с лакеем, и она ненавидела себя за то, что не решалась об этом сказать. Она не говорила об этом потому, что Эммет хотел на ней жениться, — она знала, что из-за денег ее отца, но тогда она была скромной домашней девушкой, у которой были весьма туманные перспективы в отношении замужества.
Эммет сделал ей предложение. Она дала согласие и начала супружескую жизнь с безжалостным молодым подрядчиком и будущим королем недвижимости. С тем, кого она со временем стала ненавидеть больше смерти. С тем, с кем она пассивно боролась, собирая на него компромат.
В первые годы их супружества Джорджи жил в комнате над гаражом. Она знала, что ему нравилось трогать мертвые объекты и что Эммет его за это страшно ругал. Тогда она стала травить ядом бродячих кошек, забиравшихся к ней в сад, и подбрасывать их на крыльцо к Джорджи. Когда Эммет презрительно отверг ее желание завести ребенка, она пошла к Джорджи и соблазнила его — радуясь тому, что смогла возбудить его чем-то живым — своим полным телом, над которым Эммет насмехался и к которому притрагивался лишь изредка.
Ее связь с Джорджи была короткой, но плодотворной, в результате появился ребенок — Мадлен. После ее рождения она стала жить в постоянном страхе от того, что проявится сходство с Джорджи. И чтобы успокоить свои нервы, стала принимать прописанные врачом наркотические препараты. Через два года она родила от Эммета Марту. Она посчитала, что предала Джорджи, и снова стала травить животных для него. Однажды за этим занятием ее застукал Эммет и избил за то, что она принимала участие в «извращениях Джорджи».
Когда она сказала об этом Джорджи, он рассказал ей, как спас трусливого Эммета во время войны, — обозвав версию Эммета, утверждавшего, что все было как раз наоборот, ложью. И именно тогда она начала планировать свои спектакли-представления — в которых отомстит ему символически, так тонко, что он даже и не догадается о том, что над ним издеваются.
Мадлен прилепилась к Эммету. Она была милым ребенком, и он любил ее до безумия. А Марта стала маминой дочкой — хотя и была точной копией своего отца Эммета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Баки? Вы?
Это была Джейн Чемберс. Она выгуливала своего черно-белого спаниеля. Я почувствовал себя сладкоежкой, которого застукали с банкой варенья.
— Здравствуйте, Джейн.
— Здравствуйте, здравствуйте. Чем вы занимаетесь? Шпионите? Вздыхаете по Мадлен?
Я вспомнил наш с ней разговор про Спрейгов.
— Дышу свежим ночным воздухом. Как вам такой ответ?
— Вранье. Не хотите отведать бокал свежего вина у меня дома?
Я посмотрел на крепость-особняк эпохи Тюдоров; Джейн пошутила:
— Молодой человек, да вы помешались на этой семье.
Я засмеялся — и почувствовал, как заныли старые раны.
— Вы ведь знаете мой адрес. Пойдемте выпьем по бокалу вина.
Мы завернули за угол, на Джун-стрит. Джейн отпустила поводок; собачонка побежала вперед по тротуару и взбежала на крыльцо колониального особняка Чемберсов. Через несколько минут подошли и мы; Джейн открыла дверь. На меня снова смотрел мой ужасный приятель — клоун со шрамом вместо рта.
Я поежился — чертова картина.
Джейн улыбнулась.
— Может, мне ее завесить?
— Пожалуйста, не надо.
— А знаете, после того первого раза, когда мы о ней говорили, я посмотрела ее историю. Я как-то разбирала вещи Элдриджа и, наткнувшись на нее, хотела было отдать эту картину благотворительным фондам, но оказалось, что она слишком ценна, чтобы ее отдавать. Это оригинал картины Фредерика Яннантуоно, и он создан под влиянием классического романа Виктор Гюго «Человек, который смеется». Эта книга о...
В том сарае, где убили Бетти Шорт тоже был один экземпляр «Человека, который смеется». У меня так сильно зашумело в голове, что я едва слышал слова Джейн.
— ...группе испанцев, живших в пятнадцатом-шестнадцатом веках. Их называли компрачикос, и они похищали и пытали детей, а потом уродовали их и продавали аристократам для того, чтобы те использовали их в качестве шутов. Но разве это не чудовищно? Клоун, нарисованный на картине, — это главный персонаж книги про Гуимплена. Когда он был ребенком, его рот разрезали до ушей. Баки, с вами все в порядке?
РОТ РАЗРЕЗАЛИ ДО УШЕЙ.
Меня передернуло, но я все же выдавил некое подобие улыбки.
— Я в порядке. Эта книга мне кое о чем напомнила. Давние дела, просто совпадение.
Джейн пристально на меня посмотрела.
— И все же у вас нездоровый вид. А хотите услышать о еще одном совпадении? Я думала, что Элдридж не разговаривал с семейством Спрейгов, но я тут нашла один чек. Эту картину ему продала Рамона Спрейг.
На долю секунды мне показалось, что Гуимплен плюется в меня кровью. Джейн ухватилась за мою руку.
— Баки, что такое?
Ко мне вернулся голос.
— Вы сказали, что ваш муж купил эту картину два года назад на ваш день рождения. Верно?
— Да. А что?
— В 47-м?
— Да. Баки...
— Когда у вас день рождения?
— Пятнадцатого января.
— Покажите мне чек!
С вытаращенными от изумления глазами Джейн начала перебирать бумаги на столе в коридоре. Я уставился на Гуимплена, подставляя на место его лица то, которое было изображено на фото, сделанном на 39-й и Нортон. Затем послышалось:
— Вот. А теперь вы можете объяснить, что происходит?
Я взял у нее квитанцию. Это был розовый клочок почтовой бумаги, на котором явно мужским почерком было написано: «Получено от Элдриджа Чем-берса 3500 долларов за покупку картины Фредерика Яннантуоно „Человек, который смеется“. Данная квитанция закрепляет за мистером Чемберсом право собственности на данную картину. Рамона Кэткарт Спрейг, 15 января 1947 года».
Почерк был идентичен тому, который я видел в дневнике мучителя, который я читал перед тем, как убил Джорджи Тильдена.
Рамона Спрейг была тем самым человеком, который убил Элизабет Шорт.
Я обнял Джейн и крепко ее стиснул, после чего выбежал из комнаты, оставив ее в недоумении. Я возвратился к своей машине и решил, что сделаю это в одиночку, увидел, как зажегся и погас свет в большом доме, и стал восстанавливать в памяти события той трагической ночи: Рамона и Джорджи мучают девушку вместе, потом по отдельности, расчленяют ее, вынимают внутренние органы и на двух машинах отправляются в Лаймерт-парк. Я представлял все варианты развития событий; я пытался вообразить, как все началось. Я рассматривал все, кроме того, что же я буду делать с Рамоной, когда останусь с ней один на один.
В 8:19 Марта с дизайнерским портфолио под мышкой вышла из дома и поехала на своем «крайслере» в восточном направлении.
В 10:37 Мадлен с чемоданом в руке села в свой «паккард» и отправилась к северу от Мурифилд. Эммет проводил ее, помахав с крыльца рукой; я решил дать ему час, для того чтобы он ушел, — в противном случае захватить его вместе с женой. Вскоре после полудня он подыграл мне — его автомобиль, с игравшей в салоне легкой музыкой, отъехал от дома.
В течение месяца, когда я жил с Мадлен, я успел изучить распорядок дня прислуги; сегодня, во вторник, у экономки и садовника был выходной; повар должен был появиться в 16:30 для того, чтобы приготовить ужин. Чемодан, с которым ушла Мадлен, предполагал ее долгое отсутствие; Марта не возвращалась с работы раньше 18:00. Единственным, кто мог спутать все карты, был Эммет.
Перейдя через улицу, я провел небольшую разведку. Передняя дверь была закрыта, боковые окна заперты. Надо было либо звонить, либо вламываться.
Тут я услышал, как кто-то стучит по стеклу изнутри и увидел чей-то неясный силуэт, проследовавший обратно в гостиную. Через несколько секунд раздался звук открываемой двери. Я подошел ко входу и встретился с женщиной лицом к лицу.
Рамона стояла в проходе, в шелковом халате, похожая на привидение. Волосы на голове торчали во все стороны, лицо опухло и было покрыто красными пятнами — возможно, от слез или от пересыпания. В ее темно-карих, таких же как у меня глазах — читалась настороженность и тревога. Она достала из-под полы своего халата дамский пистолет и наставила его на меня.
— Это ты сказал Марте, чтобы она меня покинула.
Я выбил оружие из ее рук; оно упало на соломенного цвета коврик, на котором было написано: СЕМЬЯ СПРЕЙГ. Рамона прикусила губу; ее глаза сузились. Я сказал:
— Марта заслуживает большего, чем убийца. Рамона расправила халат и пригладила волосы.
Реакции, характерные для хорошо воспитанной наркоманки. В ее голосе чувствовалась холодная жесткость Спрейгов:
— Ты ведь не сказал ей, верно?
Подняв пистолет с коврика, я положил его в карман, после чего посмотрел на женщину. Она, должно быть, приняла двадцатилетний запас аптечных препаратов, но ее глаза были настолько темными, что я не мог сказать, сузились ли ее зрачки или нет.
— Вы хотите сказать, что Марта ничего об этом не знает?
Рамона посторонилась и пригласила меня войти.
— Эммет сказал мне, что теперь уже нечего бояться. Он сказал, что ты разобрался с Джорджи и больше к нам не придешь, так как тебе есть что терять. Марта попросила Эммета, чтобы он сделал так, чтобы ты не причинил нам вреда, и он пообещал ей это. Я ему поверила. В том, что касается бизнеса, он всегда держит слово.
Я зашел в дом. За исключением стоявших на полу упаковочных ящиков, гостиная выглядела как обычно.
— Эммет натравил меня на Джорджи, и, значит, Марта не знает, что это вы убили Бетти Шорт?
Рамона закрыла дверь.
— Да. Эммет позаботился о том, чтобы ты убрал Джорджи. Он был уверен, что тот не выдаст меня, — это был настоящий сумасшедший. Видишь ли, Эммет сам по себе трус. Ему самому не хватило смелости сделать это, и он натравил на Джорджи мелкую сошку. И боже мой, неужели ты и правда думаешь, что я позволю Марте узнать о том, на что я действительно способна?
Мучительница по-настоящему испугалась того, что я поставил под сомнение ее материнские качества.
— Рано или поздно она все равно узнает. И мне известно, что в ту ночь она была здесь. Она видела, как Джорджи и Бетти ушли вместе.
— Марта через час после этого поехала к своему другу в Палм Спрингс. И в течение недели ее не было дома. Эммет и Мэдди знают, а Марта нет. И боже, она не должна узнать.
— Миссис Спрейг, вы понимаете, что вы...
— Я не миссис Спрейг, я Рамона Апшо Кэткарт! Ты не должен рассказывать Марте о том, что я сделала, иначе она меня оставит! Она говорила, что хочет жить в собственном доме, а мне уже осталось так мало времени.
Я повернулся к ней спиной, не желая больше смотреть на этот наглый спектакль. В задумчивости я стал расхаживать по гостиной и рассматривать фотографии на стенах: предки Спрейгов в шотландских юбках, Кэткарты, разрезающие ленточки на фоне апельсиновых рощ и пустующих участков земли, готовых к застройке. Маленькая пухленькая Рамона, затянутая в корсет, от которого, возможно, у нее сперло дыхание. Сияющий Эммет с темноволосым ребенком на руках. Рамона со стеклянными глазами, направляющая зажатую в руке Марты кисточку на крошечный мольберт. Мэк Сэннет и Эммет, подставляющие друг другу рожки. Мне показалось, что на заднем плане фотографии, изображавшей группу из Эдендейла, я увидел молодого Джорджи Тильдена — симпатичного и еще без шрамов на лице.
Я почувствовал, как Рамона дрожит у меня за спиной. Я сказал:
— Расскажите мне все. Расскажите, почему.
* * *
Присев на диван, она говорила целых три часа. В ее голосе звучали то злоба, то грусть, то жестокая отрешенность от того, что она говорила. Ее руки постоянно теребили небольшие керамические фигурки, которые она взяла со стоявшего рядом стола. Я изучал стены, разглядывая семейные фото, подставляя их в ее рассказ.
Она познакомилась с Эмметом и Джорджи в 1921 году, когда они были еще простыми шотландскими иммигрантами, стремящимися осесть в Голливуде. Она ненавидела Эммета за то, что он обращался с Джорджи как с лакеем, и она ненавидела себя за то, что не решалась об этом сказать. Она не говорила об этом потому, что Эммет хотел на ней жениться, — она знала, что из-за денег ее отца, но тогда она была скромной домашней девушкой, у которой были весьма туманные перспективы в отношении замужества.
Эммет сделал ей предложение. Она дала согласие и начала супружескую жизнь с безжалостным молодым подрядчиком и будущим королем недвижимости. С тем, кого она со временем стала ненавидеть больше смерти. С тем, с кем она пассивно боролась, собирая на него компромат.
В первые годы их супружества Джорджи жил в комнате над гаражом. Она знала, что ему нравилось трогать мертвые объекты и что Эммет его за это страшно ругал. Тогда она стала травить ядом бродячих кошек, забиравшихся к ней в сад, и подбрасывать их на крыльцо к Джорджи. Когда Эммет презрительно отверг ее желание завести ребенка, она пошла к Джорджи и соблазнила его — радуясь тому, что смогла возбудить его чем-то живым — своим полным телом, над которым Эммет насмехался и к которому притрагивался лишь изредка.
Ее связь с Джорджи была короткой, но плодотворной, в результате появился ребенок — Мадлен. После ее рождения она стала жить в постоянном страхе от того, что проявится сходство с Джорджи. И чтобы успокоить свои нервы, стала принимать прописанные врачом наркотические препараты. Через два года она родила от Эммета Марту. Она посчитала, что предала Джорджи, и снова стала травить животных для него. Однажды за этим занятием ее застукал Эммет и избил за то, что она принимала участие в «извращениях Джорджи».
Когда она сказала об этом Джорджи, он рассказал ей, как спас трусливого Эммета во время войны, — обозвав версию Эммета, утверждавшего, что все было как раз наоборот, ложью. И именно тогда она начала планировать свои спектакли-представления — в которых отомстит ему символически, так тонко, что он даже и не догадается о том, что над ним издеваются.
Мадлен прилепилась к Эммету. Она была милым ребенком, и он любил ее до безумия. А Марта стала маминой дочкой — хотя и была точной копией своего отца Эммета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62