— Ладно, пойдешь с нами, быстренько надень что-нибудь нарядное. Только обещай, что будешь вести себя смирно, к взрослым не приставать, в разговоры не встревать.
— Обещаю, — серьезно сказала Нюточка. — Ты выйди, я переодеваться буду.
Павел усмехнулся и вышел на кухоньку. Там на подоконнике открытого окна сидела Таня и курила.
— Балуем мы ее, — сказал Павел. — И понимаю, что так не следует, а ничего поделать с. собой не могу. Как посмотрит!..
— И я не могу, — сказала Таня. — Не простой у нее взгляд, колдовской. Вырастет — будет людьми вертеть, как захочет. Дай Бог, чтобы к добру...
Шеров ждал их у раскрытой двери своего номера.
— Заходите, заходите, — сказал он. — Я вас из окошка приметил.
— Вы извините, Вадим Ахметович, пришлось взять девочку с собой — ни в какую спать не хотела, — пояснила Таня.
— Это ничего. Для младшего возраста у нас найдется и угощение, и развлечение.
— Какое? — тут же оживилась Нюточка.
— Заходи — увидишь.
Нюточка первая проскользнула в комнату. Угощение было легкое, но изысканное: коньяк «Хенесси», шампанское из Нового Света, орешки, явно импортное трехслойное печенье, разнообразные фрукты в вазе, белый швейцарский шоколад.
— Можно? — спросила Нюточка, с вожделением глядя на непривычный шоколад. Ручонки уже тянулись к плитке.
— Это ты у Вадима Ахметовича спроси.
— Ну конечно же, можно, — отечески улыбаясь, произнес Шеров. — Угощайся.
Нюточка угостилась, а Шеров разлил коньяк по трем небольшим рюмкам. Таня и Павел сели к столу.
— Что ж, за успех и процветание! — сказал Шеров, поднимая рюмку.
Таня и Павел отпили по чуть-чуть густой, вкрадчивой жидкости, отливающей темным топазом. Нюточка взяла из вазочки грушу.
— Так как, Танечка, надумали? — слегка наклонившись к ней, спросил Шеров. — Что мне сказать Иржи?
— Я прочла сценарий и... и я согласна, — тихо ответила Таня.
— И славно. Вы не пожалеете. Интересная работа, масса поездок, новых впечатлений, прекрасный задел на будущее, европейская известность и, кстати, контракт по европейским стандартам. В валюте.
— Даже голова кругом, — призналась Таня, самую малость захмелевшая уже с первого глотка.
— Тогда по бокалу шампанского? — предложил Шеров. — Событие того заслуживает, поверьте.
— А мне? — спросила Нюточка.
— А вам, сударыня, немного погодя будет мороженое, — сказал Шеров. — А пока что предлагаю посмотреть одну интересную книжку. Только для начала надо бы помыть ручки.
— Где у вас ванная? — совсем по-взрослому спросила Нюточка, поднимаясь со стула.
Когда она возвратилась в комнату с чистыми руками, Шеров достал из шкафа большую книжку в яркой суперобложке и вручил Нюточке.
— Сказки народов мира, — пояснил он и, обращаясь к Павлу с Таней, добавил: — Местное издательство постаралось. Умеют же, когда захотят.
Нюточка забралась на диван и принялась рассматривать книжку.
В дверь постучали.
— Арик, ты? — не вставая, спросил Шеров. — Привел?
— Я. Привел, — ответил хрипловатый голос. Дверь открылась. На пороге стоял высокий игмуглый чернокудрый мужчина лет сорока. Синий с белым лампасом спортивный костюм подчеркивал атлетическую мощь фигуры. Мужчина сделал шаг в сторону и бросил в коридор:
— Заходи давай.
Робко озираясь, в комнату вошел тощий встрепанный старичок в серой парусиновой рубашке навыпуск и сандалиях на босу ногу. Под мышкой старичок держал треногу, а с плеча у него свисал черный футляр.
— Всех делать будем? — осведомился старичок, сгрузив треногу на пол. — Или только девочку? Или как?
— Тебе ж объяснили, — брезгливо процедил чернокудрый. — Семейное фото мы и сами нащелкаем Только ее, — он показал пальцем на Таню. — Пять на шесть. Черно-белые. Тридцать две штуки.
— Для картинной галереи? — попробовал пошутить старичок, но тут же опасливо съежился и замолчал.
Он придвинул ближайший стул к пустому участкубелой стены и критически прищурился.
— С моей вспышкой сойдет. Хотя лучше бы в ателье.
— Тебе ж сказали — срочно, — устало бросил чернокудрый.
— Прошу сюда, — сказал старичок Тане, показывая на стул. Таня встала.
— Зачем это? — недоуменно спросила она Шерова.
— Я же обещал вам, Танечка, что к вашему приезду в Ленинград все нужные документы будут у вас на столе. Включая заграничный паспорт. А для него, как вы понимаете, нужна фотография. И не одна.
— Ах вот оно что.
Старичок извлек из футляра большой квадратный фотоаппарат в деревянном кожухе и приладил его на треноге.
— Смотрите вот сюда, — сказал он Тане. — Головку чуть влево. Буду работать со вспышкой, постарайтесь не жмуриться.
К вспышкам Таня привыкла, так что обошлось без второй попытки.
— Умница, — сказал старичок и начал упаковывать аппарат.
К себе в служебный корпус Таня с Павлом возвращались молча и пошатываясь. Следом брела сонная Нюточка, сжимая в руках роскошную книгу сказок, подаренную Шеровым на прощание. Они не без труда поднялись по лестнице, и Павел тут же рухнул на диван. Таня принялась укладывать Нюточку. Та дала себя раздеть, но потом схватила книгу, прижала к груди и нырнула под одеяло.
— Положила бы книжку-то. Растреплешь, — сказала Таня.
— Нет. Я осторожно.
— Что, так понравилась?
— Очень. Только я одного слова не поняла.
— Что за слово?
— Тадзимырк.
— Что-что?
— Тадзимырк. Вот. — Нюточка протянула Тане книгу и ткнула пальчиком в самый низ обложки.
Таня прищурилась, прочла слово и засмеялась.
— Ты бы наоборот читала, — сказала она.
— А наоборот совсем непонятно получается — «Крымиздат» какой-то.
Павел громко расхохотался.
— Тш-ш, — шикнула на него Таня, склонилась над Нюточкой и поцеловала ее в щеку. — Спи, тадзимырк мой ненаглядный.
Она еще нашла в себе силы ополоснуться и почистить зубы, потом возвратилась в комнату, легла на диван и прижалась к Павлу.
— Спишь? — спросила она.
— Не-а.
— Знаешь, у меня такое ощущение, словно все в жизни пошло по второму кругу. И в кино меня возвращают точно так же, как когда-то ввели туда. И фотограф тогда тоже подвернулся в самый нужный момент. Ловко у него все получается, да?
— У кого?
— У Вадима Ахметовича. Мне кажется, у него все получается ловко.
— Во мужик! — резюмировал Павел, повернулся набок и захрапел.
Таня заснула не сразу. И приснился ей неописуемый дом-дворец. Всякий раз, когда Таня пыталась повнимательней вглядеться в его очертания, они плавно изменялись. Но она точно знала: это замок Бродяны.
Двадцать девятого августа Таня, Павел и Нюточка выгрузились из такси возле подъезда своего дома на Школьной — загорелые, бодрые, несколько ошалелые от перелета и поездки. На скуле у Павла красовался свежий синяк — результат беседы с пьяным Луганюком, вздумавшим на банкете по поводу окончания смены недвусмысленно и крайне незамысловато лапать Таню. После разговора с Павлом к Луганюку пришлось вызывать «скорую», а самому Павлу вместе с Таней, представителями администрации и отдыхающих — долго и нудно объясняться с милицией. Не считая этого инцидента, отпуск закончился без особых происшествий.
Шеров не подвел — на столе в гостиной лежал большой конверт из плотной коричневой бумаги с надписью «Т. В. Лариной» и запиской от Дмитрия Дормидонтовича:
«Получено с нарочным. Я расписался, но не вскрывал». Сам дед, верный себе, их не встречал, а вовсю копался на участке, ловя последние, может быть, погожие деньки. В конверте лежал красный заграничный паспорт на имя «Tatiana Larina», фирменный билет на «Красную стрелу», красивая брошюрка на несколько страниц, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся авиабилетом на рейс компании CSA «Москва — Братислава», и второй конверт, поменьше, на котором было аккуратно выведено: «Подъемные» Таня пересчитала непривычные денежки — две с половиной тысячи чешских крон. Последним из конверта был извлечен многоцветный бланк Министерства культуры Словацкой республики с текстом на русском языке:
"Глубоко Уважаемая Госпожа Татьяна Ларина! Сильно благодарю Вас за милостивое согласие снимать себя в моем фильме. Надеюсь, чтобы работа с нами доставила Вам ? полнейшее удовольствие. Искренне Ваш, Иржи Биляк.
P.S. За информацией можно звонить Братислава 346-504. Ваш самолет встретят".
Первого сентября вышел на работу Павел. Третьего Нюточка, черная как негритенок, отправилась в садик. Еще через день Таня по договоренности с администрацией выступила в первом из шести концертов, которые должна была отыграть перед уходом в трехмесячный отпуск за свой счет. Оставшиеся до отъезда две недели Таня провела в приподнятом, чуть взвинченном состоянии, отбирая, ускоренно ремонтируя и по возможности покупая достойную заграницы одежонку, перечитывая сценарий и туристский путеводитель по Чехословакии, одолженный у соседей, репетируя перед зеркалом. Она словно излучала теплые энергетические искры. Щеки ее пылали, зеленые глаза светились, будто у кошки, в эти дни она была особенно прекрасна, притягивала к себе и заражала своим настроением. Посетители ресторана при первых звуках ее голоса прекращали жевать и завороженно таращились на сцену, которую она всякий раз покидала после трех-четырех «бисов» под оглушительные аплодисменты. Павел на работе сидел как на иголках и убегал домой при первой же возможности. Нюточка до отъезда мамы наотрез отказалась ходить в детский садик. Даже Дмитрий Дормидонтович, несмотря на сентябрьскую садовую страду, через день приезжал со Мшинской, не жалея ни времени, ни бензина, хотя и не имел в городе особых дел.
Провожали Таню всей семьей. Когда на крытую четвертую платформу подали красновагонный поезд, все зашли в купе, оказавшееся двухместным, посидеть с Таней на дорожку.
— Вы тут смотрите, берегите себя, по столовкам не питайтесь, — сказала Таня. — А вы, Дмитрий Дормидонтович, лекарство принимать не забывайте. А то если я не напомню...
— Слушаюсь, начальник, — с усмешкой отозвался Дмитрий Дормидонтович.
— Ты папу и деду слушайся, будь умницей, — сказала Таня Нюточке. — А я тебе что-нибудь привезу. Что тебе привезти, а?
— Сестричку или братика, — мгновенно отреагировала Нюточка. Черновы, не сговариваясь, хмыкнули. Таня на секунду отвернулась к окну.
— Это вряд ли получится, — сказала она. — Выбери что-то другое.
— Тогда Барби и маленького крокодильчика.
— Договорились. А тебе что привезти? — обратилась Таня к Павлу.
— Себя. Больше мне ничего не надо.
Она сжала его ладонь и прижалась щекой к щеке.
— Ты без меня не впадай в тоску, пожалуйста, — тихо сказала она. — Сам ведь настаивал, чтобы я ехала. К тому же не один остаешься.
— Не один, — повторил он.
— Ты на эту зиму загрузись чем-нибудь толковым, — сказала она несколько громче. — Лекционный. курс возьми, помнишь, предлагали. Или сядь за большую статью. Тогда и скучать некогда будет. А с домом и без тебя управятся, правда?
Она посмотрела на Дмитрия Дормидонтовича.
— Управимся-управимся, — заверил тот. — С такой помощницей как не управиться. — Он погладил Нюточку по головке.
В открытой двери показалась подтянутая, отутюженная проводница.
— Товарищи, отправление через две минуты. Кто провожающий, прошу на выход.
Первым поднялся Дмитрий Дормидонтович. Он подошел к Тане, наклонился к ней и поцеловал в щеку.
— Ну, счастливого пути тебе... доченька. У Тани непроизвольно дернулись уголки рта.
— До свидания...
Нюточка бросилась Тане на шею.
— Мама, приезжай поскорее, ладно?
— Уж как получится, кисонька... Заботься о папе с дедой — ты теперь за хозяйку остаешься.
Дмитрий Дормидонтович взял Нюточку за руку и вывел в коридор. Таня крепко обняла Павла и стремительно поцеловала в губы.
— Ну, иди же!
Он вышел, пятясь и потерянно глядя на нее. Таня посмотрела ему вслед и обернулась на стук в окошко. Прижавшись лбом к стеклу, ей отчаянно махала Нюточка, забравшаяся на руки деду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69