Бланчард, возможно, весил около 90 кг, и, если я попру на него со своими семьюдесятью, он меня просто задавит. Я пытался решить, в какой ресторанчик пойти, когда увидел на стоянке своего потенциального противника. Он разговаривал с какой-то женщиной, пускавшей в голубое небо колечки дыма.
Я подошел ближе. Бланчард, облокотившись на полицейскую машину, что-то обсуждал с женщиной, увлеченной колечками дыма, которые она выпускала по нескольку штук сразу. Я видел ее в профиль — слегка приподнятый подбородок, изгиб спины, одна рука упирается в автомобильную дверцу. Рыжие волосы, уложенные в модную прическу, и длинная тонкая шея, обтягивающий жакет и шерстяная юбка подчеркивали ее хрупкость.
Заметив меня, Бланчард подтолкнул ее локтем. Выпустив кольцо дыма, она повернулась в мою сторону. Вблизи я разглядел миловидные, но несимметричные черты лица — высокий лоб, нос с горбинкой, полные губы и большие темно-карие глаза. Бланчард представил нас.
— Кей — это Баки Блайкерт. Баки — это Кей Лейк.
Женщина затушила сигарету. Я поздоровался. Мне стало интересно, та ли это женщина, которую Ли встретил во время судебных слушаний по делу об ограблении банка. Она не была похожа на бандитскую потаскуху, которая уже годы живет с полицейским. У нее был слегка протяжный голос.
— Я несколько раз видела вас на ринге. Вы тогда победили.
— Я всегда выигрываю. А вы что, любите бокс?
Кей отрицательно замахала головой.
— Меня Ли приучил. До войны я брала уроки рисования, приходила на бои и рисовала боксеров.
Бланчард приобнял ее.
— Заставила меня покончить с частными боями. Говорила, что не хочет, чтобы я умолачивал парней всмятку.
Ли начал изображать боксера на последнем издыхании, Кей отшатнулась от него. Метнув взгляд в ее сторону, Бланчард обозначил несколько ударов с левой и правой руки. Проследив за его движениями, я подметил для себя, что мог бы ответить двумя хлесткими ударами в живот и челюсть.
— Сильно бить не буду, — сказал я.
Кей понравилось мое замечание. Бланчард улыбнулся.
— Несколько недель упрашивал ее разрешить мне ввязаться в это дело. Чтобы она не слишком ворчала, пришлось пообещать новую машину.
— Не обещай того, чего не можешь выполнить. Ли рассмеялся и обнял Кей. Я спросил:
— А кто все это придумал?
— Эллис Лоу. Он пристроил меня в Отдел, потом мой напарник ушел в отставку, и Лоу стал подумывать о тебе как о моем возможном напарнике. Он попросил Бревена Дайера написать всю эту чушь про Огонь и Лед, потом ввел в курс дела Хорралла. Последний ни за что бы не пошел на такое, но все опросы показывали, что проект займа терпит провал, и тогда он дал свое согласие.
— И поставил на меня деньги? И если я выиграю, получу место в Отделе?
— Что-то вроде того. Самому прокурору эта затея не нравится, он думает, что как напарники мы не сработаемся. Но в конечном счете и он согласился — Хорралл и Тад Грин его все-таки убедили. Лично я надеюсь, что победу одержишь ты. В противном случае моим напарником будет Джонни Фогель — толстый засранец, у которого несет изо рта, а папаша его — самый большой стукач в Отделе и мальчик на побегушках у Еврейчика. Кроме того...
Я ткнул Бланчарда пальцем в грудь.
— А ты что с этого будешь иметь?
— Ставки делают и на меня. Моей девочке нравятся красивые штучки, и я не хочу ей ни в чем отказывать. Не так ли, крошка?
Кей ответила:
— Продолжай говорить обо мне в третьем лице. Это меня заводит.
Бланчард вскинул руки вверх, делая вид, что сдается. Кей сверкнула глазами. Разбираемый любопытством, я спросил:
— А ваше мнение по этому поводу, мисс Лейк?
В глазах у нее заплясали чертики.
— С эстетической точки зрения без рубашек вы смотритесь неплохо. С моральной точки зрения, надеюсь, что за организацию подобного фарса полицейское управление Лос-Анджелеса будет подвергнуто осмеянию. С материальной точки зрения, я надеюсь, что победит Ли.
Бланчард расхохотался и с грохотом захлопнул капот машины. Позабыв про тщеславие, я тоже расплылся в улыбке. Кей Лейк посмотрела мне прямо в глаза, и впервые за все время я почувствовал, что мистер Огонь и я становимся друзьями. Протянув Бланчарду руку, я сказал:
— Желаю проиграть.
Ли пожал ее и ответил:
— И тебе того же.
Кей смотрела на нас так, словно перед ней два недоразвитых ребенка. Козырнув ей, я повернулся, чтобы уйти.
— Дуайт! — окликнула меня Кей, и я удивился, что она знает мое имя. Я повернулся к ней. — Ты был бы вполне ничего, если в поправил зубы.
Глава 3
Наш поединок стал главной новостью в управлении, а затем и во всем городе. Уже на следующий день после появления в «Таймс» статьи Бревена Дайера с анонсом этого события в кассах не осталось ни одного билета. В управлении ставки на бой принимал лейтенант, работавший на участке 77-й стрит. Он оценивал шансы как три к одному в пользу Бланчарда. Настоящие букмекеры принимали ставки в соотношении два с половиной к одному на то, что нокаутом выиграет мистер Огонь, и пять к трем на то, что по очкам опять же выиграет Ли. В управлении каждый участок, кроме всего прочего, делал свои ставки. Дайер и Морри Рискинд из «Миррор» старались вовсю, своими статьями подогревая ажиотаж перед матчем. Вдобавок к этому ди-джей спортивной радиостанции состряпал песенку под названием «Огненно-ледяное танго». Под джазовое сопровождение томный голос выводил: «Огонь и Лед — не имбирь и мед; не сладко обоим — ведь две глыбы молотят друг друга вразмет. Но, мистер Огонь, распали меня, а ты, мистер Лед, остуди мой жар — всю ночь во мне будет пылать пожар!»
Я снова сделался местной знаменитостью.
Наблюдая, как во время утреннего инструктажа делаются ставки, я слышал одобрительные возгласы от тех, с кем до этого даже не был знаком; и только толстяк Джонни Фогель не желал мне добра, злобно поглядывая всякий раз, когда мы сталкивались в раздевалке; Сидвел, как всегда знавший больше остальных, говорил, что двое из ночной смены поставили на кон свои автомобили, а начальник участка капитан Хорралл решил повременить со своим уходом до окончания матча. А ребята из Отдела по борьбе с наркотиками прекратили трясти букмекерские конторы, так как известный букмекер Мики Коэн ежедневно принимал ставок на десять тысяч и отстегивал пять процентов рекламному агентству, которое продвигало идею займа. Гарри Кон, важная шишка в руководстве «Коламбия Пикчерс», поставил кучу денег на мою победу по очкам. В случае выигрыша я получал в награду целый уик-энд с Ритой Хэйворт.
Все это не имело никакого смысла, но в то же время было приятно. Чтобы не свихнуться, я тренировался как проклятый.
После дежурства я направлялся прямиком в спортзал — и вперед. Не обращая внимания на Бланчарда и его окружение, а также на свободных от дежурства полицейских, пришедших на меня поглазеть, я кружил возле, отрабатывая всевозможные удары — от левого бокового до хука с правой, работая в спарринге со своим старым приятелем Питом Лукинсом. Я колотил грушу до тех пор, пока пот не застилал мне глаза, а руки не становились словно резиновые. Прыгал через скакалку, совершал ежедневные пробежки по холмам Елисейского парка наперегонки с бездомными собаками, привязав к лодыжкам двухфунтовый вес, и отвешивал по дороге удары деревьям и кустам. А дома набрасывался на бифштексы, печенку и салат, после чего, не раздеваясь, валился спать.
За девять дней до поединка я увиделся со своим отцом и окончательно решил ввязаться в это дело ради денег.
Как правило, я навещал его раз в месяц, но сейчас ехал к нему, укоряя себя, что не примчался сразу же как услышал от соседа о его чудачествах. Чтобы загладить эту вину, я захватил с собой подарки: консервы из супермаркета — воришку сцапал я — и конфискованные журналы с девочками. Подъехав к дому, я понял, что этого явно недостаточно.
Старик сидел на крыльце, потягивая из бутылки сироп от кашля, и палил из водяного пистолета по деревянным моделькам самолетов, расставленным на лужайке перед домом. Я припарковался и подошел к нему. Под одеждой, покрытой следами блевотины, проступало его несуразное костлявое тело. Изо рта разило, глаза пожелтели и покрылись пленкой, кожа щек под слежавшейся бородой была сплошь в синих венах. Я подошел и протянул руку, чтобы помочь ему встать. Оттолкнув ее, он прошипел:
— Шайскопф! Кляйне шайскопф!
Я поднял его. Уронив пистолет и бутылку с сиропом, папаша как ни в чем ни бывало поздоровался:
— Гутен таг, Дуайт.
Я смахнул слезу.
— Говори по-английски, папа.
Отец показал неприличный жест — ухватил себя левой за локоть и сжал правую руку в кулак:
— Инглиш шайссер! Черчилль шайссер! Американиш юден шайссер!
Оставив его на крыльце, я вошел в дом. В зале повсюду валялись детали от игрушечных самолетов и открытые банки с фасолью, вокруг которых роились мухи; спальня была обклеена фотографиями голых девиц. Большинство фотографий было наклеено вверх ногами. В ванне стоял запах тухлой мочи, а на кухне вокруг полупустых банок с тунцом ошивалось трое котов. Увидев меня, они зашипели. Я швырнул в них стулом и пошел обратно к отцу.
Он стоял на крыльце, держась за поручень, и теребил бороду. Боясь, что он может упасть, я взял его за руку. Чтобы не расплакаться по-настоящему, я проговорил:
— Скажи что-нибудь, папа. Разозли меня. Объясни, как за какой-то, блин, месяц ты сумел все так засрать.
Отец попытался стряхнуть мою руку, но я не отпускал. Однако, побоявшись сломать ему руку, я ослабил хватку. Папаша спросил по-немецки:
— Ду, Дуайт? Ду?
— Стало ясно, что у него очередной удар, после которого в его голове не осталось ни одного английского слова. Я попытался вспомнить что-нибудь по-немецки, но безрезультатно. В детстве я настолько ненавидел отца, что старался забыть язык, которому он меня учил.
— Во ист Грета? Во, мутти?
Я обнял старика.
— Мама умерла. Ты не захотел разоряться на бутлегеров, и она купила какого-то бухла у негров из Флэтс. Это был денатурат, папа. Она ослепла. Ты отвез ее в больницу, и там она кинулась с крыши.
— Грета!
Я прижал его сильнее.
— Ш-ш-ш. Это было четырнадцать лет назад, папа. Очень давно.
Папаша попытался освободиться, но я усадил его на крыльцо и оставил там. Он хотел было выругаться, но внезапно побелел и замолчал. Я понял, что он не может вспомнить слово. Закрыв глаза, я произнес:
— Знаешь, чего ты мне стоил, говнюк? Я мог бы начать службу чистым, но нет же, обнаружилось, что мой папаша корчит из себя шпиона. Меня заставили сдать Сэмми и Ашиду, после чего Сэмми погиб в Манзанаре. Я знаю, ты вступил в Бунд, только чтоб было с кем потрепаться и покуражиться, но, честное слово, надо было сто раз подумать ради меня.
Я открыл глаза. Слез не было. Глаза отца не выражали ничего Выпустив его из объятий, я сказал:
— Ты не подумал, и теперь на мне клеймо стукача. Ты всю жизнь был скупердяем. Ты убил маму, и это на твоей совести. — Чтобы не завершать разговор на мрачной ноте я продолжил: — Иди отдыхай, папа. Я все сделаю.
* * *
В тот день я наблюдал за тренировкой Ли Бланчарда. Он проводил четырехминутные спарринги с долговязыми полутяжами, приглашенными из спортивного клуба. На ринге он вел себя очень агрессивно. Двигаясь вперед, Ли слегка наклонялся вниз и маневрировал корпусом; его удары были на удивление точны. Он не был похож на «охотника за головами» или на мальчика для битья, как я думал про него раньше. И когда он бил в живот, я чувствовал этот удар на расстоянии в двадцать ярдов. Сорвать куш, победив такого противника, — дело сомнительное. А ведь теперь деньги для меня — главное.
Деньги в конечном итоге и предрешили исход этого поединка.
По пути домой я заехал к бывшему почтальону, который присматривал за моим отцом, и предложил ему сотню долларов за то, чтобы он прибрался в доме и следил за стариком до нашего с Ли поединка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62