— А фамилию ее вы помните?
— Зачем вам это?
— Я просто стараюсь повидать всех, кто знал мать моей пациентки. Никогда не знаешь заранее, какая мелочь может пригодиться.
Она нерешительно помолчала, потом сказала:
— Подождите минутку.
Она положила в карман кредитный талон и ушла на кухню. Пока ее не было, я смотрел на здание клиники.
Никто не входил и не выходил. Ни малейшего намека на жизнь за этими окнами.
Хозяйка вернулась, держа в руках квадратик желтой бумаги для записок.
— Это адрес ее сестры. Кэти назвала ее в качестве поручителя в самом начале, потому что она обычно расплачивалась чеком, а ее собственные чеки были на другой штат. Я вообще-то хотела съездить к ней, да так и не собралась. Если увидите ее, скажите, что Джойс передает привет.
Я взял бумажку и прочитал ее. Аккуратные печатные буквы, написанные красным фломастером:
КЭТИ МОРИАРТИ
РОББИНС
2012 ЭШБОРН-ДРАЙВ
ПАСАДЕНА
И номер телефона.
Я положил адрес в бумажник, встал и сказал:
— Спасибо. Все было просто замечательно.
— Вы же ничего не ели, кроме клубники и кофе. Приходите когда-нибудь, когда проголодаетесь. У нас хорошо готовят, честное слово.
Она пошла обратно, к своему столику и газете.
Я посмотрел в окно и на этот раз увидел движение. Седая женщина величавого вида как раз садилась в «линкольн». А универсал уже отъезжал от бровки.
Пора поболтать с доктором Урсулой.
Но от этой мысли мне пришлось отказаться. Не успел я приблизиться к тротуару, как «сааб» вылетел задним ходом на улицу, замер на мгновение на месте и рванулся вперед, направляясь на север. Все произошло так быстро, что перед моими глазами лишь промелькнуло красивое, напряженное лицо водителя.
К тому времени как я оказался за рулем «севиля», она уже исчезла из виду.
Я немного посидел и поразмышлял о том, что могло так ее взбудоражить. Потом открыл бардачок, вынул оттуда мой томасовский путеводитель и нашел там Эшборн-драйв.
* * *
Дом, имевший щедрые пропорции, был построен в тюдоровском стиле и стоял на просторном участке, затененном кленами и елями. В тени, которую отбрасывал стоявший на дорожке автофургон «плимут», в некотором беспорядке располагался небольшой парк игрушечных велосипедов и тележек. Три кирпичные ступеньки и крыльцо вели к входной двери. В дверь на уровне глаз была вделана ее миниатюрная латунная копия.
В ответ на звонок маленькая дверца со скрипом открылась, и на меня уставилась пара темных глаз. Изнутри громко доносилось звуковое сопровождение идущего по телевидению мультика. Глаза сузились.
— Я доктор Делавэр. Хотел бы поговорить с миссис Роббинс, если можно.
— Счас пасмарю.
Я попытался разгладить мятую одежду и пальцами расчесал волосы, надеясь, что при вечерней рубашке и галстуке моя щетина будет выглядеть в стиле «так задумано».
«Так задумано» по-вестсайдски. Не тот район.
Маленькая дверца открылась опять. Показались голубые глаза. Зрачки сузились от света.
— Да? — Молодой голос, звучащий немного в нос.
— Миссис Роббинс?
— Чем могу помочь?
— Я — доктор Алекс Делавэр. Разыскиваю вашу сестру Кэти.
— Вы друг Кэти?
— Нет, не совсем так. У нас с ней есть общая знакомая.
— Вы какой доктор?
— Психотерапевт. Прошу извинить меня за такое вторжение. Буду рад предъявить вам свои личные и профессиональные документы.
— Да, пожалуйста.
Я вынул из бумажника нужные бумажки и показал их ей одну за другой.
— И кто же ваша общая с Кэти знакомая? — спросила она.
— Простите, миссис Роббинс, но это мне необходимо обсудить лично с ней. Если вам неудобно дать мне ее телефон, я оставлю вам свой, и пусть она позвонит мне, если можно.
Голубые глаза метнулись в сторону и вернулись. Маленькая дверца захлопнулась, а большая открылась. На крыльцо вышла женщина лет под сорок. Рост под метр семьдесят, аккуратная фигура, коротко подстриженные светлые волосы с розоватым отливом. Глубоко посаженные голубые глаза на продолговатом, усеянном веснушками лице. Полные губы, заостренный подбородок, чуть оттопыренные уши, выглядывающие из-под короткой стрижки. На ней была кофточка в красную и белую горизонтальную полоску, с короткими рукавами и вырезом «лодочкой», белые парусиновые брюки и кроссовки на босу ногу. В ушах крошечные бриллиантики. Она могла бы быть одной из Лас-Лабрадорас.
— Джен Роббинс, — сказала она, окидывая меня взглядом. У нее были длинные, без лака ногти. — Нам лучше поговорить здесь.
— Конечно, — согласился я, ощущая каждую морщинку на своей одежде.
Она подождала, пока я не вошел, потом закрыла за собой входную дверь.
— Так зачем вы разыскиваете Кэти?
Я был в затруднении. А вдруг Кэти Мориарти скрывала от сестры, что лечилась в клинике? Она открыто разговаривала с Джойс, владелицей ресторана, но ведь незнакомых людей очень часто считают самыми надежными хранителями чужих тайн.
— Это сложно, — ответил наконец я. — Самое для меня лучшее было бы поговорить с вашей сестрой лично, миссис Роббинс.
— Разумеется, это было бы лучше всего, доктор. Я и сама хотела бы поговорить с ней лично, но вот уже больше месяца, как она не дает о себе знать.
Прежде чем я успел ответить, она продолжала.
— Впрочем, такое случается не впервые, принимая во внимание то, как она живет, — ее работу.
— И какая же это работа?
— Журналистика. Она пишет, Раньше работала в «Бостон глоб» и в «Манчестер юнион лидер», но теперь она — свободный художник, сама по себе. Пытается добиться публикации своих книг — одна у нее даже вышла несколько лет назад. О пестицидах. «Плохая земля» — может, слышали?
Я промолчал.
Она усмехнулась — с некоторой долей удовлетворения, как мне показалось.
— До бестселлера ока не дотянула.
— Ваша сестра родом из Новой Англии?
— Нет, родом она отсюда, из Калифорнии Мы обе выросли во Фресно. Но после колледжа она вернулась на восток, сказала, что считает Западное побережье культурным захолустьем.
Она быстро взглянула на автофургон и игрушечные велосипеды и нахмурилась.
— Она приехала сюда, чтобы о чем-то написать?
— Думаю, да. Она мне ничего не сказала — вообще никогда не говорила о своей работе Конфиденциальные источники, разумеется.
— У вас нет никакого предположения о том, над чем она работала?
— Нет, ни малейшего. Мы не... мы очень разные. Она здесь подолгу не оставалась.
Она задумалась, скрестила руки на груди...
— А кстати, как вы узнали, что я ее сестра?
— Она сослалась на вас, чтобы расплатиться своим чеком в ресторане. Хозяйка дала мне ваш адрес.
— Великолепно, — сказала она. — Это на нее похоже. Слава Богу, что чек оказался действительным.
— У нее были проблемы с деньгами?
— Но только не с тем, как их тратить. Послушайте, мне правда надо вернуться в дом. Простите, что не могу вам помочь.
Она уже поворачивалась к двери.
Я бросил:
— Значит, вас ее месячное отсутствие не волнует?
Она резко обернулась.
— Когда она писала о пестицидах, то разъезжала по всей стране больше года. Давала о себе знать только тогда, когда у нее кончались деньги. Вместо тех денег, что она у нас заняла, мы получили экземпляр книги с ее автографом. Мой муж работает поверенным с различными химическими компаниями. Можете себе представить, как это ему понравилось. За несколько лет до того она уехала в Сальвадор — какое-то расследование, ужасно засекреченное. Ее не было шесть месяцев — и ни звонка, ни открытки. Мать чуть с ума не сошла от страха, а в результате не было даже газетной статьи после всего этого. Так что говорю вам, нет, это меня не волнует. Она просто гоняется за какой-то очередной интригой.
— Какого рода интриги ее обычно интересуют?
— Любые, лишь бы был намек на заговор, — она воображает себя специалистом по репортерским расследованиям, до сих пор думает, что убийство Кеннеди — увлекательная тема для разговора за обеденным столом.
Пауза. Звуки мультика, доносящиеся из глубины дома. Она резко провела рукой по волосам.
— Это просто смешно. Ведь я вас даже не знаю. Не должна была вообще с вами разговаривать... На тот невероятный случай, если она вдруг скоро объявится, я передам ей, что вы хотите с ней поговорить. Где находится ваш офис?
— Западная сторона, — сказал я. — Может, дадите мне ее последний адрес?
Она с минуту подумала.
— Конечно, почему бы нет? Если она может давать мой, то и я могу поступать так же.
Я вынул свою ручку и, пользуясь коленом вместо стола, записал на обороте деловой визитки под ее диктовку адрес на Хиллдейл-авеню.
— Это Западный Голливуд, — объяснила она. — Ближе к вашей части города.
Она осталась стоять, словно ожидая от меня ответа на какой-то вызов.
Я сказал:
— Спасибо. Простите, что побеспокоил.
— Ну да, — проговорила она, снова посмотрев на автофургон — Знаю, что кажусь черствой, но дело просто в том, что я долго пыталась помочь ей. Но она идет своим путем, кто бы ни... — Она поднесла руку ко рту, словно желая заставить себя молчать. — Мы просто очень разные, вот и все Vive la difference — вы, психологи, ведь верите в это, не так ли?
28
Я вернулся на Сассекс-Ноул к четырем пятнадцати. «Селика» Ноэля стояла перед домом рядом с двухместным коричневым «мерседесом», у которого на заднем бампере была налеплена наклейка с надписью: «ДОДЖЕР БЛЮ», а сзади на крыше торчала антенна сотового телефона.
Мне открыла Мадлен.
— Как она?
— Она наверху, месье доктор. Ест немного супа.
— Мистер Стерджис звонил?
— Non. Но другие... — Кивком головы она показала на переднюю комнату и презрительно скривила губы. Заговорщицкий жест; теперь я был «свой». — Они ждут.
— Кого?
Она пожала плечами.
Мы вместе пересекли вестибюль. Дойдя до комнаты, она отклонилась в сторону и пошла дальше в глубину дома.
Глен Энгер и какой-то грузный лысый человек лет пятидесяти с небольшим сидели в мягких креслах, скрестив ноги, и выглядели так, будто чувствуют себя как дома. Оба были в темно-синих костюмах из легкой материи, белых Рубашках и фуляровых галстуках, с белыми квадратиками в нагрудных кармашках. У Энгера галстук был в мелкий розовый рисунок, а у лысого желтый.
Когда я оказался в нескольких шагах от них, они встали и застегнули пиджаки. Лысый был ростом за метр восемьдесят, обладал сложением бывшего штангиста, начинающего выходить из формы. Его лицо — квадратное, мясистое — возвышалось над толстой шеей, а загар был ничуть не хуже, чем у Энгера и Дона Рэмпа, — до последних событий, заставивших его побледнеть. То небольшое количество волос, которое у него еще осталось, имело вид жиденьких прядок, выкрашенных в безжизненный серо-коричневый цвет. Большинство их росло вокруг головы и казалось не гуще мазка грима. Малюсенький взбитый хохолок венчал его темя.
— Ну, — заявил Энгер, — ваша работа здесь подошла к концу. — Вид у него при этом был мрачно-удовлетворенный. Он повернулся к лысому. — Это один из детективов, нанятых для поисков Джины, Джим.
— Это не совсем так, — поправил его я. — Меня зовут Алекс Делавэр. Я лечащий психолог Мелиссы.
Вид у Энгера стал сначала озадаченный, потом обиженный.
Я сказал:
— Мистер Стерджис — детектив — мой друг. Это я порекомендовал семье обратиться к нему. Я случайно оказался вместе с ним у вас в офисе.
— Понимаю. Ну, тогда...
— Сожалею, что не уточнил вовремя, кто я такой, но, принимая во внимание сложившуюся тогда обстановку неотложности, в тот момент это не казалось важным.
— Да, наверное, — согласился Энгер.
Лысый мужчина прочистил горло.
Энгер встрепенулся.
— Доктор... я правильно вас называю? Доктор Делавэр?
Я кивнул.
— Доктор, это Джим Даус, поверенный в делах Джины.
Даус улыбнулся одной стороной рта. Он пожал мне руку, сверкнув запонкой с монограммой. Его рука была большая, пухлая и поразительно шершавая — вот что значит проводить субботу и воскресенье подальше от письменного стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83