Короче, нужно с этим Т. Т. поговорить, интересно, как его – Тимофей, Теофил, Тарас?
Вызвать по телефону районного следователя в Генпрокуратуру России дело несложное, и уже минут через пятьдесят пять – пятьдесят шесть Ржевский Т. Т. стоял, вернее, сидел в кабинете Турецкого и нехорошо поглядывал на знакомую папку.
Был он достаточно молод, достаточно смазлив и достаточно щеголеват, чтобы полностью соответствовать носимой фамилии, а звали его Теодором, что фамилии совершенно не соответствует, но, видимо, его папаша, которого тоже так звали, был другого мнения.
Итак, Теодор Теодорович Ржевский, насмотревшись наконец на закрытое им дело, осторожно поинтересовался:
– Решили возобновить?
– А что, есть основания? – вопросом на вопрос ответил Турецкий.
– Я их не усмотрел. – Ржевский сразу пошел на обострение, чинопочитанием тут и не пахло, и разговор по душам, как коллега с коллегой, на который рассчитывал Турецкий, явно не клеился.
– Возобновлять дело нет смысла, поскольку оно еще не закрыто. – Турецкий жестом пригласил гостя садиться и подвинул пепельницу, видя, как тот потянулся за сигаретой, но застыл на полдороге. – Я просто хочу услышать обо всем, что по каким-либо причинам осталось за рамками документов, которые собраны в этой папке, и узнать ваше мнение на сей счет.
– Что именно вы хотите узнать?
– Значит, так, Теодор Теодорович…
– Давайте на «ты» и просто Тэд, – быстро предложил Ржевский.
– Значит, так, Тэд, расскажи мне все как было, с самого начала.
– Сначала было слово, – сострил Тэд, живо освоившись. – А если серьезно, был пенсионер Засядько семидесяти восьми лет, который возвращался с прогулки в обществе противной престарелой собачки неизвестной породы. Первой труп обнаружила, естественно, собачка и подняла страшный лай, перебудив весь подъезд, а потом и сам пенсионер увидел тело. Поскольку в лифте было темно, а пенсионер страдает слабым зрением, он решил, что человек в кабине просто пьян и спит. Движимый заботой о его здоровье, Засядько попробовал разбудить спящего, для чего выволок его на площадку. Потом, не ощутив запаха спиртного, а заодно разглядев в лежащем своего соседа, он изменил свое мнение и теперь думал, что у того сердечный приступ, и бросился вызывать «скорую». Позвонив и вернувшись, он наконец догадался пощупать пульс. А что там щупать, если нет пульса. Бригада «скорой» сообщила в милицию. Вот, собственно, и все, что было сначала.
– А выломанные кнопки в лифте – это у них в доме обычное явление?
– Периодически это случается с каждым лифтом, но в этом накануне все было в порядке, по крайней мере, один жилец, возвращавшийся предыдущим вечером около половины первого, ехал в исправном лифте.
– И тебя это не смутило? – поинтересовался Турецкий, внимательно наблюдая за мимикой Теодора Теодоровича.
– Много ли времени нужно, чтобы разворотить три кнопки? Подростки подурачились.
– И признались?
– Нет, кто же в таком признается.
– Катанян возвращался с пробежки или только на нее собирался? – продолжал Турецкий.
– Только собирался: кроссовки чистые, хотя на улице шел дождь, и тренировочный костюм свежий, совершенно не пропотевший, – отвечал Ржевский. Отвечал уверенно, явно проколов за собой не чувствовал.
– И он всегда пользовался лифтом перед пробежкой?
– Неизвестно. Никто из жильцов в такую рань не выходит, так что установить этого не удалось.
– А родственники, что они говорят?
– Родственников в Москве у Катаняна нет. Жена умерла, сын – офицер-пограничник на Дальнем Востоке служит. Внук, правда, в Москве учится, но живет в общежитии и с дедом встречался редко.
Однако этот Ржевский определенно неглуп и работу действительно проделал качественно. Только выводы, возможно, сделал неверные, но, с другой стороны, его-то Яриловец не стращал.
– Вы узнали, сколько вольт было на этих оголенных проводах?
– Как мне объяснили специалисты, стандартное напряжение на контактах панели – пять – двенадцать вольт, то есть не смертельно. Но вполне мог случиться пробой и на двести двадцать. А в сочетании с лужей на полу…
– Кстати, происхождение лужи выяснили?
– Обычное происхождение: дождь два дня подряд лил.
– Что, все обувью натаскали и с зонтов накапало? – Это место показалось Турецкому самым подозрительным еще при первом знакомстве с делом, откуда в приличном доме большая лужа в кабине лифта?
Ржевский понял вопрос правильно:
– Химический анализ воды не проводился, но, судя по отсутствию запаха, никто… э-э, малую нужду в кабине не справлял.
– А почему света в кабине не было?
– Лампочку разбили вместе с плафоном, очевидно, те же пацаны, что и кнопки раскурочили. Вы думаете, что это убийство? – Наконец Ржевский продемонстрировал, что понимает, куда клонит «важняк», и от волнения снова перешел на «вы» со следователем по особо важным делам.
«Важняк» честно ответил:
– Пока не знаю.
– Исключительно потому что Катанян был видной фигурой, да? Неужели с большим человеком не может произойти несчастный случай?
– Может, но давай посмотрим на это с другой стороны, невзирая на личность пострадавшего. – Турецкий начал загибать пальцы. – Первое: есть просто человек, который вышел на пробежку и, вместо того чтобы размять ноги, пройдясь по ступенькам, вызывает лифт. Есть лифт, который за пять с небольшим часов до происшествия был целым и невредимым, и вдруг в нем разбивается лампочка и оголяются провода. Есть вандалы, которые после часа ночи посещают этот лифт, только чтобы совершить акт вандализма, они не пьют, не курят, не занимаются любовью, а если и проделывают что-то из вышеперечисленного, то тщательно за собой убирают. Там же было чисто, не так ли?
– Только обломки кнопок и осколки от плафона.
– Кроме того, есть стандартное напряжение пять – двенадцать вольт, которое внезапно вырастает до двухсот двадцати. Есть лужа неизвестного происхождения… Кстати, ты интересовался у этого полуночника: была лужа, когда он ехал в лифте?
– Не интересовался, – хмуро буркнул Ржевский. Он мрачнел буквально на глазах.
– И наконец, снова возвращаемся к конкретному человеку, теперь уже к Катаняну, о котором довольно часто говорят по телевизору. Хорошо известно, что в своей работе и по чисто человеческим качествам он большой аккуратист и даже просто педант. И вот есть аккуратист и педант, который влезает в темную кабину, где хлюпает под ногами, и еще видя благодаря свету на площадке, что кнопки разломаны и провода торчат наружу, сознательно «сует пальцы в розетку».
– Трагическая случайность, в жизни и не такое бывает.
– Согласен, но не многовато ли несоответствий? Мы тут насчитали шесть, но, возможно, это еще далеко не все. А значит, стоит все еще раз перепроверить.
– По-вашему получается, что его насильно заставили встать в воду и дотронуться до провода? – усмехнулся Ржевский. – Под дулом пистолета? А иначе были бы следы борьбы, гематомы, ссадины. Он еще крепкий был мужик, мог за себя постоять.
– Не знаю. По-моему, и под пистолетом нормальный крепкий мужик не стал бы покорно лезть под напряжение. Должна быть борьба. Если убийце необходимо было имитировать несчастный случай, значит, он не стал бы стрелять без крайней необходимости. И значит, у Катаняна имелся шанс. Пока у меня нет хорошей рабочей версии, но очень может быть, что умер он хоть и от тока, но не в лифте, а если и в лифте, то не провода кнопочные были тому причиной. Короче, подведем итоги таким образом, что дело закрывать еще рано. – И Турецкий, цитируя вице-премьера Яриловца, поднял указательный палец правой руки.
Ржевский немедленно уставился на него:
– И что мне в свете этого делать?
– А ничего, – грустно вздохнул Турецкий. – Спасибо за содержательную беседу, доследовать будет Генпрокуратура.
Черт, нашел-таки очередное приключение на свою голову. Ведь и правда, могла произойти трагическая случайность, как изволил выразиться Ржевский, роковое стечение обстоятельств. Но в деле достаточное количество дыр и нор, сквозь которые мог просочиться и убийца. Короче, доследовать дело можно и есть основание потребовать у вице-премьера его тайную информацию. Дай бог, чтобы своим длинным указательным пальцем Яриловец смог указать на настоящего преступника, а уж как того пристегнуть и изобличить, мы придумаем.
Турецкий позвонил вице-премьеру:
– Это действительно могло быть убийство.
– Ага! – торжествующе изрек государственный чиновник, и Турецкий буквально увидел, как он пронзил воздух пальцем. – Встретимся у Меркулова через час.
Конспиратор хренов. Судя по таинственности, которой обставлен его интерес в этом деле, ничего и никого конкретного он нам не даст. Турецкий поспорил сам с собой и выиграл. Яриловец продолжал мутить воду, и только.
– Это убийство, несомненно, не на бытовой почве! Очень прошу вас обратить на это внимание. Катанян был честный человек, за что и поплатился. Честные люди в наше время большая редкость. Для него таких понятий, как связи, протекции, компромиссы в угоду большим чинам и во вред делу, пресловутое «мнение специалистов»… э-э-э, не существовало для него ничего такого. Порядочный и профессиональный в высшей мере человек, профессионально-жесткий. Никому не давал послаблений, невзирая на лица и громкие имена.
– Простите! – вклинился Турецкий, когда Яриловец сделал стилистическую паузу в своей размеренной тираде и в очередной раз проткнул пальцем воздух. – Как я вас понял, Катанян, будучи человеком честным, а главное – бескомпромиссным, не мог не нажить себе массу врагов.
Яриловец скривился, как главный редактор центральной газеты времен застоя при слове «сенсация». У нас сенсаций нет! И быть не может. По определению…
– Недоброжелателей. Недоброжелателей масса. Зачастую весьма высокопоставленных. Не хочу вас пугать… Если человек активно созидает, всегда образуется свора завистников, обиженных и прочих… Но с другой стороны: кто из них будет его убивать? Они ведь не какие-нибудь сицилийские доны. Физическое устранение – не их метод. Они будут плести интриги. Создавать «мнение», цепляться к любой мелочи и раздувать, делать из мухи слона, организовывать остро-критические публикации.
– Но кому-то же этого показалось мало! – снова не выдержал Турецкий. – Кому-то он мешал сильнее, чем остальным! Или кто-то не мог ждать, пока Катаняна сожрут в установленном порядке.
– Вот именно! – перебил теперь уже Яриловец Турецкого. – Поэтому я и прошу вас приложить все силы… И сообщил всю известную мне информацию.
– То есть вы уверены, Игорь Анатольевич, – спросил молчавший доселе Меркулов, безучастно наблюдая, как багровеет Турецкий, – что убийство Катаняна связано с его деятельностью на посту тренера сборной. И убийца находится в этом окружении?
– Совершенно верно.
– Спасибо, Игорь Анатольевич, вы нам очень, очень помогли. – Меркулов проводил высокопоставленного гостя до дверей.
– Извини за грубость, но это просто…! – не удержавшись, прокомментировал Турецкий. – Как он нам помог, как он нам помог… такой.
– Не…, а… – хладнокровно возразил Меркулов.
РЫБАК
Он практически не спал уже несколько суток и не только потому, что не было возможности. Он никак не мог добраться до самого главного во всей истории человека, и это было хуже всего. Рыбак постепенно лишался своего главного преимущества – неожиданности и внезапности предполагаемого удара.
Он знал, что в 17.00 в Футбольной федерации будет торжественное заседание по случаю юбилея нескольких футбольных ветеранов, знаменитостей прошлого, почти всеми забытых в настоящем, дряхлых старичков, вытащенных на свете божий в то время, когда сегодняшними успехами гордиться нет никакой возможности. А завтра, кстати, и заседание президиума, на котором будет решаться вопрос о тренере сборной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55