– В дополнение к вашему списку: мы вполне можем иметь дело с двумя последовательными или независимыми преступлениями. Например, пришел грабитель и под дулом пистолета заставил Штайна расстаться с деньгами и драгоценностями, а следом вломился ревнивый муж или обиженный сутенер и открутил ему голову. Или наоборот – вначале пожаловал убийца, а после кто-то ограбил труп.
Мажор наконец смутился:
– Об этом я не подумал…
Это сразу значительно улучшило настроение Турецкого. Теперь парень нравился ему куда больше, чем в роли Цицерона.
И голова вроде перестала болеть…
Мальчишка был явно не дурак, и, пожалуй, из такого мог бы получиться хороший сыскарь. Да только, конечно, влиятельный папаша перетащит его раньше времени в министерство – к себе под крылышко.
Турецкий наконец уселся в кресло и достал сигарету:
– Все, что ты тут излагал, исключает проститутку из числа непосредственных исполнителей? – Турецкий непринужденно перешел на «ты», и мажор воспринял это спокойно, даже, как показалось Турецкому, вздохнул с облегчением. Взаимное прощупывание закончилось, и оба остались довольны друг другом. По крайней мере удовлетворены.
– Пока окончательно исключать ее рано, она вполне могла быть соучастницей, а ее экстравагантный побег, возможно, прикрывал отход настоящего убийцы.
– Вот что, – резюмировал Турецкий. – Вопросов миллион: убийца ожидал появления Штайна и явился заранее? Он следил за ним? Он работает в паре с проституткой и грабит клиентов? Он наткнулся на Штайна случайно? Есть у него в гостинице сообщник или нет? И т. д., и т. п., и др.
– И пр., – находчиво подсказал Сикорский.
– Да. Первым делом нам следует выяснить, как он проник сюда и как ушел. Мог ли он войти и выйти незамеченным? Короче, действуй.
Озадачив Сикорского, Турецкий повертел головой, пытаясь разогнать пелену перед глазами, и отправился убалтывать консула. Чертовски хотелось спать, но поскольку поспать ему уже явно не светило, то хотя бы кофе. Он, конечно, не мог его жрать литрами, как Грязнов, но потому кофе на него и действовал отрезвляюще, просветляюще и «утром ободряюще» в отличие от упомянутого Грязнова.
А консулу, похоже, уже ничего не хотелось. Распустив галстук и забросив смокинг на диван, он полеживал в необъятном кресле шикарного люкса и осоловевшим глазом косил на телевизионный экран. Бурбон, содовая и ведерко со льдом – рядом на сервировочном столике, только руку протяни. И немец явно руку протягивать не ленился.
Может, молча взять его под белы рученьки да отправить домой отсыпаться, хоть до утра бы спокойно поработали. Однако немец, нюхом учуявший в Турецком нужного ему человека, усилием воли привел себя в состояние боеготовности и слегка заплетающимся языком выдал сочиненную наедине с бурбоном сложную грамматическую конструкцию:
– Сего дня руководству МВД и Генеральной прокуратуры будут вручены ноты протеста немецкого правительства, открывающие ваши действия как наносящие моральный ущерб Германии.
Турецкий проникся и сделал скорбное лицо.
– Мы желаем исчерпывающую информацию и скорое расследование, – продолжал консул.
– Делаем все возможное, будем работать в постоянном контакте с вами и надеемся на плодотворное сотрудничество, – в свою очередь забубнил Турецкий. Боже мой, сколько раз и в скольких обстоятельствах он нес эту лабуду! – В свете этого мне нужна кое-какая информация…
– Нет, это мне нужна информация!
– Нет, – по возможности мягко сказал Турецкий, – это мне нужна информация.
– Нет! Это мне…
Турецкий с грустью подумал, что ситуация становится похожа на знаменитую сцену из «Золотого теленка», когда «молочные братья» Паниковский и Балаганов, устало отпихиваясь ладонями, бормотали: «А ты кто такой?»
– К сожалению, единственная информация, которой я могу с вами поделиться, не нарушая тайну следствия, – это факт смерти господина Штайна…
Консул напряженно внимал.
– Но это, кажется, вам и так уже известно. Мне же нужно знать, что он был за человек, чем занимался в Москве…
– Гюнтер Штайн – сотрудник министерства иностранных дел, – перебил консул, – образцовый работник и уважаемый гражданин.
Истинный ариец, продолжил про себя Турецкий, образцовый семьянин, в связях, порочащих его, не замечен, характер нордический… хитрый. Что же делал этот уважаемый гражданин в гостинице с весьма конкретной репутацией, да еще с проституткой? Вслух же Турецкий, конечно, выдал более нейтральную фразу:
– Вы его хорошо знали?
– Нет, однако мы часто встречались в посольстве, – запальчиво ответил немец.
– Вспомните, он носил часы, запонки, перстни, кольца?…
– Часы обязательно. Швейцарские. Кольцо – только обручальное. Запонки… нет, не помню. Это ограбление?
– Возможно, – уклончиво ответил Турецкий. – Чем он занимался в Москве?
– А вот с этим вопросом вам придется обратиться непосредственно к послу.
– Штайн не опасался за свою жизнь, не получал в последнее время писем с угрозами?
– Нет… не знаю.
– Может быть, телефонные звонки соответствующего содержания?
– Я уже ответил.
– Это его первый визит в Россию?
– Нет.
– У него был постоянный круг знакомств среди российских граждан?
– Не знаю.
«А что ты, собственно, знаешь?!» – хотелось заорать Турецкому.
– Где он остановился?
– В посольстве.
– У него могли быть с собой дипломатические документы, похищение которых способно отразиться на международных отношениях? – Во завернул, аж страшно.
Немец, видимо, подумал о третьей мировой войне и тоже испугался:
– Обращайтесь к послу. Нет.
– Нам нужен список его последних контактов.
– К послу. – Окончательно протрезвевший консул, подхватив свой смокинг, ретировался с максимальной поспешностью, которую мог себе позволить, не теряя при этом дипломатического достоинства.
Может, не стоило его так, скорее всего, обыкновенная бытовуха. Но зато, с другой стороны, теперь никто не заикнется, что мы отнеслись к делу недостаточно серьезно, пусть помучаются, поиграют в шпионов.
Первым Турецкий допросил швейцара, который не только присутствовал при отбытии путаны, но даже успел с ней побеседовать. А проститутку нужно было вычислить как можно скорее. Швейцар оказался типом не в меру разговорчивым и на простой, казалось бы, вопрос: видел ли он девушку раньше – разразился целой тирадой:
– Да какая она девушка?! Она девушкой годов с тринадцати небось быть перестала. Шлюха она и есть шлюха, а то и того хуже – б… настоящая. Другие девки намоются, накрасятся смотреть приятно, а эта что? Панка натуральная: патлы засмоктанные, глаза подведет как у покойницы, крест на шее с мою ладонь, не меньше, и одежка точно ряса. Нормальный мужик на такую ни в жисть не полезет, только эти любители экзотики. Вот и допрыгался этот, довела его экзотика.
– Ага. То есть появилась она не впервые, если я правильно понял?
– Точно.
– Ее имя, фамилия, знакомые, родственники, постоянные клиенты, вываливайте, короче, все, что знаете.
– Ангелиной называлась, больше ничего не знаю.
– Хорошо, а теперь по порядку: вы видели, как они входили? Она и немец?
– Я всегда на посту. Где-то без четверти девять подъехали.
– На чем?
– «Опель» темно-зеленый, немец сам за рулем сидел.
– Его вы тоже раньше видели?
Швейцар на мгновение задумался:
– Вроде видел, раз или два.
– И все время с этой Ангелиной? Или с другими девицами? Или в комбинации?
Швейцар хихикнул, очевидно представив себе такой вариант.
– Не, эту он впервые подцепил.
– Ну а потом что было?
– А ничего! Где-то в десять тридцать выскакивает она в этом неглиже, ну… в чем мать родила, только ботинки на ней и полотенце сзади волочится. Хоть бы прикрылась! И орет как свинья недорезанная: монстр! монстр! спасайтесь! А у самой руки по локоть в крови, морда расцарапана. Схватил я ее в охапку, а она скользкая, визжит, вырывается, в общем, плюнула мне в глаза – и деру.
– Что, так по улицам в полотенце и поскакала? – не удержался от вопроса Турецкий.
– Куда там: в «опель» немца этого запрыгнула – и фьюить, только ее и видели. Как раз «форд» серебристый въезжал на стоянку, шлагбаум был открыт.
Объявить в розыск «опель» Турецкий не успел. Явился Сикорский, закончивший интервьюировать путан, и сообщил, что машина, которую искали по всей Москве, обнаружена всего в двухстах метрах от гостиницы, за углом у телефона-автомата. Еще одно очко в пользу мажора.
– Что путаны?
– Искомая: Анжела, Елена либо Алина Тельновская, рабочий псевдоним – Ангелина, из лимиты, проживает или прописана в общежитии химико-технологического техникума, по словам коллег, страдает психическими отклонениями. – Сикорский перевел дух и добавил доверительно:– На мистике сдвинулась. Возможно, привлекалась.
Только маньяков мне и не хватало, с тоской подумал Турецкий, чур их! Чур!
– Входы и выходы изучил? – спросил он с постной миной, не желая принимать предложенного дружеского тона. Хотя, спрашивается: а мажор-то в чем виноват? Шут с ним, потерпит – не маленький…
– Ситуация следующая: гостиничный двор представляет собой каменный мешок, у них тут стоянка. Забор высокий – метров пять, я пробовал, просто так не перелезть. Выхода из здания три: парадный, пожарный – он закрыт, ключи у охраны – и служебный на стоянку – он открыт. Сторож утверждает, что пешком со стоянки никто не выходил. Вообще, в пятнадцатиминутный промежуток с момента прибытия Штайна до его смерти никто не входил в гостиницу и никто ее не покидал…
– А после, после? – нетерпеливо прервал Турецкий.
– Семь человек. Шестеро братков, местные завсегдатаи, гуляли с самого утра, все – никакие, пока не проспятся – допрашивать бесполезно. Со слов бармена, за час-полтора до исхода полностью утратили мобильность, сидели в баре безвылазно. И одинокий гражданин – Лукин С. С. Его я на всякий случай уже проверил: коммерсант средней руки, был с дамой в номере на первом этаже, со свидания отправился прямо домой к жене. Проститутка и коридорный подтверждают, что в момент убийства Лукин из номера не отлучался. Можно, конечно, еще покопать, но это вряд ли «наш» человек – староват и хлипковат.
– Кто первым обнаружил труп, не считая, разумеется, Ангелины? Дежурный по этажу?
– Да. Он услышал сдавленный крик, но, как уверяет, не придал этому значения, дескать, может, у кого-то из постояльцев слишком бурный оргазм. Через минуту-две мимо него проскочила голая девица, он выглянул в коридор: в пятьсот пятом была открыта дверь. К трупу не приближался, ни к чему в номере не притрагивался, сразу же вызвал начальника охраны. Показания подтверждает один из жильцов. Он услышал женские крики в коридоре, вышел посмотреть, в чем дело, увидел, как коридорный вошел в номер и пробыл там секунд двадцать, не более. Затем оставил его и еще пару подоспевших любопытных соседей охранять вход в номер и побежал к себе – звонить начальнику охраны.
Портье подтвердил, что Штайн появился в этом заведении не впервые, в плане дам не повторялся, всегда снимал номер на сутки, но никогда больше чем на несколько часов не оставался. Сегодня все было как обычно: снял одноместный номер, прошел с барышней в бар, потом поднялся к себе. Платил наличными, и, как «случайно» удалось заметить портье, денег у него в бумажнике было много – пачка «наверное, толщиной с большой палец» – марки. Но в момент, когда убегала путана, портье на месте не оказалось: «живот скрутило».
Следователи стояли и молча рассматривали машину.
«Опель» был цел, закрыт, и даже противоугонное устройство невменяемая Ангелина включить не забыла.
– Она, очевидно, дозвонилась до кого-то из автомата, и ее забрали, – наконец высказал предположение Сикорский.
– Зачем звонить из автомата, если в машине есть телефон? – Несмотря на отсутствие бодрящих напитков, Турецкий окончательно проснулся и мыслил вполне ясно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55