И про фугасы. И про попытку разыграть «чеченский след» через Белова. Как законопослушный гражданин я не могу держать эту информацию у себя в сейфе. Долго не могу. Скажем, завтра утром придется передать ее в прокуратуру. — Салин поднял взгляд на Шефа. Только боюсь попасть впросак. А вдруг Рожухин все выдумал, и не было никакого Подседерцева в СБП? — Салин водрузил на нос очки. Стекла хищно блеснули в полумраке холла.
Салин встал, отвел ветку пальмы, едва не попавшую в лицо.
— Прощайте, Александр Васильевич. Извините за беспокойство, но вы сами убедились, дело у меня было государственной важности. — Он интонацией выделил последние слова. Протянул руку. — Позвольте откланяться. Меня уже заждались друзья.
Шеф привстал, едва пожал руку Салину, сразу же осел в кресло.
Охрана не решилась тревожить Шефа, еще долго сидевшего в темном углу после ухода посетителя.
Решетников предупредительно распахнул дверцу, стоило Салину подойти к машине.
Салин забрался в салон, пахнущий дорогой кожей, — по особо торжественным случаям, дабы не отставать от моды, выезжали на «мерседесе».
— Трогай! — Решетников махнул водителю. Нажал кнопку — и отгородившись от него черным стеклом. Повернулся к Салину, скользнул по лицу тревожным взглядом. — Может, по пять капель?
Салин кивнул, не открывая глаз, все мял переносицу тонко подрагивающими пальцами.
Решетников нажал кнопку, с мелодичным перезвоном открылась дверца мини-бара, молочно-белый свет, вырвавшийся из него, залил салон.
— Коньячок? — на всякий случай уточнил Решетников, хотя отлично знал вкусы партнера.
Салин кивнул. Решетников плеснул в стеклянные наперстки коньяк из пузатой бутылки. Протянул один Салину. Выпили молча, не чокнувшись.
Салин открыл глаза, слабо улыбнулся.
— А теперь еще по одной. За успех нашего безнадежного дела.
— Вот это по-нашему! — сразу же оживился Решетников. — Как он?
Салин посмаковал под языком новую порцию коньяка. С видимым удовольствием сглотнул пахучую жидкость.
— Коньяк? Выше всяких похвал.
Решетников оценил шутку, забулькал, вздрагивая толстым животом. Вытер заслезившиеся глаза. Сразу стал серьезным.
— Честно говоря, я боялся, что он психанет.
— Был такой момент, — кивнул Салин. — Но обошлось. Хватило ума верно оценить ситуацию.
— Надеюсь, что делать дальше, он сообразит без нас. — Решетников поставил пустую рюмку в специальное углубление на полочке бара.
— Да, не хотелось бы мараться, — брезгливо поморщился Салин. — Куда сейчас?
— На дачу, — ответил Решетников.
Они поняли друг друга без лишних слов. Машина, набирая скорость, неслась по шоссе прочь из города, в котором стало слишком опасно жить.
Телохранители
Подседерцев вскинул голову, посмотрел на вошедшего Шефа. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Слишком долго отсутствовал Шеф, и слишком разительная перемена произошла в нем. Показалось, что все это время он провел в тренажерном зале, пытая себя тренировкой с тяжестями.
— Она еще раз звонила, — доложил Бурундучок.
— Трубку не брал? — Шеф протиснулся к столу, сел, выставив больную ногу.
— Я же не враг себе! На определителе высветился номер, я и переадресовал звонок в приемную. Там секретарь, ему по должности врать положено, я не могу.
Отодвинул от себя телефонный аппарат, уперся локтями в стол.
— Вы бы хоть со стола велели убрать, мужики! — Он болезненно поморщился, принялся массировать больное колено.
— Так сойдет, Саш. — Бурундучок махнул рукой. За двадцать минут они с Подседерцевым обменялись всего десятком фраз, и теперь шеф ФСБ явно обрадовался возможности нарушить гнетущее молчание. — Слушай, что я надумал.
— Погоди ты. У тебя Рожухин служит? — обратился он к Подседерцеву.
— Он сейчас прикомандирован к оперативно-розыскной бригаде Белова. Тьфу, Барышникова, — поправил себя Подседерцев.
— Ты его давно видел?
— Утром, на Лубянке.
— Нормальный парень?
— Старается. Голова хорошо работает. Со временем толк будет. — Подседерцев старался выиграть время, пытаясь понять, зачем среди ночи генералу потребовался какой-то рядовой опер.
— Мне сейчас молодой парень срочно нужен. Для особо щекотливой командировки. Отдашь на время?
— Барышникова надо спрашивать. Рожухин же сейчас у него в отделе геройствует.
— Отзови. Завтра утром ко мне. Ты тоже приходи.
— Хорошо, — кивнул Подседерцев.
— Вспомнил, этот не тот, с которым ты и Ролдугин на труп среди ночи выезжали? — неожиданно добавил Шеф.
— Уже доложили, — сыграл досаду Подседерцев.
— Ты разберись, кстати. Генерал СБП его ищет, а пацана найти не могут.
— Разберусь. — Подседерцев покачал головой. — Может, у бабы лежит, паршивец, дело-то молодое.
Подседерцев уже с трудом сдерживал тревогу. О Дмитрии он на время забыл, полностью переключившись на НИИ, оказалось, допустил промах.
— Ладно, с молодыми закончили. Давайте о нас, стариках. — Шеф последний раз обжег Подседерцева взглядом, повернулся к Бурундучку. — Надо…
В этот момент запиликал телефон. Шеф бросил взгляд на дисплей определителя номера, выматерился сквозь зубы. Снял трубку.
После «слушаю» он назвал звонившего по имени-отчеству, все знали, что Дед терпеть не может обезличенного обращения. Подседерцев и Бурундучок обменялись тревожными взглядами. Деда все-таки разбудили.
— Ничего страшного не произошло. Поверьте, повода для паники нет и быть не может. Все документы и показания этих воришек у нас, мы их никому не покажем. Позвольте, я все доложу утром. Я знаю, что пресса уже подняла шум… Вот пусть тот, кто его поднял, сам и успокоит. Да, вы правы, это его работа… Спокойной ночи.
Он положил трубку.
Подседерцев до хруста сжал кулак. Шанс толкнуть операцию в нужном направлении был безнадежно упущен. Шеф дал «отбой», только так следовало понимать произошедшее. Дальше будет компромисс, ловкий доклад, на худой конецпокаяние. Не будет главного ради чего следует действовать, — полной и безоговорочной победы.
«У победы всегда много родителей, поражение всегда сирота, — вспомнил он старую истину. — Интересно, кого назначат в усыновители сиротки? — Он мельком взглянул на притихшего Бурундучка. — Кандидат хорош, но что-то мне подсказывает, что его Шеф не сдаст».
— Значит так, Боря. — Шеф ткнул в него коротким пальцем. — Финал проведет управление по антитеррору. — При этих словах Бурундучок встрепенулся. Передашь им концы на это НИИ с «электронными пушками» и армейский спецназ. К шести утра быть в готовности обезвредить фугасы.
Подседерцев с холодной отрешенностью понял — терять больше нечего.
— Почему не поставили в известность Деда? — спросил он. Знал, что идет на запрещенный прием, никакие личные отношения и степень повязанности в дела не дают подчиненному право тыкать мордой в стол своего начальника.
— Да потому, что до шести утра с нас стружку до самого позвоночника успеют снять! — вскипел Шеф.
— До утра можно успеть выработать политическую линию и запустить механизм ГКЧП, — не дрогнул Подседерцев.
— И загнать Деда в могилу! — Шеф нервно дернул головой. — Я его лучше всех знаю. На Деда нельзя давить. Доложим все утром, но без крика и паники. Как ни крути, а решение принимает он.
— Тогда все ясно. — Подседерцев презрительно скривил губы. — Сливаем воду.
Он умел использовать недостатки других себе во благо, но знал — порой чужие недостатки становятся твоей личной проблемой. Сейчас был именно такой случай. Не удержался и вперил взгляд в переносицу Шефа, не так давно перенесшую операцию, ставшую символической клятвой на верность Деду, сродни обряду обрезания.
— Не делай такую рожу, Борис, — усмехнулся Шеф. — Ты по сравнению с нами в лучшем положении. Если завтра всех выпрут на пенсию, ты все равно действующим генералом останешься. Казачьих войск.
Бурундучок дрогнул щечками и издал короткий смешок.
Для оперативного прикрытия в играх с разнородными группами добровольцев и прочих казаков Подседерцева залегендировали под начальника объединенного штаба казачества. Пришлось пару раз засветиться на крестных ходах, казачьих кругах и светских раутах в импровизированной форме куренного атамана. Дома на стене висела нагайка, что вызывало вечные шуточки жены.
«Потребуется денщик, позову», — подумал Подседерцев и отвел глаза.
— Все, мужики, по домам. — Шеф прихлопнул донью по столу. — Хватит дразнить собак, да и выспаться надо.
Подседерцев встал первым. Через стол пожал руки Шефу и Бурундучку. Отметил, что они явно не собирались выйти следом.
«Ну и хрен с вами!» — Подседерцев едва удержался, чтобы с грохотом не захлопнуть за собой дверь.
На улице душный ветер шелестел поникшей от жары листвой. Небо сделалось непроницаемо черным от нависших над городом грозовых туч.
Подседерцев стоял у машины, водитель терпеливо ждал, пока хозяин выкурит сигарету.
В душе у Подседерцева гнетущая тревога боролась со жгучей яростью. Он глубоко затягивался дымом, резко выбрасывал его из себя, пока перед глазами не заплясали яркие светлячки.
«Только без паники, — приказал он себе. — Что, собственно, произошло? Ничего неожиданного, ты же знал, с кем связался. Подставили, конечно. Но, во всяком случае, они избавили тебя от клятвы верности. Только полный дурак может хранить верность полному идиоту. — Он посмотрел на часы. Полночь. — Поздно, конечно. Но Салин поймет, стоит ему только узнать о фугасах. Он волчара, не чета этим. Мне есть чем торговаться, один архив Ладыгина чего стоит. Уж жизнь и свободу я себе куплю, это точно».
Он расплющил пальцами фильтр, отшвырнул окурок в темноту. Рванул дверцу машины.
— Домой, — приказал водителю.
Машина послушно заурчала мощным мотором, мягко тронулась, выкатилась с аллеи на шоссе, понеслась по левой полосе.
Подседерцев откинул голову на подголовник кресла и всю дорогу молчал, скосив глаза в окно.
Срочно ИТАР-ТАСС
Председатель Совета национальной безопасности Александр Лебедь отказался комментировать прозвучавшее по НТВ заявление Евгения Киселева о государственном перевороте. Получив объяснения от следователей, ведущих допрос Евстафьева и Лисовского, генерал заявил следующее: «Пока рано делать выводы. Разберемся и только тогда доложим Президенту».
Глава сорок третья. ТАНЦЫ НАД БЕЗДНОЙ
Дикая Охота
Наступило то странное время, что зовется в астрономии «гражданские сумерки». Солнце уже закатилось за горизонт, погасла вечерняя заря, но небо все еще оставалось светлым, медленно густело синим цветом на востоке, а на западе проступали розовые тона. На фоне неба деревья, мелькающие вдоль дороги, казались легкими мазками черной туши.
На трассе машины набрали интервал, позволяющий водителям расслабиться и не исходить потом от угрозы въехать в задний бампер идущей впереди машины. Езда за городом вновь превратилась из добровольной каторги в удовольствие.
Вика опустила стекло, довольно щурилась, подставляя лицо свежему ветру. Максимов настоял, чтобы после раута в ЦДХ переоделась так, чтобы не жалко было проваляться в сыром лесу сутки. И обувь должна быть соответствующей. Оказалось, по ее разумению, костюм лесного жителя состоял из узких джинсов, темной майки, открывавшей пупок, и натовской камуфлированной куртки. Комплект дополняли белые кроссовки. На краткую лекцию по тактике действия в условиях лесисто-болотистой местности Вика возразила по-женски убойно: «А у меня больше ничего подходящего нет». Времени экипировать ее соответствующим образом уже не оставалось, пришлось махнуть рукой и довериться судьбе.
Тишина в машине под мерное урчание двигателя начала давить на нервы. По обоюдному согласию приемник не включали, а разговор никак не клеился. Каждый то и дело замолкал, думая о своем.
— В годы моей допризывной юности, Вика, существовало некое явление, именуемое КСП.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Салин встал, отвел ветку пальмы, едва не попавшую в лицо.
— Прощайте, Александр Васильевич. Извините за беспокойство, но вы сами убедились, дело у меня было государственной важности. — Он интонацией выделил последние слова. Протянул руку. — Позвольте откланяться. Меня уже заждались друзья.
Шеф привстал, едва пожал руку Салину, сразу же осел в кресло.
Охрана не решилась тревожить Шефа, еще долго сидевшего в темном углу после ухода посетителя.
Решетников предупредительно распахнул дверцу, стоило Салину подойти к машине.
Салин забрался в салон, пахнущий дорогой кожей, — по особо торжественным случаям, дабы не отставать от моды, выезжали на «мерседесе».
— Трогай! — Решетников махнул водителю. Нажал кнопку — и отгородившись от него черным стеклом. Повернулся к Салину, скользнул по лицу тревожным взглядом. — Может, по пять капель?
Салин кивнул, не открывая глаз, все мял переносицу тонко подрагивающими пальцами.
Решетников нажал кнопку, с мелодичным перезвоном открылась дверца мини-бара, молочно-белый свет, вырвавшийся из него, залил салон.
— Коньячок? — на всякий случай уточнил Решетников, хотя отлично знал вкусы партнера.
Салин кивнул. Решетников плеснул в стеклянные наперстки коньяк из пузатой бутылки. Протянул один Салину. Выпили молча, не чокнувшись.
Салин открыл глаза, слабо улыбнулся.
— А теперь еще по одной. За успех нашего безнадежного дела.
— Вот это по-нашему! — сразу же оживился Решетников. — Как он?
Салин посмаковал под языком новую порцию коньяка. С видимым удовольствием сглотнул пахучую жидкость.
— Коньяк? Выше всяких похвал.
Решетников оценил шутку, забулькал, вздрагивая толстым животом. Вытер заслезившиеся глаза. Сразу стал серьезным.
— Честно говоря, я боялся, что он психанет.
— Был такой момент, — кивнул Салин. — Но обошлось. Хватило ума верно оценить ситуацию.
— Надеюсь, что делать дальше, он сообразит без нас. — Решетников поставил пустую рюмку в специальное углубление на полочке бара.
— Да, не хотелось бы мараться, — брезгливо поморщился Салин. — Куда сейчас?
— На дачу, — ответил Решетников.
Они поняли друг друга без лишних слов. Машина, набирая скорость, неслась по шоссе прочь из города, в котором стало слишком опасно жить.
Телохранители
Подседерцев вскинул голову, посмотрел на вошедшего Шефа. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Слишком долго отсутствовал Шеф, и слишком разительная перемена произошла в нем. Показалось, что все это время он провел в тренажерном зале, пытая себя тренировкой с тяжестями.
— Она еще раз звонила, — доложил Бурундучок.
— Трубку не брал? — Шеф протиснулся к столу, сел, выставив больную ногу.
— Я же не враг себе! На определителе высветился номер, я и переадресовал звонок в приемную. Там секретарь, ему по должности врать положено, я не могу.
Отодвинул от себя телефонный аппарат, уперся локтями в стол.
— Вы бы хоть со стола велели убрать, мужики! — Он болезненно поморщился, принялся массировать больное колено.
— Так сойдет, Саш. — Бурундучок махнул рукой. За двадцать минут они с Подседерцевым обменялись всего десятком фраз, и теперь шеф ФСБ явно обрадовался возможности нарушить гнетущее молчание. — Слушай, что я надумал.
— Погоди ты. У тебя Рожухин служит? — обратился он к Подседерцеву.
— Он сейчас прикомандирован к оперативно-розыскной бригаде Белова. Тьфу, Барышникова, — поправил себя Подседерцев.
— Ты его давно видел?
— Утром, на Лубянке.
— Нормальный парень?
— Старается. Голова хорошо работает. Со временем толк будет. — Подседерцев старался выиграть время, пытаясь понять, зачем среди ночи генералу потребовался какой-то рядовой опер.
— Мне сейчас молодой парень срочно нужен. Для особо щекотливой командировки. Отдашь на время?
— Барышникова надо спрашивать. Рожухин же сейчас у него в отделе геройствует.
— Отзови. Завтра утром ко мне. Ты тоже приходи.
— Хорошо, — кивнул Подседерцев.
— Вспомнил, этот не тот, с которым ты и Ролдугин на труп среди ночи выезжали? — неожиданно добавил Шеф.
— Уже доложили, — сыграл досаду Подседерцев.
— Ты разберись, кстати. Генерал СБП его ищет, а пацана найти не могут.
— Разберусь. — Подседерцев покачал головой. — Может, у бабы лежит, паршивец, дело-то молодое.
Подседерцев уже с трудом сдерживал тревогу. О Дмитрии он на время забыл, полностью переключившись на НИИ, оказалось, допустил промах.
— Ладно, с молодыми закончили. Давайте о нас, стариках. — Шеф последний раз обжег Подседерцева взглядом, повернулся к Бурундучку. — Надо…
В этот момент запиликал телефон. Шеф бросил взгляд на дисплей определителя номера, выматерился сквозь зубы. Снял трубку.
После «слушаю» он назвал звонившего по имени-отчеству, все знали, что Дед терпеть не может обезличенного обращения. Подседерцев и Бурундучок обменялись тревожными взглядами. Деда все-таки разбудили.
— Ничего страшного не произошло. Поверьте, повода для паники нет и быть не может. Все документы и показания этих воришек у нас, мы их никому не покажем. Позвольте, я все доложу утром. Я знаю, что пресса уже подняла шум… Вот пусть тот, кто его поднял, сам и успокоит. Да, вы правы, это его работа… Спокойной ночи.
Он положил трубку.
Подседерцев до хруста сжал кулак. Шанс толкнуть операцию в нужном направлении был безнадежно упущен. Шеф дал «отбой», только так следовало понимать произошедшее. Дальше будет компромисс, ловкий доклад, на худой конецпокаяние. Не будет главного ради чего следует действовать, — полной и безоговорочной победы.
«У победы всегда много родителей, поражение всегда сирота, — вспомнил он старую истину. — Интересно, кого назначат в усыновители сиротки? — Он мельком взглянул на притихшего Бурундучка. — Кандидат хорош, но что-то мне подсказывает, что его Шеф не сдаст».
— Значит так, Боря. — Шеф ткнул в него коротким пальцем. — Финал проведет управление по антитеррору. — При этих словах Бурундучок встрепенулся. Передашь им концы на это НИИ с «электронными пушками» и армейский спецназ. К шести утра быть в готовности обезвредить фугасы.
Подседерцев с холодной отрешенностью понял — терять больше нечего.
— Почему не поставили в известность Деда? — спросил он. Знал, что идет на запрещенный прием, никакие личные отношения и степень повязанности в дела не дают подчиненному право тыкать мордой в стол своего начальника.
— Да потому, что до шести утра с нас стружку до самого позвоночника успеют снять! — вскипел Шеф.
— До утра можно успеть выработать политическую линию и запустить механизм ГКЧП, — не дрогнул Подседерцев.
— И загнать Деда в могилу! — Шеф нервно дернул головой. — Я его лучше всех знаю. На Деда нельзя давить. Доложим все утром, но без крика и паники. Как ни крути, а решение принимает он.
— Тогда все ясно. — Подседерцев презрительно скривил губы. — Сливаем воду.
Он умел использовать недостатки других себе во благо, но знал — порой чужие недостатки становятся твоей личной проблемой. Сейчас был именно такой случай. Не удержался и вперил взгляд в переносицу Шефа, не так давно перенесшую операцию, ставшую символической клятвой на верность Деду, сродни обряду обрезания.
— Не делай такую рожу, Борис, — усмехнулся Шеф. — Ты по сравнению с нами в лучшем положении. Если завтра всех выпрут на пенсию, ты все равно действующим генералом останешься. Казачьих войск.
Бурундучок дрогнул щечками и издал короткий смешок.
Для оперативного прикрытия в играх с разнородными группами добровольцев и прочих казаков Подседерцева залегендировали под начальника объединенного штаба казачества. Пришлось пару раз засветиться на крестных ходах, казачьих кругах и светских раутах в импровизированной форме куренного атамана. Дома на стене висела нагайка, что вызывало вечные шуточки жены.
«Потребуется денщик, позову», — подумал Подседерцев и отвел глаза.
— Все, мужики, по домам. — Шеф прихлопнул донью по столу. — Хватит дразнить собак, да и выспаться надо.
Подседерцев встал первым. Через стол пожал руки Шефу и Бурундучку. Отметил, что они явно не собирались выйти следом.
«Ну и хрен с вами!» — Подседерцев едва удержался, чтобы с грохотом не захлопнуть за собой дверь.
На улице душный ветер шелестел поникшей от жары листвой. Небо сделалось непроницаемо черным от нависших над городом грозовых туч.
Подседерцев стоял у машины, водитель терпеливо ждал, пока хозяин выкурит сигарету.
В душе у Подседерцева гнетущая тревога боролась со жгучей яростью. Он глубоко затягивался дымом, резко выбрасывал его из себя, пока перед глазами не заплясали яркие светлячки.
«Только без паники, — приказал он себе. — Что, собственно, произошло? Ничего неожиданного, ты же знал, с кем связался. Подставили, конечно. Но, во всяком случае, они избавили тебя от клятвы верности. Только полный дурак может хранить верность полному идиоту. — Он посмотрел на часы. Полночь. — Поздно, конечно. Но Салин поймет, стоит ему только узнать о фугасах. Он волчара, не чета этим. Мне есть чем торговаться, один архив Ладыгина чего стоит. Уж жизнь и свободу я себе куплю, это точно».
Он расплющил пальцами фильтр, отшвырнул окурок в темноту. Рванул дверцу машины.
— Домой, — приказал водителю.
Машина послушно заурчала мощным мотором, мягко тронулась, выкатилась с аллеи на шоссе, понеслась по левой полосе.
Подседерцев откинул голову на подголовник кресла и всю дорогу молчал, скосив глаза в окно.
Срочно ИТАР-ТАСС
Председатель Совета национальной безопасности Александр Лебедь отказался комментировать прозвучавшее по НТВ заявление Евгения Киселева о государственном перевороте. Получив объяснения от следователей, ведущих допрос Евстафьева и Лисовского, генерал заявил следующее: «Пока рано делать выводы. Разберемся и только тогда доложим Президенту».
Глава сорок третья. ТАНЦЫ НАД БЕЗДНОЙ
Дикая Охота
Наступило то странное время, что зовется в астрономии «гражданские сумерки». Солнце уже закатилось за горизонт, погасла вечерняя заря, но небо все еще оставалось светлым, медленно густело синим цветом на востоке, а на западе проступали розовые тона. На фоне неба деревья, мелькающие вдоль дороги, казались легкими мазками черной туши.
На трассе машины набрали интервал, позволяющий водителям расслабиться и не исходить потом от угрозы въехать в задний бампер идущей впереди машины. Езда за городом вновь превратилась из добровольной каторги в удовольствие.
Вика опустила стекло, довольно щурилась, подставляя лицо свежему ветру. Максимов настоял, чтобы после раута в ЦДХ переоделась так, чтобы не жалко было проваляться в сыром лесу сутки. И обувь должна быть соответствующей. Оказалось, по ее разумению, костюм лесного жителя состоял из узких джинсов, темной майки, открывавшей пупок, и натовской камуфлированной куртки. Комплект дополняли белые кроссовки. На краткую лекцию по тактике действия в условиях лесисто-болотистой местности Вика возразила по-женски убойно: «А у меня больше ничего подходящего нет». Времени экипировать ее соответствующим образом уже не оставалось, пришлось махнуть рукой и довериться судьбе.
Тишина в машине под мерное урчание двигателя начала давить на нервы. По обоюдному согласию приемник не включали, а разговор никак не клеился. Каждый то и дело замолкал, думая о своем.
— В годы моей допризывной юности, Вика, существовало некое явление, именуемое КСП.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122