Пату было лестно, что Сэм все больше и больше вводил его в курс внутренних дел организации. Рождение такого внука очень опечалило Сэма. Он посылал ему игрушки и одежду, будто бы им гордился. Трагедия сблизила его с Патом.
- Как ты думаешь, Пат? - спросил он однажды. - У нее будет еще ребенок?
- Если честно, Сэм, то я буду этим очень удивлен. Она действует так, будто боится, что такое произойдет снова. Думает, что Бог наказал ее за что-то. Ты знаешь, она как-то услышала разговор о Семье. Это было как раз перед родами, и она была очень расстроена. Я сказал ей, что в этом нет ничего особенного, но она впала в истерику.
Сэм понимающе кивнул:
- Совсем как ее мать. Она принесла мне много тревог в этом плане.
* * *
Проводя меньше времени дома, Пат чаще стал появляться на Малбери, где, играя в карты или бильярд, узнавал все новости. Поль Ганчи убеждал его прийти на заседание Итало-американской лиги. Поль возобновил старую дружбу с Поли Федеричи, который был вице-президентом лиги. Насколько Пат понимал, в этой лиге только болтали и ничего не делали. Говорили о великом итальянском наследстве, об установке статуй в разных частях города, о предубеждениях в школах, но членов лиги было не более двадцати пяти. Лучше всего члены лиги проводили общественные мероприятия - старомодный ужин со спагетти в ресторане на Малбери-стрит, пикник на озере Спринг с пивом и играми.
Элли все еще училась в Нью-йоркском университете, стремясь получить степень доктора, и Пат иногда заходил на сандвич или даже оставался на ночь. Секс с Элли стал лучше - менее диким и более спокойным, но ее постоянная болтовня о политике иногда надоедала ему, особенно когда она показывала ему вырезки из газет, где говорилось о жестокости полиции.
- Послушай, - говорил ей Пат, - что касается меня, то я никого не бью и не мучаю. Но если я попадаю в стычку и знаю, что противник вооружен, то вопрос в том, останется жив он или я, - вот и все, детка.
К середине декабря стали приходить рождественские открытки. Пат был удивлен тем, как много появилось v него знакомых. Пришли открытки почти от всех членов Итало-американской лиги, от знакомых с Малбери, от друзей по университету, школе и колледжу, а также от некоторых членов Семьи.
В прошлые годы рассылкой открыток занималась Конни, но сейчас, потеряв чувство времени с заслюнявленным ребенком в постели, она не могла думать о рождественских херувимах и Санта Клаусе. В этом году Пат Рождество не встречал.
Новый год Пат проводил в одиночестве, попивая виски и глядя на Гая Ломбарде по телевизору. У него было множество приглашений, но он знал, что если уйдет в эту ночь, Конни будет возмущена. Немного выпив, Пат решил зайти к ней. Открыв бутылку Асти Спуманте, он поставил ее на поднос вместе с двумя охлажденными стаканами и без пятнадцати двенадцать вошел в ее комнату.
- Счастливого Нового года, дорогая, - сказал Пат.
Конни тупо посмотрела на него, и он понял, что она уже приняла успокоительное. Осторожно поставив поднос у кровати и налив вина, Пат дал ей стакан. Она подняла его, тупо на него глядя, стакан наклонился, и немного пенистого вина пролилось на ее бледную грудь. Пат промокнул ее салфеткой, как ребенка, и ощутил возбуждение при виде этой все еще крепкой груди и безукоризненной кожи. Подняв стакан, он чокнулся в ней и еще раз сказал:
- Счастливого Нового года.
Конни пила вино, ничего не говоря, но глядя на него поверх стакана.
- Послушай, - сказал Пат, - это был тяжелый год, но были же и хорошие события. Я получил повышение, и скоро у меня будет степень юриста. У нас здесь прекрасный дом...
Пока он говорил, Кон ни допила вино, поставила стакан на ночной столик и скользнула под одеяло, натянув его до подбородка. Пат, осекшись, допил вино и сказал:
- Что же, спокойной ночи и счастливого Нового года.
- Ты бы выключил верхний свет, когда будешь уходить, - попросила Конни, и Пат так и сделал.
Когда он выходил из темной комнаты, Конни горько сказала ему вслед:
- Маленький Себастьян тоже говорит: "Счастливого Нового года".
Из своего кабинета Пат позвонил Элли Фогель и, к его удивлению, она оказалась дома и была одна. Схватив бутылку шампанского, он сел в свой "линкольн" и поехал в Вилледж. Элли ждала его, лежа голой в кровати.
Встав, Элли достала из холодильника красную икру, крекеры и плавленый сыр и поставила пластинку с музыкой Вивальди. Пат ни о чем не думал, а просто наслаждался моментом - не самый худший способ встречи Нового Года.
К своему дому Пат подкатил около десяти часов утра, чувствуя себя очищенным, отдохнувшим и совершенно измотанным - Элли мало чем отличалась от своих растений-хищников. Он сделал остановку на Бродвее у открытого маркета, чтобы купить апельсинов и свежего итальянского хлеба с семенами сезама. Придя домой, он сложил все это на кухне. Собираясь идти наверх, Пат услышал какие-то звуки из своего кабинета и заглянул в него. Конни стояла там в своем шерстяном купальном халате с распущенными по плечам волосами. Она смотрела через окно в сад.
- Что ты делаешь, детка? - спросил он. - Ты чувствуешь себя лучше?
Она обернулась:
- Я подумала, что могла бы прибрать в кабинете. Здесь такой беспорядок.
Но Пат заметил, что она не взяла с собой ни швабры, ни пылесоса.
"Ладно, - подумал Пат, - по крайней мере, она начинает проявлять хоть какой-то интерес. Может быть, это хороший знак".
Глава 17
Осенью 1954 года принесли письмо, написанное крупным, округлым почерком Китти Муллали. Оно пришло из Пасадены и было адресовано им обоим. Пат открыл и прочитал его перед тем, как нести наверх. Китти писала, что в последнее время много работает в театре и у нее было несколько ролей без слов в кино, но ей надоело побережье и она возвращается на восток, чтобы попробовать себя в одном второстепенном театре, который стал испытательным полигоном для актеров. Конни, прочитав утром письмо, обрадовалась этим новостям. В этот день она была более уравновешенной и веселой - такой ее Пат давно уже не видел.
- Хотелось бы знать, когда она сюда приедет, - сказала Конни. - Я думаю, она перед отъездом нам позвонит. Мы не будем писать ей туда. К тому времени, когда дойдет наше письмо, она уже уедет.
Впервые за многие месяцы Констанца говорила и думала ясно. Возбужденно повернувшись к Пату, она воскликнула:
- Интересно, будет ли она снова встречаться с Реганом, ведь он сейчас в Нью-Йорке. Ты его не видел?
- Нет. Мы с ним не контактировали.
После той ночи много лет назад Пат с Реганом больше не встречались, но Дойл прислал рождественскую открытку, вероятно, только ради Конни.
* * *
Вернувшись, Китти опять поселилась в своей квартире, которую сдавала во время отсутствия в Нью-Йорке, и через месяц получила роль дублера в "Трехгрошовой опере" в Театре Делю на Кристофер-стрит.
Несколько раз Китти приходила к ним на ленч, но почему-то тогда, когда Пат был на дежурстве. "Не делает ли она это намеренно?" - думал он. Он звонил ей несколько раз, но ни разу не дозванивался и оставлял ей сообщения на автоответчике. Она иногда звонила им домой, и так получалось, что всегда ей отвечала Конни.
Наконец однажды ранним утром Пат дозвонился до Китти, ее голос был еще хриплым со сна.
- Китти, это я, Пат, - сказал он.
- Я слышу, - сонно проговорила она. - Как дела?
- Представляю, чего ты наслушалась. Странно, но ты столько раз была у нас, а я тебя еще не видел.
- Да, ну и что, - сказала она, помолчав.
- Послушай, я хочу тебя увидеть. Мне надо с тобой поговорить.
- Пат, ничего хорошего из этого не выйдет. Не стоит начинать все сначала. Думаю, на этот раз это может действительно доконать Конни.
- А кто говорит о том, чтобы начинать снова? Я просто хочу увидеться с тобой.
- Я тебя знаю, - сказала Китти потеплевшим голосом. - Ты не тот человек, который может просто "увидеться со мной".
- Слушай, сейчас утро, и ты, наверное, скоро пойдешь на работу. Как насчет того, чтобы я принес тебе пару пирожных? Готов спорить, что в Пасадене таких пет. Мы можем вместе позавтракать.
- Я не понимаю, какой в этом смысл.
- Просто поговорим о старых временах, о том, чем ты занимаешься. Я знаю, чего ты боишься. Не будет никаких приставаний.
- Ты уверен?
- Разве я стану тебе врать?
Китти рассмеялась:
- Глупейший вопрос. Ладно. Приезжай, но не забывайся. Никаких глупостей.
Он примчался к ней через полчаса. Паркуя машину, Пат разместил свой значок детектива на лобовом стекле. Поднимаясь по лестнице, он прыгал через две ступеньки.
На Китти были джинсы и свободная мужская рубашка. Волосы были завязаны сзади, лицо чисто вымыто, без косметики, синяя оксфордская рубашка оттопыривалась на кончиках грудей, как драпировки на римских античных статуях, и Пат представил дымящееся пространство между рубашкой и ее телом. В комнате стоял аромат свежего кофе, и сервированный столик стоял у окна, выходившего на Одиннадцатую улицу.
Дружески отпихнув Пата, Китти целомудренно его поцеловала, но он отметил про себя, что она ненадолго на нем повисла.
- Пат, как чудесно тебя видеть. Проходи, садись. Надеюсь, ты не против консервированного сока.
- Против, но от тебя приму, - улыбнулся Пат.
Пат чувствовал великую радость и близость, которые всегда его окружали, когда Китти была поблизости, - такого не бывало ни с Элли, ни с другими и уж, конечно, ни с Конни. Они болтали, как пара подростков, пока Китти возилась с завтраком.
- Это все, что я смогла изобразить за такое короткое время.
- Восхитительно, - сказал он.
Китти с энтузиазмом слушала о его продвижении по службе и о приключениях детектива, смеялась над анекдотами. Она, в свою очередь, весело рассказывала о студиях на Побережье, о психах, старающихся пробиться в кино, о странных театральных мальчиках и еще более странных девочках.
- У тебя там были поклонники? - спросил Пат.
- Нет... Несколько приятелей, но ничего серьезного. Там все какое-то нереальное. Я так и не смогла к этому привыкнуть.
Пат ощущал невообразимую физическую отдаленность от Китти. Ему хотелось дотянуться до нее через стол. Он был уверен, что если он прикоснется к ней, сна ответит, но как только он делал движение, она отстранялась, сохраняя дистанцию между ними.
Наконец Китти встала и пошла к раковине мыть посуду. Пат пошел за ней, обнял ее за гибкую талию, ощущая теплую кожу под рубашкой.
- Брось, Пат. Ты же сказал...
- Плевать, что я сказал.
Пат поцеловал ее в ухо.
- Пожалуйста, Пат. Это нехорошо.
Пат покрутил языком в ее ухе, затем укусил мочку. Китти облокотилась на раковину, не двигаясь и не отзываясь. Он поцеловал ее в шею и засунул руку под рубашку, коснувшись соска.
Китти резко вздохнула, как от боли, и Пат, повернув ее к себе, вставил ногу между ее джинсовыми "колоннами". Взяв ее сзади за волосы, он отвел ее голову назад, пока ее рот не раскрылся, и сунул ей язык между губами. На мгновение рот Китти приоткрылся, затем он почувствовал резкий укол боли, когда ее острые белые зубы сомкнулись на его языке.
- Ух ты, стерва, - воскликнул он, инстинктивно давая ей пощечину.
- Я тебе говорила, что я серьезна, Пат. Я не хочу начинать снова.
- Начнешь, детка, - сказал Пат, одним движением срывая с нее рубашку, так что пуговицы полетели в раковину.
- А ну сделай-ка это еще раз, стерва. Сделай.
Он, снова одной рукой схватив ее за голову, вонзил свой язык ей в рот, другой рукой возясь с пуговицей и молнией на ее джинсах.
Теперь Пат слышал, что ее дыхание стало глубоким и медленным, и понял, что добился своего, когда ее ноги медленно раздвинулись под давлением его пальцев. Не отпуская ее, он провел ее в комнату и уложил на ковер, где в беспорядке были разбросаны газеты. Пат стащил с нее джинсы, как шкуру с белки. Под ними ничего не было. Он встал на колени между ее раздвинутых ног и глубоко засунул.
Пат совершал глубокие толчки и ему казалось, что кто-то при помощи струны тянет из него все внутренности, и Китти привязана к той же струне - ее орган работал в совершенном ритме с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75