- Предварительное следствие все еще продолжается, и у меня нет пока никакого повода высказываться о содержании или направлении, в котором оно ведется, - пробурчал наконец К. Г. Йонссон, упорно глядя в свои бумаги.
- Несмотря на комментарии, данные вами по делу в средствах массовой информации, мой клиент должен быть единственным, против кого есть доказательства.
И эти доказательства состоят прежде всего из старого сломанного ружья, которое, вероятно, не сделало ни одного выстрела за последние шестьдесят лет и которое опасно скорее для охотника, чем для случайной дичи. Разрешите тогда спросить прокурора, имея в виду, что он считает преступление доказанным: какое же он предусматривает наказание за такой проступок?
- Госпожа председатель, - возразил уже спровоцированный прокурор, - это "улики на право задержания", и обвинение не имеет никакого повода развивать тему следствия.
Все пять членов суда упрямо посмотрели на прокурора. Председатель суда ответила коротко и ясно:
- Интересно было бы знать, считает ли обвинение, что предполагаемое преступление может привести подозреваемого к лишению свободы? Ведь обвинение хочет, чтобы мы лишили подозреваемого свободы еще до суда.
Один прокол. Таким образом, обвинитель был вынужден ответить на явно демагогический вопрос адвоката.
- Нет, - сказал он, - хранение охотничьего ружья не может привести к лишению свободы. Однако существует принципиальная разница между ружьем и патронами к русскому пистолету, и я хотел бы обратить внимание суда, что, во-первых, хранение такого типа "амуниции" - криминал и, во-вторых, что гораздо серьезнее, само хранение патронов дает основание к подозрению в преступлении, за которое полагается минимум четыре года тюремного заключения.
Адвокат плел сеть, как паук.
- Если я правильно понял обвинителя, этот тип "амуниции", то есть патроны, невозможно раздобыть. Это так?
Прокурор занервничал. Он не хотел опять настраивать против себя уже явно враждебно настроенного председателя Верховного суда. Так что лучше было отвечать.
- Да, этот тип "амуниции" не просто раздобыть вне пределов Советского Союза, - ответил он, не предчувствуя ничего скверного.
- Очень интересно, - сказал "звезда"-адвокат и медленно направился к столу обвинения по другую сторону зала суда, вытаскивая из кармана нечто поскрипывавшее. За метр до стола обвинения он остановился, демонстративно скрежеща чем-то в кармане. Зал замер в напряжении.
- Вот здесь, - сказал он, - такие же патроны, и куплены они вчера моим коллегой в Гамбурге.
И он достал шесть пистолетных патронов, бросив их на стол перед обвинителем. Двое из публики начали аплодировать. Председатель суда стукнула молоточком по столу и указала, что никаких комментариев со стороны публики не допускается.
Адвокат передал патроны суду и при этом выложил свою "козырную карту".
- Что же касается патронов, то они, как оказалось, не очень надежная "валюта". Ведь это патроны к немецкому маузеру калибра 7,63. Разница, таким образом, всего в одну сотую миллиметра с русскими оригинальными патронами. Даже если бы эти патроны и могли использоваться в пистолете Токарева.
Но решающим стал совершенно другой пункт. Адвокат констатировал, что единственным основанием для задержания было утверждение о наличии (что оспаривалось защитой) русской "амуниции". Но, во-первых, квартира Хедлюнда подверглась обыску во время захвата, а потом, насколько защите известно, еще один раз. И только во время третьего посещения дома Хедлюнда полиция сумела найти эти вещественные доказательства. И даже если теперь можно было поставить под большой вопрос эффективность шведской службы безопасности, то не были же они, во всяком случае, такими чудаками, что дважды, раз за разом, пропускали такую интересную находку. Есть, таким образом, основания полагать, что данные патроны подложены в квартиру Хедлюнда после его ареста кем-то, кто по неизвестным причинам хотел иметь "основание для задержания", кроме ружья "Хюскварна", которого - с чем обвинение любезно согласилось - оказалось недостаточно для обвинений.
Чтобы усилить этот пункт, что было не так уж и необходимо, защита пригласила свидетеля - комиссара-криминалиста Эрика Аппельтофта.
- Хорошо, - сказала председатель, - тогда я предлагаю перейти к заслушиванию свидетеля.
Она дала знак нотариусу позвать свидетеля; нотариус включил громкоговоритель и выкрикнул имя несчастного Эрика Аппельтофта.
Аппельтофт подошел, встал на место свидетеля и сообщил свое полное имя и адрес. Но здесь запротестовал прокурор, поскольку Аппельтофт дал адрес Управления государственной полиции в Стокгольме. Затем председатель Верховного суда торжественно зачитала клятву, в которой Эрик Густав Себастьян Аппельтофт обещал говорить всю правду и ничего не умалчивать, не добавлять или не извращать. Потом он получил разрешение сесть, а председатель суда напомнила свидетелю об ответственности за данные им показания.
Обвинение пожелало проводить допрос свидетеля за закрытыми дверями, с чем суд немедленно согласился.
- Так, - сказал "звезда" адвокатуры, когда опустел зал суда и осталось лишь шесть человек из службы безопасности. - Разрешите начать с вопроса к комиссару: какое отношение вы имеете к проводимому расследованию?
- Я вхожу в группу, занимающуюся расследованием самого убийства.
- Таким образом, вы, без сомнения, были знакомы с вещественными доказательствами или как их еще назвать - я имею в виду патроны, найденные дома у Хедлюнда.
- Да.
- Когда их нашли?
- Во время домашнего обыска, уже после задержания подозреваемого. Полагаю, что адвокат имеет это в виду.
- Здесь не место полагать что-либо, вы должны отвечать на вопросы, понятно?
- Да.
- Это обычно, что такие находки делаются после домашнего обыска?
- Нет.
- Обычно такое находят сразу же?
- Да.
- Ваша группа расследования сделала вывод, что мой клиент связан с убийством вашего комиссара, простите, интенданта полиции?
- Мы еще не сделали никаких определенных выводов.
- Будьте любезны, ответьте на мой вопрос. Считали ли вы эту находку важным следом в поиске убийцы?
- Нет.
- Вы можете объяснить, как патроны попали туда?
- Нет.
- Могли они попасть туда после того, как мой клиент был задержан?
- Да.
- Не является ли это выводом, к которому вы сами пришли?
Начались возмущенные споры. Обвинение возразило, что нет, мол, никакого повода для службы безопасности официально сообщать о выводах, сделанных отдельной группой расследования. Это неприемлемо из чисто оперативно-технических соображений. Защита имела право задавать лишь вопросы, непосредственно относящиеся к правомерности задержания.
Суд удалился на специальное совещание, продолжавшееся десять минут, в течение которых адвокат ходил среди журналистов, сияя, как солнышко. Когда все вновь собрались в зале заседаний. Верховный суд сообщил, что без необходимости нельзя задавать вопросы, касающиеся данных об оперативной работе службы безопасности. Получив это расплывчатое указание, адвокат продолжил допрос несчастного Аппельтофта.
- Тогда будем строго придерживаться наших взаимоотношений, связанных с моим клиентом. Вы, конечно, помните последний допрос, который вы лично проводили накануне Сочельника?
- Да.
- Какова была мотивация для допроса, вы помните?
- Да.
- Ну, давайте послушаем.
- Мотивация была... - Аппельтофт вздохнул, а затем продолжил: - Мы хотели посмотреть, мог ли Хедлюнд дать какое-нибудь объяснение тому, как патроны попали туда, где их нашли.
- Вы хотите сказать, что не верили, что это была его "амуниция"?
- Нет, мы в это не верили.
- А почему не верили?
- Потому что протокол конфискации велся очень тщательно. Все найденное в тот раз в корзине для бумаг было зарегистрировано. Казалось невероятным, что группа, проводившая обыск, не заметила вырванных книжных страниц.
- Ага. Очень интересно. Как, по-вашему, этот допрос моего клиента дал какие-нибудь важные сведения?
- Да.
- А какие? Не будьте таким уж скрытным, комиссар. Мы же здесь лишь для того, чтобы выяснить истину и чтобы освободить невинного человека. Ну, какие?!
- Нас смутила книга, дорогая книга, из которой вырезали страницы, чтобы превратить ее в тайник. И было маловероятным, что подозреваемый мог выбрать именно такую книгу.
- Да, именно это говорил и мой клиент. И вы поверили ему, хотя он и был подозреваемым в убийстве?
- Да. Но затем я проверил эти данные.
- Ах вот как, проверили. И как?
- Я обзвонил несколько антикваров. Эта книга стоит более трех тысяч крон. У подозреваемого было еще несколько других подобных биб... как они там называются, эти дорогие книги. Думается, что он был своего рода коллекционером книг.
- Что вы имеете в виду под "был"? Его что, уже казнили?
- Нет, извините. Я по крайней мере проверил его данные. Мы в своей группе отказались от мысли, что он сам мог положить патроны туда, где они были найдены.
Именно такие высказывания на газетном языке называются "разорвавшейся бомбой" в зале суда. Аппельтофт продолжал смотреть в стол. Он чувствовал себя униженным и растерянным. Нет, лгать он не хотел. У него и мыслей таких не было. Он считал, что справедливость должна восторжествовать. Таково было убеждение Аппельтофта, единственное сохранившееся после трех десятилетий работы в службе безопасности. Но мучило другое: он, полицейский, сейчас свидетель защиты, но потом там, наверху, перед Нэслюндом и коллегами, ему тоже будет невесело.
- Большое спасибо. У меня вопросов больше нет, - сказал адвокат, уверенный, что выиграл дело.
- Так, - сказала председатель суда, - а у обвинения есть вопросы к свидетелю?
- Нет, благодарю, господин председатель, - сказал Йонссон и покраснел до ушей: он вдруг понял, как обратился к председателю-женщине.
Но тут случилось то, что и должно было случиться: суд попросил время для совещания. Но, оказавшись среди журналистов, адвокат не успел зажечь сигарету, как стороны (так это называется) вновь были приглашены в зал заседаний.
Пятеро судей приняли решение, даже не поднимаясь со своих мест. Вечером несколько журналистов писали, что они "на профессионально бесстрастных лицах судей вдруг увидели издевку..."
- Решение Верховного суда о предоставлении права на задержание. Верховный суд отменяет решение городского суда о задержании и постановляет немедленно освободить Хедлюнда из-под стражи.
Объявив это, суд немедленно удалился. Пара же удивленных полицейских-криминалистов подошла к Хедлюнду и начала снимать с него наручники и "наножники".
Поскольку Хедлюнд считался особо опасным преступником, кандалы были надеты на руки и на ноги. А перед зданием суда наготове стояло около сотни полицейских, из которых на пятнадцати были бронежилеты, каски и в руках гранаты со слезоточивым газом, дабы воспрепятствовать возможным попыткам его несанкционированного освобождения.
* * *
По "дороге тяжелых вздохов" - так часто называли переход под зданием Стокгольмского суда, соединявший залы суда с тюрьмой и самой полицией, - Аппельтофт шел с опущенной головой, его одолевали мрачные мысли. Нет, он не сожалел, что этот гаденыш - сторонник террористов - выпущен на свободу. Что бы там прокурор ни говорил прессе, вынести обвинение против него было бы невозможно. Решение справедливо. Гаденыш этот действительно не виноват.
Аппельтофта страшило неизбежное: сейчас он шел по вызову Нэслюнда, шефа бюро. А до этого, когда он зашел в их общую рабочую комнату, было достаточно лишь беглого взгляда, чтобы понять происходившее в его душе.
- Его, конечно, освободили? - спросил Фристедт.
Аппельтофт вяло пробурчал нечто, что должно было означать положительный ответ, и тяжело опустился на один из стульев для посетителей. Он чувствовал себя идиотом еще и потому, что испорчены рождественские каникулы, которые он собирался провести с дочерью и ее семьей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67