Фристедт признался, что он не очень большой знаток условий жизни в этих странах, но он не был уверен в том, о чем писал человек, которого им предстояло захватить в 12 часов дня.
- Я все еще не понимаю, какое это имеет отношение к делу, - пробурчал Аппельтофт. - Ведь то обстоятельство, что наш "иммигрантский шпион" в высшей степени осел, не опровергает прямых подозрений против него.
- Да-да, конечно, - протянул Фристедт, - но мы-то знаем, откуда я получил эту конфиденциальную информацию. На "фирме" об этом не знает никто, по крайней мере пока еще. Не странно ли, что на серебряном блюде советский шпион прямо-таки подносит нам парня, явно замешанного в нашей истории?
- Возьмем его и тогда все узнаем. Если он действительно "иммигрантский шпион", то в любом случае ему не уйти от возмездия, - сказал Аппельтофт.
- Сделаем дело, а потом посмотрим. Ты можешь присоединиться, если хочешь, Хамильтон, но сначала позвони в Норвегию, а после обеда, когда мы будем заниматься арестованными, отправляйся к Шерлоку Холмсу за своей порцией оваций.
* * *
Фристедт руководил операцией из небольшой комнаты полицейского участка, заставленной мониторами. Вся эта техника предназначалась в основном для борьбы против хулиганов на Центральном вокзале. Сейчас все мониторы были выключены, кроме двух, которые не без труда удалось подключить к видеомагнитофонам.
Опергруппа прибыла на вокзал в одиннадцать часов, но, как и ожидалось, ни один из подозреваемых не появился ранее обусловленного времени. Первым пришел швед со стороны улицы Клараберг; группа наблюдения по радио доложила о его приходе всего за минуту до того, как он вошел в зал и встал в очередь у стойки.
Директор бюро взял себе чашку кофе и пошел к столику у окна, выходившего на перрон для поездов, отправляющихся на север. Чтобы наблюдать за его столиком без помех, потребовалось лишь чуть-чуть отрегулировать одну из камер.
- Хорошо, - пробормотал Фристедт, обращаясь к Карлу. - Правда, не видно лица, оно заслонено. Но сядь он по другую сторону, он не видел бы помещения.
- Хотя потом они, вероятно, поменяются местами. Иранец войдет с другой стороны, снизу. Но если он знает свое дело, то уйдет он через виадук на Клараберг и в худшем случае сядет сразу же в машину и исчезнет. Тогда мы останемся лишь с директором бюро и его денежками, - прошептал Карл, будто наблюдаемые могли услышать его.
- Сколько наших людей около виадука? - спросил Фристедт по радио.
Оказалось, двое и еще двое в непосредственной близости. Если не случится ничего чрезвычайного, этого более чем достаточно.
Как и ожидалось, иранец пришел без одной минуты двенадцать. Взял чашку чая и бутерброд, изобразил, что ищет свободное место, потом сел напротив шведского директора бюро, а тот, в свою очередь, притворился, что не замечает его. В кафе было довольно много свободных мест. Все было практически ясно, информация оказалась верной. Без всяких сомнений, это были именно они.
Потом словно по заказу для съемок на видеокамеру начался номер с газетами: сначала швед свернул газету всего один раз - вероятно, передаваемые документы были большого формата; через несколько минут на стол газету положил иранец, свернув ее дважды.
- Чтобы деньги не высыпались, - прошептал Карл. Швед встал и пошел к выходу, взяв с собой, естественно, газету иранца. Он выбрал путь вниз по лестнице в большой зал вокзала, как Карл и предсказывал.
- О'кей, - сказал Фристедт в радиопередатчик, - возьмите его сразу, как только спустится с лестницы. Осторожно с товаром. Результат сообщите немедленно.
Иранец остался сидеть и спокойно доедал бутерброд, попивая чай.
- Как ты думаешь, когда он уйдет? - прошептал Фристедт, обращаясь к Карлу.
Но Карла в комнате уже не было.
Иранец поднялся, взял газету шведа и, как и ожидалось, пошел к выходу на виадук.
- Взять объект, как только он выйдет из двери, - сказал Фристедт по рации.
Когда Марек Кхорасс шел с документами под мышкой, он молился Аллаху, прося его помочь выследить всех его же врагов. Но у Милосердного и Доброжелательного именно в этот шведский декабрьский день не оказалось времени для религиозного убийцы-фанатика и торгаша политическими беженцами.
Марек Кхорасс, делавший то, что он делал не за деньги, а по убеждению, обещал Милосердному и Доброжелательному, что живым не сдастся, он охотнее присоединится в раю ко всем другим мученикам, погибшим за его дело.
Выйдя из кафе, иранец - до этого полицейский службы безопасности - мгновенно понял, что двое идущих ему навстречу, в спортивных ботинках для бега, в голубых брюках и спортивных куртках, тоже полицейские; ни минуты не колеблясь и не прекращая молиться Аллаху, он вытащил из кармана куртки револьвер в надежде либо сразу попасть в рай, либо отбиться и остаться на свободе.
Но он не успел сделать ни единого выстрела по идущим ему навстречу без оружия в руках полицейским группы наблюдения, их "вальтеры" преспокойно лежали в наплечных кобурах. Но свет действительно погас для него, а когда снова зажегся, то это было не в раю, а в кабинете врача кунгсбергской тюрьмы.
Ведь из кафе всего в полуметре от него вышел Карл Хамильтон.
* * *
Спустя несколько часов Хенрик П. Нэслюнд сидел в своем кабинете, а напротив него на одном из стульев для посетителей расположился Карл. Шеф бюро слушал не очень вразумительное объяснение Карла о причинах его, мягко сказать, ненужной вылазки в Бейрут, то и дело поглядывая на лежавший перед ним отчет о захвате "иранского полицейского службы безопасности". Он не мог решить, как вести себя с этим "петушком", подсунутым ему Стариком. Так, перемывая за рюмкой косточки шведской службе безопасности, израильтяне отечески называли ее сотрудников. Когда же Нэслюнд похвастался, что, мол, один из них служит и у него и что именно он раздобыл связи западногерманских террористов, а кроме того, чуть ли не в одиночку разгромил логово террористов в самом Стокгольме, один израильтянин рассмеялся и добавил:
- Назовем его тогда петухом.
- Ну что ж, неглупо, - согласился Нэслюнд, - этот дьявол довольно-таки высокомерен, да еще и из студентов-коммунистов.
- Назови его тогда Coq Rouge - Красный Петух - кстати, по цвету этого вина, - продолжал смеяться израильский полковник; а пили они вино марки "Божоле" с красным петушком на этикетке. Нэслюнд весело согласился.
- Прекрасное предложение, - и они выпили за Coq Rouge.
Если бы они были более дальновидны, ни один из них не предложил бы этот тост. И все же Карл получил кличку - она станет преследовать его всю жизнь и будет предметом различных домыслов и обсуждений среди коллег во всем мире, друзей и врагов.
Красный Петух - высокомерный коммунист? Или испанский боевой петух со шпорами, красными от крови? По многим причинам Нэслюнд никогда не расскажет, что причастен к рождению клички Кок Руж. А Карл так никогда и не узнает, что именно Нэслюнд имел к этому отношение, да никогда и не догадается об этом.
Но сейчас Нэслюнд сидел с этим скучным Кок Руж и не знал, с чего начинать - с нагоняя или похвалы. И избрал нейтральный путь, во всяком случае, мягкий старт.
- Насколько я понимаю, Хамильтон, наши парни из отдела наблюдения были бы либо убиты, либо ранены, не вмешайся ты в это дело. Чья это импровизация - твоя или Фристедта?
- Моя. Мне не понравилась ситуация. Швед не опасен, это было ясно всем. Но этот религиозный фанатик из Ирана... А парней из наблюдения я не понимаю. Почему они шли так, словно собирались подобрать пьяного?
- Они не хотели хвататься за оружие в толпе; они привыкли брать черноголовых - те не сопротивляются. Да разве поймешь почему? Однако хорошо, что ты появился вовремя.
- Значит, информация подтвердилась?
- Не то слово, они уже сидят. Списки имен, адреса, место работы и т. д. и т. п. за деньги, пятнадцать тысяч, между прочим. А как вы получили информацию?
- Это дело Фристедта, я не могу ответить на этот вопрос.
Карл задумался, солгал он или нет. Все зависело от толкования слов "не могу ответить". Но он же действительно не мог ответить, ведь он обещал Фристедту держать язык за зубами. Значит, так и должен поступать.
- Сначала о хорошем, теперь о плохом. Мне не нравится твоя вылазка в Бейрут, Хамильтон. Был бы я дома, ты бы не сбежал или как это назвать? Ты понимаешь меня.
- Почему? Результаты-то получились интересными. Норвежцы подтверждают: гильзы те же. Значит, и оружие то же.
- Э-э, гильзы не так уж много говорят.
- Нет, это очень необычный калибр. Он встречается только в русском пистолете, все остальное относится к немецкому оружию начала века, такого сейчас больше не производят. У нацистской Германии был тот же калибр, но, как известно, такого оружия там больше нет.
- История о сирийце и прочем пахнет блефом.
- Надо проверить через МИД и их посольство. Если сирийцы подтвердят...
- Арабы есть арабы, они держатся друг друга. Понимаешь, я случайно узнал: ты напал не на тот след. Амбициозно сработано, даже слишком амбициозно. И, кстати, в дальнейшем никаких служебных поездок без моего одобрения, понятно?
- Да.
- Все внимание на Хедлюнда, чего-то там не хватает, как думаешь?
- Да.
- А чего?
- Так как он собирал и складывал в папки письма от немцев, значит, и свои не выбрасывал. То есть прятал. А может, прятал и еще что-нибудь, чего мы не нашли во время обыска. Это похоже на него. Он - подозрительный тип.
- Good thinking, Хамильтон. Действительно хорошая мысль. А как нам найти спрятанное?
- Не знаю.
- Вот и займись этим. Понятно?
- Ладно.
- И второе. Понти. Вы как-то легкомысленно списали его. Он и брюки мог сменить, и поездку свою обставить, и создать прикрытие. Скорее, надо было бы удивляться тому, если бы он этого не сделал. Конечно же, он все продумал на случай неудачи с операцией.
- С какой операцией?
- Если бы случилось то, что он готовил.
- Но это уже не актуально.
- Возможно. В наш сачок попались многие, а вот убийцы - нет.
- Номер в гостинице заказывала для него секретарша Норвежской радиокомпании, а не он сам.
- Но она могла спросить его, где он хотел бы жить. Спрашивала ли она этого Хестлюнда... или как его... не проверено?
- Не думаю. Во всяком случае, мне это неизвестно.
- Ну вот видишь. Никаких глупостей больше, займись Хедлюндом, его тайниками, помощь тебе будет оказана. Что предлагаешь?
- Еще раз пройтись по квартире. При обыске обращали внимание на то, что лежало сверху. При более тщательном осмотре можно найти и то, чего мы не углядели.
- Good thinking, Хамильтон. Завтра возьми парочку спецов и займись делом, и никакой самодеятельности. Я ясно выражаюсь?
- Да.
- Больше никаких виражей! Держись ковра, черт возьми, Петушок, я выразился ясно?
- Да.
- Хорошо. Dismissed!
Карла задела англо-американская формула, использованная Нэслюндом. Шведский перевод ее имел двоякий смысл: "исчезни" или "катись".
Он постоял около Фристедта и Аппельтофта. Те продолжали разбор удачно проведенного захвата. В Норрчёпинге в результате домашнего обыска найдены огромные суммы наличных денег и часть рабочих материалов Управления по делам иммиграции, что не очень соответствовало роду занятий шефа бюро; у иранца на Лидингё - списки и записи, как раз подтверждавшие его род занятии. Сейчас их отдали на перевод. Во всяком случае, теперь уже ясно: результатом операции должны быть два приговора за шпионаж.
- И что они получат? - поинтересовался Карл.
- Примерно по три года, - радовался Аппельтофт. - Потом выгонят с работы, во всяком случае, шведа, а денежки конфискуют. Так ему и надо, черт подери. Их бы судить по-ирански.
- С одним из них, наверное, так и поступят после отбывания срока и выдворения, - пошутил Фристедт.
Чувствовалось, что оба они в хорошем настроении. День оказался результативным: полиция взяла пару "хулиганов", а и Фристедт, и Аппельтофт по натуре все-таки были полицейскими.
- Нэслюнд спрашивал меня, откуда у нас информация, - сказал Карл, охладив тем самым веселье, царившее в комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67