Лейтенант Рассел А. Миллард
Значок 493, Центральный отдел по раскрытию убийств
Я обернулся и увидел, что Миллард смотрит на меня. Он произнес:
— И что ты на это скажешь?
Я теребил отрывающийся карман брюк.
— А стоит ли она этой суматохи?
Миллард улыбнулся; я заметил, что ни помятая одежда, ни щетина на лице не могут повлиять на его чувство собственного достоинства.
— Думаю, стоит. И твой напарник тоже так считает.
— Ли гоняется за своими привидениями, лейтенант.
— Можешь называть меня Расс.
— Хорошо, Расс.
— Что вы с Бланчардом узнали от ее отца?
Я протянул Милларду свой отчет.
— Ничего особенного, в очередной раз девчонку обозвали проституткой. А что за имечко — Черная Орхидея?
Миллард хлопнул рукой по подлокотнику кресла.
— Поблагодарим за это Биво Минза. Он ездил в Лонг-Бич и разговаривал с клерком в гостинице, в которой прошлым летом останавливалась девица. Клерк сказал, что Бетти Шорт всегда одевалась в черные облегающие платья. Биво сразу вспомнил старый фильм — «Синяя Орхидея» и взял название оттуда. Думаю, что этот образ принесет нам еще где-то с десяток признаний в день. Как сказал Гарри, когда прослушал несколько таких признаний: «Когда никто тебя не трахает, это делает Голливуд». Вот ты умный парень, Баки. Что думаешь по этому поводу?
— Я думаю, что хотел бы вернуться в Отдел судебных приставов. Вы уладите это с Лоу?
Миллард отрицательно покачал головой.
— Нет. Так ты ответишь на мой вопрос?
Я не стал ни умолять дальше, ни требовать.
— Она дала или отказала не тому парню, не в то время и не в том месте. И так как на нее было потрачено чуть ли не больше резины, чем собирает Сан Берду Хайвэй, а также, принимая во внимания, что она не отличалась особой правдивостью, я бы сказал, что найти этого парня будет делом не из легких.
Миллард поднялся и расправил плечи.
— Сообразительный легавый. Поедешь на участок в Голливуд, возьмешь в напарники Билла Кенига, и вдвоем отправитесь по адресам, указанным в моем отчете, — допрашивать жильцов. Старайтесь как можно больше узнать про ее дружков. Если сможешь, проследи за Кенигом, потом напишешь отчет о допросах, потому что Билли практически неграмотен. Когда закончите, приезжайте прямо сюда.
Головная боль переросла в сущую мигрень, но я повиновался. Последнее, что я услышал, когда выходил на улицу, был сдавленный смех нескольких полицейских, занятых чтением любовных писем Бетти Шорт.
* * *
Я подобрал Кенига на участке в Голливуде и проехал с ним до дома № 1624 по Карлос-авеню. Припарковавшись у здания, я сказал:
— Ты старший, сержант. Как мы это разыграем?
Кениг громко откашлялся и, проглотив комок подступившей к горлу мокроты, сказал:
— Обычно все разговоры ведет Фрици, но сегодня он заболел. Может, ты будешь разговаривать, а я тебя прикрою. — Он раскрыл полы куртки и показал резиновую дубинку, заткнутую за пояс. — Думаешь, здесь понадобится поработать руками?
— Нет, языком, — ответил я и вышел из машины.
На крыльце трехэтажного, обшитого вагонкой дома № 6024 сидела пожилая женщина. На газоне перед домом стоял щит с надписью «Сдаются комнаты». Увидев меня, она закрыла свою Библию и сказала:
— Сожалею, молодой человек, но я сдаю только работающим девушкам, имеющим рекомендации.
Я показал свой жетон.
— Мы полицейские, мадам. Пришли, чтобы расспросить вас о Бетти Шорт.
Она заметила:
— Я знала ее как Бет. — Затем бросила взгляд на Кенига, стоявшего на газоне и незаметно ковырявшего в носу.
Я сказал:
— Он ищет улики.
Старушка презрительно фыркнула:
— В своем клюве он их не найдет. Так кто же убил Бет Шорт, сержант?
Я достал ручку и блокнот.
— Мы затем сюда и пришли, чтобы узнать это. Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
— Мисс Лоретта Джейнвэй. Я позвонила в полицию, когда услышала имя Бет по радио.
— Мисс Джейнвэй, когда в этом доме жила Бет?
— Сразу как услышала по радио о ее гибели, я проверила свои записи. Бет жила на третьем этаже в последней комнате направо с четырнадцатого сентября по девятнадцатое октября прошлого года.
— Ее вам кто-то порекомендовал?
— Нет. Я это очень хорошо помню, потому что Бет была такой приятной девочкой. Она постучала в дверь и сказала, что проходила мимо и увидела мой щит. Сказала, что она начинающая актриса, которой нужна недорогая комната. Что она поживет там до лучших времен. Я ответила, что мне знакома эта песенка и что ей не мешало бы избавиться от этого ужасного бостонского акцента. Она улыбнулась и продекламировала какой-то стишок без всякого акцента. Затем она сказала: «Вот видите! Я все схватываю на лету.» Она так хотела мне понравиться, что я сдала ей комнату, хотя принципиально не сдаю жилье псевдоактрисам.
Я записал относящуюся к делу информацию и спросил:
— Бет была хорошей квартиранткой?
Мисс Джейнвэй отрицательно замотала головой.
— Господь упокой ее душу, но она вела себя ужасно и заставила меня пожалеть о том, что я нарушила свой принцип не сдавать комнаты подобным девушкам. Она всегда запаздывала с оплатой, закладывала в ломбард свои украшения, чтобы наскрести денег на еду, и пыталась уговорить меня, чтобы я разрешила ей оплачивать жилье ежедневно, а не еженедельно. Хотела платить по доллару в день! Можете себе представить, сколько бы мне понадобилось тетрадок, чтобы вести бухгалтерию, если я разрешила бы всем своим жильцам платить ежедневно?
— А Бет общалась с другими жильцами?
— Да что вы, нет. Ее комната на третьем этаже была самой крайней и имела отдельный вход, поэтому Бет могла не пользоваться центральным входом как другие девушки. Она никогда не посещала мои посиделки с кофе и булочками, которые я устраивала в воскресенье после посещения церкви. Сама Бет никогда в церковь не ходила. А по поводу посиделок она говорила: «С девчонками и говорить-то не о чем, а вот с парнями можно болтать сутки напролет».
— Теперь мой самый важный вопрос, мисс Джейнвэй. Когда Бет жила здесь, она встречалась с мужчинами?
Женщина взяла в руки Библию и прижала к груди.
— Если бы они заходили в дом через центральный вход, как все остальные кавалеры, я бы их видела. Не хочу ругать умерших, поэтому скажу лишь, что я слышала оживленное движение по лестнице, ведущей в комнату Бет, в самое неподходящее время суток.
— Бет говорила что-нибудь о своих врагах? О тех, кого она боялась?
— Нет.
— Когда вы ее видели последний раз?
— В конце октября, когда она съезжала. Своим неповторимым голоском настоящей калифорнийской девочки она, помнится, сказала: «Я нашла более подходящую берлогу».
— Она сказала, куда переезжает?
Мисс Джейнвэй ответила отрицательно, потом придвинулась ко мне и показала на Кенига, который шел к машине и почесывал у себя между ног.
— Вы должны поговорить с этим человеком по поводу гигиены. Откровенно говоря, он ведет себя отвратительно.
— Спасибо, мисс Джейнвэй, — сказал я и пошел к машине.
Когда я сел за руль, Кениг пробурчал:
— Что эта бабка про меня говорила?
— Она сказала, что ты симпатичный.
— Да?
— Точно.
— А что еще?
— Что с таким парнем, как ты, она снова чувствует себя молодой.
— Неужели?
— Точно. Я сказал ей, чтоб она и думать об этом не смела. Так как ты женат.
— Я не женат.
— Знаю.
— Тогда зачем соврал?
Я выехал на оживленную магистраль.
— Ты хотел, чтобы она тебе любовные записки присылала в ФБР?
— Теперь понял. Что она говорила про Фрици?
— Разве она знает Фрици?
Кениг посмотрел на меня как на больного.
— За его спиной многие о нем болтают.
— И что болтают?
— Сплетни.
— Что за сплетни?
— Грязные.
— Например?
— Например, что, работая в Отделе по борьбе с наркотиками и проституцией, он подцепил сифилис, переспав с проституткой. Что потом месяц лечился. Что из-за этого его и перевели на Центральный участок. В общем, всякие грязные сплетни. Даже похуже того, что я рассказал.
У меня по спине пробежал холодок. Свернув на Чероки, я спросил:
— Похуже?
Кениг придвинулся ближе.
— Разводишь меня, Блайкерт? Ищешь компромат на Фрици?
— Нет. Просто любопытно.
— Любопытство сгубило кошку. Помни эту пословицу.
— Обязательно. Как ты сдал свой экзамен на сержанта?
— Не знаю.
— То есть?
— За меня сдавал Фрици. Помни пословицу про кошку, Блайкерт. Я не желаю, чтобы кто-то плел про моего напарника всякие гадости.
Впереди показался большой многоквартирный дом под номером 1842. Я подъехал к нему и припарковался. Выйдя из машины и бросив: «Надо поработать языком», я двинулся прямиком в холл здания.
В списке жильцов, висевшем на стене, были фамилии десяти человек, в том числе С. Сандон, но жилицы по имени Линда Мартин, проживающей в квартире 604, там не значилось. Поднявшись на шестой этаж, я прошел по коридору, в котором чувствовался легкий запах марихуаны, и, дойдя до нужной двери, постучал.
В квартире замолкла музыка, дверь открылась, и на пороге появилась довольно молодая женщина в блестящем египетском одеянии и со шляпой из папье-маше в руке. Она спросила:
— Вы водитель из РКО?
Я ответил:
— Полиция.
Дверь тут же захлопнулась перед моим носом. Я услышал шум сливного бачка в туалете. Девушка вернулась минуту спустя, но войти не пригласила, и я вошел сам. В гостиной были высокие потолки и сводчатые перекрытия. Вдоль стен стояли койки с наспех заправленными постелями. Из открытого стенного шкафа вывалились несколько чемоданов и саквояж. Между кроватями стоял столик, покрытый линолеумом, на нем — набор косметики и несколько зеркалец. На потрескавшемся полу была рассыпана пудра и румяна.
— Вы по поводу тех штрафов за нарушения правил, которые я не заплатила? Послушайте, у меня еще три дня съемок в «Проклятии мумии» на РКО. Когда они мне заплатят, я пришлю вам чек. Хорошо?
Я сказал:
— Это по поводу Элизабет Шорт. Мисс...
Она изобразила удивление:
— Сэддон. Шерил, с одним "л", Сэддон. Послушайте, сегодня утром я уже разговаривала с полицейским. Сержант, не помню фамилию, он еще сильно заикается. Он задал мне тысячу вопросов про Бетти и ее приятелей, и я уже тысячу раз сказала ему, что здесь ночует уйма девушек и к ним приходит уйма парней, но большинство из них приходят на одну ночь. Я рассказала ему, что Бетти жила здесь с ноября по декабрь, платила доллар в день, как все, и что я не помню имен ее кавалеров. А теперь я могу идти? Грузовик должен вот-вот подъехать, а мне очень нужна эта работа.
В своем тяжелом костюме она едва дышала и истекала потом. Я показал на пустую кровать.
— Садитесь и отвечайте на мои вопросы, или я арестую вас за марихуану, которую вы спустили в туалет.
«Клеопатра на час» повиновалась, бросив на меня взгляд, который испепелил бы и Юлия Цезаря.
— Первый вопрос. Живет ли здесь некая Линда Мартин?
Шерил Сэддон взяла лежавшую на кровати пачку «Олд Голдс» и закурила.
— Я уже рассказывала сержанту-заике. Бетти пару раз упоминала о какой-то Линде Мартин. Она жила с ней в другом месте, на Де Лонгпре и Оранж. И знаете, прежде чем арестовать кого-то, у вас должны быть улики.
Я достал ручку и блокнот.
— Что вы скажете про врагов Бетти? Про угрозы в ее адрес?
— Проблема Бетти заключалась не в том, что у нее были враги, а в том, что у нее было слишком много друзей, ну, вы понимаете. Вы понимаете? Не подружек, а друзей.
— Умная девочка. Кто-нибудь из них когда-нибудь ей угрожал?
— Я не знаю. Послушайте, а нельзя ли ускорить процесс?
— Успокойтесь. Где Бетти работала, когда жила здесь?
Шерил Сэддон фыркнула:
— Ну, вы насмешили. Бетти нигде не работала. Она сшибала мелочь у соседок и раскручивала старичков на Бульваре. Иногда она пропадала дня на два-три, а потом появлялась с деньгами и рассказывала истории про то, где она их достала. Она была такая врушка, что никто не верил ни одному ее слову.
— Расскажите мне про эти истории. И про врушку тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62