— Государства нет, безопасности нет, а зарплату получаете регулярно. Логику улавливаешь? Так хоть не стройте умных рож.
— Патриот, — протянул Белов.
— Есть немножко.
Из чайника повалил пар, щелкнул контакт. Павел бросил в чашки по паре ложек кофе, залил кипятком.
— Сахара нет, в холодильнике — только лед. Извини, гостей не ждал. — Павел взял чашки. — Пошли в комнату?
Три стены комнаты занимали книжные полки. Стопки книг лежали на полу, вдоль окна выстроился ряд коробок из-под импортных фруктов, тоже забитые книгами. Белов посмотрел на тахту, поверх сбитого пледа лежала книга в черном переплете. Два продавленных кресла, стол у окна, вот и вся мебель. Только компьютер на столе и пластиковые коробки с дискетами говорили, что хозяин квартиры не до конца оторвался от жизни.
Белов сел в кресло, на которое ему указал Павел, тот подвинул ногой коробку с книгами — получился стол, поставил на него чашки с кофе, уселся в кресло напротив, поджав под себя ноги.
«М-да, тяжелый случай, — подвел итог увиденному Белов. — Радует одно — нет батареи пустых бутылок».
— Сигарет случаем нет? Ночью кончились, а в магазин еще не выходил. Павел немного смутился.
«Скорее всего, деньги и сигареты кончились одновременно», — догадался Белов, положил на импровизированный столик пачку. Павел взял сигарету, прикурил, сунул руку под кресло и достал банку из-под кофе. Белов понял пепельница.
— Даже телевизора нет? — начал щупать клиента Белов.
— А на кой он мне? — Павел сосредоточенно раскуривал сигарету. — Вон мой телевизор. — Он кивнул на монитор.
«Фанат, трудоголик, аскет», — сделал вывод Белов.
— Давно развелся? — Вопрос для самого Белова был болезненный, поэтому получился хорошо, без назойливости.
— Скорее, никак не сойдусь, — вздохнул Павел. — В штопоре по этому делу, он щелкнул себя по горлу, — года два был. Потом за ум взялся. Работать начал. Семью надо кормить, а для этого надо работать. А у меня работа получается, когда никто над душой не стоит. Головой же пахать надо, а она не выключается по команде, как станок. Я даже на толчке могу родить мысль, которую вертел в башке месяц. Но для этого меня нельзя весь месяц отвлекать. Иначе зверею, зашибить могу. Какая уж тут семейная жизнь. — Павел махнул рукой. — Брак, как теорема Ферма: условие до обидного примитивно, а решение возможно только в частных случаях.
— Хорошее дело браком не назовут, — со знанием дела согласился Белов. Посмотрел на промятую тахту. — Здесь и живешь?
— Когда работается. Квартира после матери осталась. Все, что нажила, — эти хоромы.
Белов сделал глоток, кофе был терпким, тягучим на вкус, но ему понравилось.
— Послушай, Павел, а почему ты так спокойно отнесся к моему приходу? К тебе часто по утрам люди из ФСБ ходят? — Белов резко закрутил темп беседы, разминка окончилась.
— А вас, как тараканов, куда ни плюнь — по кагэбэшнику. Но я бы на вашем месте не радовался. Пытаться быть вездесущим — не есть уподобиться Богу, пробурчал в кружку Павел.
Белов покосился на крест на его волосатой груди. «Только этого мне не хватало! Неофит из атеистов в поисках математического доказательства существования Бога».
— Иными словами, это тебя не удивило. Почему?
— Потому что, когда вот-вот готов раскрыть тайну, нужно ждать появления хранителя тайны. В обычной жизни они принимают облик хранителей гостайн. В крайнем случае — участкового. А я сейчас как раз заканчиваю одну серьезную работу. О теории Хаоса что-нибудь слышал?
«Хватит! Пора спускать его с небес на землю», — решил Белов.
— Меня интересует, зачем тебе потребовались данные о геологической обстановке в Москве? Как ты их использовал? Результат?
Павел откинулся в кресле и захохотал.
— Не понял? — нехорошо прищурился Белов.
— Уф! — Павел вытер заслезившиеся глаза. — Это я так, от неожиданности. Значит, вы его нашли?
— Кого?
— Скорее, что. Павел сделал последнюю затяжку и размял окурок в банке. Компьютер, естественно.
Белов покосился на компьютер на столе, потом уперся взглядом в широкий лоб Павла.
— Слушай меня, Эйнштейн. Не знаю, как это согласуется с теорией открытых систем, но постарайся понять, с моим приходом твоя жизнь совершила крутой поворот: была хреновой, а станет очень хреновой.
— Нет, я серьезно. — Веселые огоньки, действительно, погасли в глазах Павла. — Полгода назад у меня украли компьютер. Влезли через окно. Не оглядывайся, решетки я после этого поставил. И дверь железную. Компьютер принадлежал одной фирме. Я на нее тогда работал. Пришлось выплачивать из своего кармана. А милиция злодеев до сих пор ищет. Вот я и подумал, что компьютер всплыл по линии ФСБ.
«Звонок в местное отделение милиции, там этот „висяк“ должны помнить. Звонок работодателям. Звонок в фирму, что дверь и решетки устанавливала. Опрос соседей», — мысленно набросал план Белов.
— Почему он мог всплыть по нашей линии?
— Из-за содержимого, естественно!
— Оч-чень интересно, — протянул Белов, уселся поудобнее, всем видом давая понять, что готов слушать до бесконечности. — Надеюсь, не из-за «Тетриса» с голыми девочками?
— Ха! — усмехнулся Павел, потом покачал головой. — Компьютер стоил какую-то штуку баксов, а содержимое тянуло на несколько миллионов долларов. Эти козлы даже не знали, что они украли!
— Модель ЧС в Москве там была? — Белов незаметно суеверно сжал кулак.
Это не самое ценное, — отмахнулся Павел.
Белову вдруг захотелось врезать кулаком по его мощному лбу, чтобы шарики— ролики хоть на минуту встали на место.
— Павел, — попросил он как мог спокойно, с трудом разлепив правый кулак,просвети бестолкового, что это за модель? Только без излишней зауми.
Павел раскурил сигарету, пустил дым в потолок, туда же устремил взгляд.
— Попробую, — начал он после долгой паузы. — Москва — город уникальный. Если помнишь школьную физику, то существует такая штука как ускорение свободного падения. То, что гравитация воздействует на тела, вне зависимости от их массы, доказал еще Галилей, бросая камни с Пизанской башни. Все падает на землю с ускорением девять и восемь десятых метра в секунду. Примерно. Потому что вскоре выяснилось, что в различных районах земли сила гравитации отклоняется от средней величины. В девятнадцатом веке существовала мода все измерять и взвешивать. Точность приборов уже позволяла измерить эти отклонения в гравитационной постоянной — так называемый микрогравитационный перепад. Так вот, в Москве в радиусе полста километров от центра, по линии засечных застав истинной границы города, намеченной теми, кто его заложил, перепад достигает уникальных величин. Для сравнения, микрогравитационный перепад в районе Большого Кавказского хребта в десятки раз меньше!
— Мы что — в горах живем? — удивился Белов.
— Нет, естественно. Но такой перепад на равнине, да еще на ограниченной площади, может объясняться только наличием сверхплотного вещества на большой глубине. Например, залежами свинца или железа на глубине полутора тысяч метров. Но ничего подобного, насколько нам известно, под Москвой нет. — Павел заметно возбудился. — Центр города стоит на весьма странном месте! Кстати, это район максимальной концентрации органов управления страной. Уловил мысль?
— Вот почему у нас такой бардак! — усмехнулся Белов.
— Э нет! — Павел откинулся в кресле, сделал глоток кофе. — Не так все просто. Предки зачем-то поставили столицу на стыке геологических разломов, через которые на поверхность прорываются мощные потоки энергии. Если это сделали сознательно, то одновременно должны были создать систему компенсации негативного влияния данной аномалии. И ее создали. Практически все московские церкви стоят в точках градиента гравитации — там, где обнаруживается ее перепад или стабильное состояние. А любая церковь есть сложное геометрическое тело, самой конструкцией своей предназначенное для аккумуляции и направленного излучения малоизученной формы энергии — духовной. Улавливаешь?
— Кое-что. — Белову по долгу службы приходилось встречаться с крайними проявлениями человеческой сущности, но такой экземпляр попался впервые. — А при чем тут модель ЧС?
— Да подойдем мы к ней, не гони, — отмахнулся Павел. — Представь себе серебристое свечение, накрывающее город, как купол. Это и есть знаменитый Покров Богородицы, простертый над городом и спасающий его от внедрения темных энергий. А говоря нормальным языком, от возникновения хаотических процессов в слабо сбалансированной открытой системе. И еще один интересный факт. Все церкви имеют точную привязку к астрономическим объектам, которыми оперирует астрология. А Кремль, если учесть пространственное положение, архитектуру и ориентацию в пространстве, — по эзотерической значимости ничем не уступает знаменитому Стоунхэнджу[16]. Фактически его строили как дворец Вечности, где лишь временно присутствует наместник Высших сил. Называйте его царем, генсеком или президентом, сути это не изменит. Кстати, это и объясняет, почему в Кремль входят исключительно по трупам соратников и остаются там навсегда. Альтернативы у России нет: у нас либо монарх, либо — ничто. То самое бердяевское Великое Ничто, которое ничтожит. Иными словами — Хаос.
Павел протянул банку — сигарета Белова успела дотлеть до фильтра.
— Спасибо. — Белов бросил в банку окурок и сразу же прикурил новую сигарету. — Та-ак, по сравнению с учением Хари Кришны, конечно, слабовато. Но должен признать, головка кружится. Просто бесплатный опиум для народа! А почему все— таки для анализа взял город? Можно же было рассматривать человека, общество, на худой конец — Космос. Чем тебе не открытая система?
Глаза Павла на миг сделались буравчиками. Потом он опять поднял их к потолку. Подумал о чем-то, пощипывая бороду.
— Я задал вопрос, — напомнил Белов.
— За градостроительство всегда кто-то конкретно отвечает. Просто из соображений чиновничьей безопасности будет слушать. А кому интересен Космос? Одно из требований к соискателю степени или премии — практическое применение теории. Увы, так у нас принято. Поэтому проблема должна быть острой. А что может быть интересней и актуальней, чем предупреждение чрезвычайных ситуаций в городе?
— Катастрофы моделировал?
— Понимаешь, мне удалось создать комплексную динамическую модель города, с учетом всех составляющих: геофизическая обстановка, социальная, техногенная активность и прочее. Все с привязкой к астрологической карте города, что давало возможность составлять прогноз на любой срок. — Павел не донес чашку до рта, заговорил быстрее, возбужденно поблескивая глазами. — Город — это живой объект. В нем, как в человеке, все подчинено определенным ритмам, есть своя система активных точек — «акупунктура города», как я ее назвал. Есть и летальные точки. Воздействие на них способно уничтожить город или смертельно его ранить. Ты даже не представляешь, насколько мы перегрузили организм города! Он страдает ожирением, одышкой, несварением и прочим. Он ведет себя как невротический больной, разрываясь между желаемым и реальностью. — Павел отхлебнул кофе. Расстрел Белого дома я спрогнозировал за полгода с точностью до дня. И с уверенностью могу сказать, третьего ввода войск и массовых акций протеста Москва просто не выдержит. Когда система не может выдержать лавину Хаоса, первым трещит компенсаторное звено системы. Ну по принципу: где тонко, там и рвется. Так вот, в городе компенсаторное звено — человек, население. Поэтому любая серьезная авария в Москве моментально вызовет выброс негативной социальной энергии. Произойдет тот самый русский бунт — «бессмысленный и беспощадный».
— И много для этого надо?
— Нет, не более семи процентов населения. Всего семьсот тысяч жертв, а это один микрорайон Москвы, и уже никакая дивизия Дзержинского не восстановит порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122