— Это наше дело. Оставьте этих людей нам.
«Эти люди», почувствовав неладное, смотрели снизу вверх, но желания встать не выказывали.
«Грядут большие разборы», — спрятав улыбку, подумал Максимов.
— Рахмат, — поблагодарил Максимов, нашел взглядом старика и вежливо поклонился.
Вернулся к своему столику. Оказалось, только Вика с интересом следила за короткой сценкой, разыгравшейся под навесом кафе, остальные пили и жевали с отрешенным видом случайных свидетелей.
Максимов сделал глоток, кофе уже успел остыть, и неудобная пластиковая чашка теперь не обжигала пальцы. Внутри все клокотало от неповторимого чувства победы. В последние дни и ночи ему не хватало именно этого чувства полной и безоговорочной победы. Надоело ощущать себя зверем, нарвавшимся на кордон охотников, только успевай пригибаться и шарахаться и — никакого удовольствия от жизни.
— Кого только не встретишь, — покачал он головой. Все еще ощущал на себе пронизывающий взгляд старика.
— А что ты им такое сказал? Я же слышала. — Вика придвинула ближе креслице, коснулась бедром колена Максимова. — Они, по-моему, так и не въехали.
— Сейчас им объяснят. Если сочтут нужным, — усмехнулся Максимов.
Парень в белой рубашке в особые объяснения вдаваться не стал, что-то сказал, наклонившись над старшим в стае, кивнул в сторону старика. Этого оказалось достаточно, чтобы все пятеро дружно встали и понуро потрусили вон.
— Может, пояснишь круглой дуре? — Вика толкнула локтем Максимова.
— Это основная заповедь исмаилитов, — понизив голос, ответил Максимов. Уже несколько веков они наводят шорох в арабском мире. Да и не только в нем.
— А какое ты имеешь к ним отношение? — удивилась Вика.
— Одни и те же понятия существуют в разных языках. На определенном этапе начинаешь понимать, что скрывается за шелухой слов. Это называется «дар языков». Хадж, джихад, газзават, Дикая Охота, — какая разница, как это называть, если мы говорим об одном и том же. А теперь молчи и не встревай, предупредил он, заметив, что парень в белой рубашке направляется к их столику.
Тот вежливо наклонил голову, чуть задержав взгляд на острых ключицах Вики.
— Еще раз лрошу прощения. — Голос у него был низкий и грудной. Акцент почти не слышался.
— Вам не за что извиняться, — ответил Максимов. Последовал еще один учтивый поклон.
— Могу я узнать, кто вы?
Максимов ответил короткой фразой на арабском, потом, помедлив, добавил другую, длиннее, прозвучавшую как молитвенный напев.
— И передайте мой поклон вашему отцу, — закончил он по-русски.
Иссиня-черные глаза парня на секунду потеплели, он кивнул и, плавно скользя между столиками, удалился в свой угол.
— Все живое в природе наделено только ему присущей грацией, лишь человек суетлив и нескладен, — произнес Максимов, внимательно следя за движением его тела. — Обрати внимание, как ходит! Боец опаснейший, можешь мне верить.
— Ты ему это и сказал?
— Нет, естественно.
— Макс, ну не томи! — Вика поскребла ноготками руку Максимова.
— Его интересовало, по какому праву я использовал заповедь исмаилита, если сижу рядом с полуголой женщиной, пью коньяк и курю сигарету. — Он покосился на надувшуюся Вику и улыбнулся. — Пришлось назвать себя.
— И что ты ему такое красивое напел?
— Сказал, что я всего лишь одинокий странник, ищущий дорогу в сады Аллаха. Ну, еще сверкнул эрудицией и добавил фразу. Звучит, ты права, красиво. «Есть реки в пустыне, и есть пути в одиночестве, но нет ни рек, ни Пути в том, кто растворился в других».
— Здорово! — вздохнула Вика. — А где ты арабский выучил?
— Да я его толком и не знаю. Сам учил, пока было время. — «Почти год без дела сидел, свихнуться можно. Чтоб не спиться, пришлось арабский учить», добавил он про себя.
— А меня научишь?
— И не только этому. — Максимов не покривил душой, дал себе слово научить всему, чему только успеет. Подумав об отпущенном сроке, суеверно сжал кулак. Пойдем отсюда.
Он подал ей руку, помогая выйти из-за столика.
— Куда? — спросила она, пристроившись рядом.
— Туда, где нет пластмассовых ножей и вилок.
— Знаю такое место!
— Веди.
Он обнял ее за плечи, незаметно осмотрел толпу. Двое явно не относились к арбатским, да и двигались, выпадая из общего ритма прогуливающихся граждан. Сильвестра он заметил потому, что тот особо не скрывался. Засунув руки глубоко в карманы, следил за кукловодом, выгуливающим лупоглазого карлика, подвешенного на тонких нитях.
Максимов сбавил ход, подвел Вику к небольшой группке, окружившей кукловода. Подтолкнул вперед.
Сильвестр уже встал за спиной.
— Что за люди были в кафе? — беззвучно прошептал он.
— Шейх какого-то исламского ордена. Печатку на перстне не разглядел. Не Танцующих дервишей, это точно, — отвернувшись в сторону, ответил Максимов.
— Что им от тебя было нужно?
— Просто обнюхались.
— Совпадение?
Максимов понял, что Сильвестр имел в виду встречу с Навигатором.
— Скорее всего, — ответил он. Кивнул оглянувшейся Вике.
Марионетка, послушная искусным рукам, дергающим за нити, стала рисовать фломастером в блокноте ее портрет. Этим трюком кукловод кормился не один год, но всякий раз рисующая кукла вызывала неподдельный восторг зрителей.
— Двое ребят потопают за тобой. — Сильвестр указал взглядом на тех, кого вычислил Максимов. — Не напрягайся, приказ Навигатора. Они в твоем распоряжении круглые сутки.
— Мне нужна другая машина, — глядя под ноги, произнес Максимов.
— Будет.
Сильвестр отошел в сторону, достал мобильный телефон, стал тыкать в клавиши. Бизнесмен вдруг вспомнил, что есть неотложные дела.
Максимов проводил взглядом его коренастую фигуру. Через минуту она исчезла в толпе.
Он не стал говорить Сильвестру, что в странной встрече в кафе почувствовал больше чем совпадение. Это был знак. Достаточно явный, чтобы не оставить его без внимания.
Ранг Олафа в Ордене позволял ему руководствоваться в поиске тем, что он считает для себя важным, не давая на этом этапе отчета другим. В Ордене он был Странником, воином, действующим в одиночку, идущим к цели своим путем, принимающим на себя ответственность за выбранные средства. Эта встреча для него стала знаком, что Лилит искали все.
«То, что она творит, — грех. Незамеченным такое пройти не может. Хотела она или нет, но круги пошли по воде. И тревожные волны дошли до тех, кто всеми силами поддерживает баланс Добра и Зла. Знающие и умеющие слышать уже потянулись сюда, откуда исходят волны. Ее обложат и затравят. Непременно. Не мы, „гак другие. Для меня это Дикая Охота. Они назовут — джихад. Какая разница, если один смысл и одна цель? Не важно, кто остановит эту бестию, лишь бы это удалось“.
Вокруг толпился радостно возбужденный народ. В середине лета, на самой бесшабашной улице Москвы никому даже в голову не могло прийти, что Дикая Охота уже началась.
Глава двадцать седьмая. ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ
Телохранители
Подседерцев машинально прочитал первый лист аналитической записки, приоткрыл второй, пробежал глазами, поморщился и захлопнул папку. Его сосед по этажу, партнер по шахматам, такой же начальник управления СБП, как и Подседерцев, похоже, окончательно тронулся умом.
«Вернее, стал шибко умным, — поправил себя Подседерцев. — Пора Ролдугина из контрразведки переводить в „чистую“ науку, завлабом в Институт космических исследований. Совсем уже от земли оторвался».
В записке, наполовину состоящей из астрологической абракадабры, на основании положения планет и прочих небесных тел делался вывод о неизбежном развале службы к концу нынешнего лета. Может, для звездочета это и было открытием, но Подседерцев, обеими ногами стоящий на земле, а конкретно — в дерьме, а оно им и остается, даже если происходит из самых что ни есть «элитарных» источников, грядущий развал спрогнозировал давным-давно.
Хозяин, с обкомовских времен прозванный Шахматистом» за любовь к кадровым этюдам, перед вторым туром выборов не мог не произвести очередную «сильную рокировочку». Эффектно отдав на заклание одних, он получал оперативный простор в игре против тех, кого собирался приблизить. Прием старый, не раз доказавший свою эффективность. Потому что ничто так не дает понять, что Хозяин не просто король на доске, а — гроссмейстер, играющий по собственным правилам. И чтобы понять правила кремлевских игрищ, вовсе не обязательно уходить в научные дебри. В них всегда одна первопричина и одна цель — Власть.
Подседерцев верил лишь в психологию и психиатрию, в них все достаточно научно, соответственно, понятно цивилизованному уму, а главное, как сказал невропат Ницше, «человечно, слишком человечно», соответственно — практично и утилитарно. Серьезное изучение трудов классиков психоанализа и психиатрии стало для Подседерцева лучшей прививкой от ежедневного вынужденного общения с обитателями Кремля, Белого дома и прочих Охотных рядов, иначе такую концентрацию физических недостатков, моральных уродств и психических отклонений выдержать невозможно. А у соседа была идея-фикс — парапсихология.
Очевидно, спасаясь от жестоких реалий жизни и тоски на суше, бывший моряк Тихоокеанского флота Ролдугин ушел в дебри психокинеза, полтергейста и прочей астрологии, как соломенная вдова при запойном муже до слез зачитывается «дамскими» романами.
Ролдугин читал лекции слушателям Высшей школы КГБ с высоких позиций марксистско-ленинского учения, а сам стойко носил в крови и голове вирус «буржуазной лженауки», пока не попал в тепличные условия СБП, где идея-фикс дала бурную поросль идей, концепций и даже методических указаний. Но если решил поставить свои недостатки и комплексы на службу государству, трату бюджетных денег требовалось обосновать. Этот единственный тест перед до-. пуском к халяве сосед прошел с честью. Подседерцев смеха ради и для пополнения своей коллекции кремлевских уникумов пролистал докладную записку, состряпанную соседом.
Первым и обязательным пунктом шло обеспечение безопасности и комфортного царствования Хозяина. Здесь приводился полный комплект мер от массажа по методике Джуны до экстрасенсорной защиты от «насылания порчи». Вторым пунктом, помятуя, что СБП создавался как «мини-КГБ» для персональных нужд Хозяина, сосед указал экстрасенсорную контрразведку и нетрадиционные методики подготовки оперсостава. Третий пункт, как полагается, восхищал глобальностью задач. В перспективе сосед брался применить накопленный опыт в деле обеспечения энергоинформационной и этнопсихологической безопасности России. В приложении, в три раза толще основного документа, приводились многочисленные ссылки на зарубежный опыт и достижения, а самое интересное — на кое-какие факты из оперативной деятельности НКВД.
Трюк сработал. Но «карма», «эгрэгоры» и звезды тут были ни при чем. Подседерцев лично наблюдал ритуал принятия решения, поэтому знал — сработала голая психология, вернее — психопатология нынешних «лиц, принимающих решения».
Шеф, поскоблив ногтями лысину, блеснул хитрыми, глазками и выдал заключение:
— А хрен с ним, хуже не будет.
— Во всяком случае, много денег не проест, а мы получаем еще один кордон на доступ к телу. Операция стара, как мир. Бабу Хозяину, по понятным причинам, подкладывать не станут, а вот домашнего экстрасенса вполне могут сосватать. Нам тут только Гришки Распутина для полного счастья не хватает! — решился тогда перевести решение в практическую плоскость Подседерцев.
— Дело! — ухватил мысль Шеф. — Пусть возьмет на контроль всю шаманскую кодлу и глаз с нее не спускает. Мне нужно знать, кто через их раскрутку отмывает деньги и на каких высоких персон ищет выход. А остальным может заниматься в свободное время и на сэкономленные бабки. В конце концов, у Мальчиша-Плохиша целый институт есть, «Проблем экономики переходного периода», во как!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
«Эти люди», почувствовав неладное, смотрели снизу вверх, но желания встать не выказывали.
«Грядут большие разборы», — спрятав улыбку, подумал Максимов.
— Рахмат, — поблагодарил Максимов, нашел взглядом старика и вежливо поклонился.
Вернулся к своему столику. Оказалось, только Вика с интересом следила за короткой сценкой, разыгравшейся под навесом кафе, остальные пили и жевали с отрешенным видом случайных свидетелей.
Максимов сделал глоток, кофе уже успел остыть, и неудобная пластиковая чашка теперь не обжигала пальцы. Внутри все клокотало от неповторимого чувства победы. В последние дни и ночи ему не хватало именно этого чувства полной и безоговорочной победы. Надоело ощущать себя зверем, нарвавшимся на кордон охотников, только успевай пригибаться и шарахаться и — никакого удовольствия от жизни.
— Кого только не встретишь, — покачал он головой. Все еще ощущал на себе пронизывающий взгляд старика.
— А что ты им такое сказал? Я же слышала. — Вика придвинула ближе креслице, коснулась бедром колена Максимова. — Они, по-моему, так и не въехали.
— Сейчас им объяснят. Если сочтут нужным, — усмехнулся Максимов.
Парень в белой рубашке в особые объяснения вдаваться не стал, что-то сказал, наклонившись над старшим в стае, кивнул в сторону старика. Этого оказалось достаточно, чтобы все пятеро дружно встали и понуро потрусили вон.
— Может, пояснишь круглой дуре? — Вика толкнула локтем Максимова.
— Это основная заповедь исмаилитов, — понизив голос, ответил Максимов. Уже несколько веков они наводят шорох в арабском мире. Да и не только в нем.
— А какое ты имеешь к ним отношение? — удивилась Вика.
— Одни и те же понятия существуют в разных языках. На определенном этапе начинаешь понимать, что скрывается за шелухой слов. Это называется «дар языков». Хадж, джихад, газзават, Дикая Охота, — какая разница, как это называть, если мы говорим об одном и том же. А теперь молчи и не встревай, предупредил он, заметив, что парень в белой рубашке направляется к их столику.
Тот вежливо наклонил голову, чуть задержав взгляд на острых ключицах Вики.
— Еще раз лрошу прощения. — Голос у него был низкий и грудной. Акцент почти не слышался.
— Вам не за что извиняться, — ответил Максимов. Последовал еще один учтивый поклон.
— Могу я узнать, кто вы?
Максимов ответил короткой фразой на арабском, потом, помедлив, добавил другую, длиннее, прозвучавшую как молитвенный напев.
— И передайте мой поклон вашему отцу, — закончил он по-русски.
Иссиня-черные глаза парня на секунду потеплели, он кивнул и, плавно скользя между столиками, удалился в свой угол.
— Все живое в природе наделено только ему присущей грацией, лишь человек суетлив и нескладен, — произнес Максимов, внимательно следя за движением его тела. — Обрати внимание, как ходит! Боец опаснейший, можешь мне верить.
— Ты ему это и сказал?
— Нет, естественно.
— Макс, ну не томи! — Вика поскребла ноготками руку Максимова.
— Его интересовало, по какому праву я использовал заповедь исмаилита, если сижу рядом с полуголой женщиной, пью коньяк и курю сигарету. — Он покосился на надувшуюся Вику и улыбнулся. — Пришлось назвать себя.
— И что ты ему такое красивое напел?
— Сказал, что я всего лишь одинокий странник, ищущий дорогу в сады Аллаха. Ну, еще сверкнул эрудицией и добавил фразу. Звучит, ты права, красиво. «Есть реки в пустыне, и есть пути в одиночестве, но нет ни рек, ни Пути в том, кто растворился в других».
— Здорово! — вздохнула Вика. — А где ты арабский выучил?
— Да я его толком и не знаю. Сам учил, пока было время. — «Почти год без дела сидел, свихнуться можно. Чтоб не спиться, пришлось арабский учить», добавил он про себя.
— А меня научишь?
— И не только этому. — Максимов не покривил душой, дал себе слово научить всему, чему только успеет. Подумав об отпущенном сроке, суеверно сжал кулак. Пойдем отсюда.
Он подал ей руку, помогая выйти из-за столика.
— Куда? — спросила она, пристроившись рядом.
— Туда, где нет пластмассовых ножей и вилок.
— Знаю такое место!
— Веди.
Он обнял ее за плечи, незаметно осмотрел толпу. Двое явно не относились к арбатским, да и двигались, выпадая из общего ритма прогуливающихся граждан. Сильвестра он заметил потому, что тот особо не скрывался. Засунув руки глубоко в карманы, следил за кукловодом, выгуливающим лупоглазого карлика, подвешенного на тонких нитях.
Максимов сбавил ход, подвел Вику к небольшой группке, окружившей кукловода. Подтолкнул вперед.
Сильвестр уже встал за спиной.
— Что за люди были в кафе? — беззвучно прошептал он.
— Шейх какого-то исламского ордена. Печатку на перстне не разглядел. Не Танцующих дервишей, это точно, — отвернувшись в сторону, ответил Максимов.
— Что им от тебя было нужно?
— Просто обнюхались.
— Совпадение?
Максимов понял, что Сильвестр имел в виду встречу с Навигатором.
— Скорее всего, — ответил он. Кивнул оглянувшейся Вике.
Марионетка, послушная искусным рукам, дергающим за нити, стала рисовать фломастером в блокноте ее портрет. Этим трюком кукловод кормился не один год, но всякий раз рисующая кукла вызывала неподдельный восторг зрителей.
— Двое ребят потопают за тобой. — Сильвестр указал взглядом на тех, кого вычислил Максимов. — Не напрягайся, приказ Навигатора. Они в твоем распоряжении круглые сутки.
— Мне нужна другая машина, — глядя под ноги, произнес Максимов.
— Будет.
Сильвестр отошел в сторону, достал мобильный телефон, стал тыкать в клавиши. Бизнесмен вдруг вспомнил, что есть неотложные дела.
Максимов проводил взглядом его коренастую фигуру. Через минуту она исчезла в толпе.
Он не стал говорить Сильвестру, что в странной встрече в кафе почувствовал больше чем совпадение. Это был знак. Достаточно явный, чтобы не оставить его без внимания.
Ранг Олафа в Ордене позволял ему руководствоваться в поиске тем, что он считает для себя важным, не давая на этом этапе отчета другим. В Ордене он был Странником, воином, действующим в одиночку, идущим к цели своим путем, принимающим на себя ответственность за выбранные средства. Эта встреча для него стала знаком, что Лилит искали все.
«То, что она творит, — грех. Незамеченным такое пройти не может. Хотела она или нет, но круги пошли по воде. И тревожные волны дошли до тех, кто всеми силами поддерживает баланс Добра и Зла. Знающие и умеющие слышать уже потянулись сюда, откуда исходят волны. Ее обложат и затравят. Непременно. Не мы, „гак другие. Для меня это Дикая Охота. Они назовут — джихад. Какая разница, если один смысл и одна цель? Не важно, кто остановит эту бестию, лишь бы это удалось“.
Вокруг толпился радостно возбужденный народ. В середине лета, на самой бесшабашной улице Москвы никому даже в голову не могло прийти, что Дикая Охота уже началась.
Глава двадцать седьмая. ОХОТНИКИ ЗА ПРИВИДЕНИЯМИ
Телохранители
Подседерцев машинально прочитал первый лист аналитической записки, приоткрыл второй, пробежал глазами, поморщился и захлопнул папку. Его сосед по этажу, партнер по шахматам, такой же начальник управления СБП, как и Подседерцев, похоже, окончательно тронулся умом.
«Вернее, стал шибко умным, — поправил себя Подседерцев. — Пора Ролдугина из контрразведки переводить в „чистую“ науку, завлабом в Институт космических исследований. Совсем уже от земли оторвался».
В записке, наполовину состоящей из астрологической абракадабры, на основании положения планет и прочих небесных тел делался вывод о неизбежном развале службы к концу нынешнего лета. Может, для звездочета это и было открытием, но Подседерцев, обеими ногами стоящий на земле, а конкретно — в дерьме, а оно им и остается, даже если происходит из самых что ни есть «элитарных» источников, грядущий развал спрогнозировал давным-давно.
Хозяин, с обкомовских времен прозванный Шахматистом» за любовь к кадровым этюдам, перед вторым туром выборов не мог не произвести очередную «сильную рокировочку». Эффектно отдав на заклание одних, он получал оперативный простор в игре против тех, кого собирался приблизить. Прием старый, не раз доказавший свою эффективность. Потому что ничто так не дает понять, что Хозяин не просто король на доске, а — гроссмейстер, играющий по собственным правилам. И чтобы понять правила кремлевских игрищ, вовсе не обязательно уходить в научные дебри. В них всегда одна первопричина и одна цель — Власть.
Подседерцев верил лишь в психологию и психиатрию, в них все достаточно научно, соответственно, понятно цивилизованному уму, а главное, как сказал невропат Ницше, «человечно, слишком человечно», соответственно — практично и утилитарно. Серьезное изучение трудов классиков психоанализа и психиатрии стало для Подседерцева лучшей прививкой от ежедневного вынужденного общения с обитателями Кремля, Белого дома и прочих Охотных рядов, иначе такую концентрацию физических недостатков, моральных уродств и психических отклонений выдержать невозможно. А у соседа была идея-фикс — парапсихология.
Очевидно, спасаясь от жестоких реалий жизни и тоски на суше, бывший моряк Тихоокеанского флота Ролдугин ушел в дебри психокинеза, полтергейста и прочей астрологии, как соломенная вдова при запойном муже до слез зачитывается «дамскими» романами.
Ролдугин читал лекции слушателям Высшей школы КГБ с высоких позиций марксистско-ленинского учения, а сам стойко носил в крови и голове вирус «буржуазной лженауки», пока не попал в тепличные условия СБП, где идея-фикс дала бурную поросль идей, концепций и даже методических указаний. Но если решил поставить свои недостатки и комплексы на службу государству, трату бюджетных денег требовалось обосновать. Этот единственный тест перед до-. пуском к халяве сосед прошел с честью. Подседерцев смеха ради и для пополнения своей коллекции кремлевских уникумов пролистал докладную записку, состряпанную соседом.
Первым и обязательным пунктом шло обеспечение безопасности и комфортного царствования Хозяина. Здесь приводился полный комплект мер от массажа по методике Джуны до экстрасенсорной защиты от «насылания порчи». Вторым пунктом, помятуя, что СБП создавался как «мини-КГБ» для персональных нужд Хозяина, сосед указал экстрасенсорную контрразведку и нетрадиционные методики подготовки оперсостава. Третий пункт, как полагается, восхищал глобальностью задач. В перспективе сосед брался применить накопленный опыт в деле обеспечения энергоинформационной и этнопсихологической безопасности России. В приложении, в три раза толще основного документа, приводились многочисленные ссылки на зарубежный опыт и достижения, а самое интересное — на кое-какие факты из оперативной деятельности НКВД.
Трюк сработал. Но «карма», «эгрэгоры» и звезды тут были ни при чем. Подседерцев лично наблюдал ритуал принятия решения, поэтому знал — сработала голая психология, вернее — психопатология нынешних «лиц, принимающих решения».
Шеф, поскоблив ногтями лысину, блеснул хитрыми, глазками и выдал заключение:
— А хрен с ним, хуже не будет.
— Во всяком случае, много денег не проест, а мы получаем еще один кордон на доступ к телу. Операция стара, как мир. Бабу Хозяину, по понятным причинам, подкладывать не станут, а вот домашнего экстрасенса вполне могут сосватать. Нам тут только Гришки Распутина для полного счастья не хватает! — решился тогда перевести решение в практическую плоскость Подседерцев.
— Дело! — ухватил мысль Шеф. — Пусть возьмет на контроль всю шаманскую кодлу и глаз с нее не спускает. Мне нужно знать, кто через их раскрутку отмывает деньги и на каких высоких персон ищет выход. А остальным может заниматься в свободное время и на сэкономленные бабки. В конце концов, у Мальчиша-Плохиша целый институт есть, «Проблем экономики переходного периода», во как!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122