Кирсанов от личной встречи отказался наотрез, сославшись на занятость и, как он выразился, «перегруженный государственный график». Пусть Турецкий перешлет ему вопросы в письменном виде, а он постарается в ближайшее время ответить.
В аэропорту никто из должностных лиц оказывать Турецкому содействие не хотел. Начальник отправил его на таможню, досмотр пассажиров не его епархия, сам он ничего не видел, не знает и знать не желает. Задержка вылета – к главному инженеру и в диспетчерскую службу. Начальник таможни без обиняков заявил, что Генеральная прокуратура ему не указ, что без санкции собственного руководства он не скажет «важняку» ни слова, и запретил подчиненным общаться с Турецким.
Турецкий, собственно, ожидал подобной реакции, но все же решил сам удостовериться. Раз заартачились и ударились в молчанку – значит, предупреждены: кто бы ни явился с расспросами – держать язык за зубами. Поскольку допинг искали не таможенники, они никаких подробностей все равно не знают. Пока все указывает на Каменченко.
Начальник отделения милиции, также безусловно проинструктированный, оказался все-таки более сговорчивым. Напирать на то, что Генеральная прокуратура ему не указ, он не мог. А может быть, все дело было в том, что во время разговора с Турецким он ел. Вернее, просто жрал. Поглощал один за другим, в безумном количестве и с огромной скоростью, пирожки, которые доставал из бездонного пакета с этикеткой «Русское бистро».
– Было, было дело, – нехотя признал этот мент. – Чавк-чавк. Народу тогда собралось порядком: журналисты, которые летели в Германию, сборную официальная делегация провожала, родственники.
– Какая делегация?
– Какие-то футбольные чиновники. Чавк-чавк. Нас предупредили, чтоб все было нормально, никто за автографами не лез. Вообще полный порядок. Потом налетели эти архаровцы… – Мент замялся, очевидно, дальше начиналось табу.
– Какие архаровцы, как представились?
– Чего вы от меня хотите? – Начальник отделения занервничал. – Разбирайтесь с собственным начальством. Чавк-чавк-чавк. Я здесь самоуправством не занимаюсь. Мне приказали – я исполнил. И все дела.
– Из Службы безопасности Президента? – переспросил Турецкий, игнорируя предыдущую реплику начальника отделения.
– Если знаете, чего спрашиваете? – удивился мент и наконец стал вытирать руки салфеткой.
– Раз спрашиваю – значит, нужно. Что эти «архаровцы» предприняли?
– Послушайте…
– Хорошо. – Турецкий на корню пресек очередную порцию сетований. – Я знаю, что всех завели в депутатский зал и мурыжили несколько часов. Четверых игроков задержали до утра. Мне нужны подробности.
– Главный подошел к Катаняну – тренеру сборной, и всех отправили в депутатский зал, багаж туда же подвезли. Что там было, понятия не имею – они всех выставили, камеры наблюдения отключили.
– Мне необходимо знать, кто крутился около багажа сборной. Мог ли кто-нибудь посторонний подложить «дипломат». Вы лично присутствовали в зале?
– Да, присутствовал, сборная как-никак… Абсолютно посторонних не было. Но все равно родственники, жены, подруги там всяческие, журналисты, само собой, официальная делегация, я же говорил. Короче, туча народу. Кто угодно мог подбросить.
– А грузчики? Кто разгружал вещи?
– Допрашивали… Всех допрашивали. Они. Тоже искали, чей мог быть «дипломат», так и не нашли. Чаю не желаете?
– Не желаю. Откуда вы знаете, что не нашли?
Начальник отделения пожал плечами:
– Я же не вчера родился. По рожам их видел, что не нашли ни хрена. Только ребятам весь настрой обломали. Вы видели, как они играли потом?
Регулярно они так играют, подумал Турецкий, какой там, к черту, настрой, но, глядя на расстроенное лицо начальника отделения, промолчал.
Главный инженер Парфенов в своем кабинете отсутствовал. «Вышел на две минуты»,– сказала секретарша. Турецкий прождал полчаса. Ждать он ненавидел. Кроме того, он был чудовищно голоден. Когда главный инженер вальяжно прошествовал в свои апартаменты, Турецкий готов был съесть его по обеим этим причинам.
Парфенов совершенно не походил на своего телевизионного однофамильца – был мал ростом и толстоват.
– Двенадцатого числа четверо футболистов нашей сборной не попали на игру с Германией из-за задержки рейса!
– Почему вы на меня кричите? Семьсот первый на Мюнхен двенадцатого не вылетел по расписанию из-за неисправности. По-вашему, нужно было самолет в аварийном состоянии поднимать в воздух? Чтобы он разбился?
– На сколько задержали рейс?
– До устранения неисправности! – дежурно огрызнулся Парфенов.
– И вы на меня не кричите. Повторяю вопрос: на сколько задержали рейс?
– Надолго. На шесть часов, может, больше. Можно поднять документы в диспетчерской.
– Что, была серьезная неисправность?
Парфенов подошел к шкафу, нашел нужную папку и извлек акт техосмотра.
– Вы что-нибудь в этом понимаете? – спросил он с чрезмерной иронией.
– Нет, но, с вашего позволения или без такового, я это изымаю.
– По акту, – буркнул Парфенов, подсовывая Турецкому чистый лист и ручку. Турецкий подмахнул. Достаточно серьезная, хотя и чрезвычайно маловероятная поломка. – Главный инженер сменил гнев на милость. – Потому так долго ковырялись. Я лично занимался.
– А чей это был самолет?
– Наш, «Ту-154», международных линий. И экипаж тоже наш.
– Кто обнаружил неполадки?
– Пилот. При пробном запуске двигателей.
– Подумайте хорошо. Не торопитесь. – Турецкий сделал паузу. – Могла ли оказаться поломка результатом преднамеренного вредительства?
– С какой целью? – возмутился Парфенов. – Враги народа объявились? По-моему, вы на полвека опоздали.
Впрочем, Турецкого такие детали не волновали.
– И тем не менее?
– Не думаю. В любом случае проверить уже невозможно.
Видя, что главный инженер опять ершится, Турецкий решил сменить тему:
– А заменить самолет нельзя было, когда поняли, что неполадку в пять минут устранить не удастся?
– Я таких вопросов не решаю. Но могу вам точно сказать: это целая канитель. Лишних самолетов на подхвате у нас, как вы, наверное, догадываетесь, нет.
– Хорошо. Допустим, вы обнаружили бы, что требуется даже заводской ремонт. Рейсы бы не отменили на неопределенный срок, нашли бы ведь замену? Рано или поздно?
– В итоге нашли бы. Но пару рейсов все-таки могли отменить. Запросто. Вы думаете, это большая редкость? Зимой, например, в среднем каждый тридцатый рейс по метеоусловиям отменяется или задерживается на сутки и более, что на самом деле одно и то же.
Турецкий сверлил инженера взглядом, имитируя чудовищный напор и выдающуюся силу воли.
– Кто принимает решение о замене рейса? Расскажите мне процедуру.
– Когда обнаружили неисправность, я сообщил в диспетчерскую службу. Они решают, куда приткнуть пассажиров. Если ничего не могут придумать или возникают проблемы с какой-нибудь иностранной или отечественной шишкой – докладывают по инстанции.
– Допустим. А за то время, пока вы ремонтировали самолет, футболисты могли добраться до Мюнхена другим рейсом, может, с пересадкой, транзитом?
– Насколько я помню, нет. Хотите проверить – уточните в диспетчерской.
Еще полчаса потребовалось Турецкому, чтобы поднять документы и найти одного диспетчера из бригады, дежурившей в тот день.
На Мюнхен ежедневно два рейса: наш и люфтганзовский. Сборная вылетела одиннадцатого утром люфтганзовским. Иванова со товарищи продержали до утра двенадцатого, и на этот рейс они уже успеть никак не могли. Воленс-ноленс пришлось ждать до шести вечера, а потом – и до двух ночи тринадцатого. А тринадцатого была суббота, и матч начинался в три – Турецкий это прекрасно помнил. По идее, они успевали, но прямо с корабля на бал. Катанян, как фанатичный приверженец строжайшего тренировочного графика, на игру бы их все равно не поставил.
Диспетчер сказал, что семьсот первый отложили сперва на час, потом главный инженер потребовал еще два часа, а когда за три часа не справились, начался аврал. Футболисты устроили скандал, но отправить их было все равно нечем. В итоге за восемь часов самолет-таки починили.
Турецкий проверил еще кое-что: четверо игроков сборной билеты сдали. Видимо, связались с Катаняном и он дал отбой… Все это хреново до невозможности, господин следователь Генпрокуратуры.
В Шереметьеве-2 больше делать нечего, нужно опять говорить с Олейником, опять начинать все сначала, по новому кругу.
Слава богу, не пришлось хоть снова ехать и снова ждать: по крайней мере, до Олейника удалось дозвониться. На вопросы про обыск в аэропорту он отвечать отказался, сославшись на подписку о неразглашении, зато подтвердил догадку, что команду не прилетать отставшим спортсменам дал сам Катанян. Они ему позвонили ночью из аэропорта. По его словам, провожала сборную на матч с немцами делегация Федерации футбола во главе с Решетовым лично.
Уехать домой с чувством исполненного долга после целого дня бестолковой беготни Турецкому не удалось. Вызвал Меркулов.
– Тут кляуза на тебя пришла. Ознакомься. – Костя протянул ему факс.
Турецкий нехотя развернул рулон. В верхнем левом углу красовался угловой штамп с номером. С каких пор, интересно, анонимки, перед тем как отправить факсом, регистрируют?
– С чего ты вдруг взял, что это анонимка? – мигом прочитал его мысли медиум Меркулов.
«…Генеральному прокурору Российской Федерации… Доводим до вашего сведения… Следователь по особо важным делам Турецкий А. Б. в присутствии свидетелей, явно превысив свои полномочия, грубо вмешался в работу диспетчерской службы аэропорта Шереметьево-2, чем нанес ущерб безопасности полетов… Просим вас принять соответствующие меры и оградить… Подписи: начальник диспетчерской службы… дежурные диспетчеры…»
– Что это за бред?! И откуда факс? Кто на эту бумажку поставил печать?
– Зришь в корень. Настрочили ее, видимо, прямо в Шереметьеве-2, отправили генеральному директору Аэрофлота, а он переслал нам. На всю бюрократическую волокиту ушло порядка часа. От того момента, как ты покинул аэропорт, до того, как факс лег на стол генпрокурору. Просто космические скорости.
– Оперативно, конечно, – согласился Турецкий. – Думаю, это Каменченко старается, советник Президента по спорту. Он уже всем свидетелям рты заткнул и взял подписку для верности. Теперь и от меня отделаться нужно. Между прочим, меня еще не отстранили, как водится?
– Между прочим, мог бы родное начальство просветить, чем дышат вице-премьеры. Тогда оно поможет. Возможно, – туманно пообещал Меркулов.
Эх, Костя, подумал Турецкий, если бы я тебя во все посвящал… Начальству положено знать ровно столько, чтобы сохранять спокойный, здоровый сон. А знай Костя, что надумал Турецкий, сон бы у него непременно испортился. Но все эти вице-премьеры, советники Президента и прочие губернаторы просто откровенно достали. И поскольку возможность вывести их на чистую воду легальными, законными методами отсутствует, определенно пришла пора воспользоваться методами нелегальными.
ГРЯЗНОВ
Черт его знает что это такое. Эта большая рыбалка никогда не закончится. Всю Москву уже перетрясли. Нашли больше двадцати разных людей по фамилии Рыбак, но все – мимо. Еще человек по десять каждый день задерживают, хоть отдаленно напоминающих искомого, и – мимо. Все его знакомые и полузнакомые сто раз проверены и – по нулям. За Кирсановым, Яриловцом, Улыбабовым, Переверзевым постоянная слежка (вдруг он лажанется и к ним сунется), но – безрезультатно. Так, может, Рыбак действительно дернул уже из Москвы?!
Выпив в своем кабинете, наверное, десятитысячную чашку кофе за время охоты на Рыбака, Грязнов шел теперь по коридору МУРа, погруженный в унылые мысли, механически ответив на приветствие малознакомого капитана из отдела по НОН.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55