В то время как он вытирался полотенцем, осторожно промокая синяки, зазвонил телефон. Это была Конни.
- Все идет хорошо, любимый?
- Разумеется, все великолепно, - ответил Пат.
Он никак не мог вспомнить, о чем Конни говорит.
- Мы пришлем за тобой машину примерно в 10.00, хорошо?
"Машина, - подумал он. - О, Боже! Ведь сегодня я женюсь!"
- Послушай, а как насчет 10.30?
- Хорошо. Думаю, что и тогда у нас будет масса времени. Твоя одежда уже здесь. Эсперанца покажет тебе, куда пройти. Мы приготовили комнату, где ты сможешь переодеться. Возможно, мы не увидимся до самой церемонии. Все наверняка пройдет великолепно. Вот увидишь. Поставили тент во дворе, повсюду масса цветов. Все будет прекрасно. Пат, я действительно люблю тебя.
- Да, - сказал он. - Да, я тоже люблю тебя. До встречи.
Он повесил трубку.
Вовремя бритья Пат пытался вспомнить события прошедшего вечера. Никогда в жизни он не напивался до такой степени, чтобы настолько отключиться, и только смутно ощущал какое-то неудобство, пытаясь вспомнить вчерашние события. Помнил, что заходил к Луи, а затем, спотыкаясь, добрался до "Белой лошади". Затем позвонил Китти, и они из-за чего-то поссорились. Последующие события помнил весьма туманно, но он был там точно, а потом, кажется, ему приснился какой-то сон.
И вдруг Пат вспомнил, что в квартире у Китти появился Реган Дойл. И они подрались; правда, в основном дрался Дойл. Пат просто поднимал руки вверх и защищался. А затем вынул пистолет и выстрелил. Он вспомнил оглушительный звук.
Далее он не смог восстановить в памяти ничего, за исключением того, что проснулся от холода в темном холле Китти. Помнил, что поймал такси, чтобы проехать всего несколько кварталов, и, спотыкаясь, вошел в лифт.
Закончив бритье, Пат надел брюки и позвонил Китти но никто не ответил. Он снова подошел к зеркалу и осмотрел свежевыбритое лицо. Его десна воспалилась, а один из дальних зубов слева, казалось, качался. Внутренняя полость рта покрылась шрамами и порезами. Левая челюсть воспалилась и распухла. Очевидно, кто-то нанес ему сильный удар правой рукой. Должно быть, Дойл. Глаз тоже распух, но, к счастью, синяк пока не появился. Плечи болели так, как будто по ним молотили большими молотами; кроме того, он чувствовал острую боль справа, как будто было сломано ребро. Ладно, если кто-либо спросит, он всегда сможет сказать, что у него возникли трудности при задержании преступника. Одно преимущество в профессии копа было несомненным - всегда можно было правдоподобно объяснить вещи, подобные этим. Когда он выходил из дома, швейцар Олли передал ему коричневый бумажный пакет.
- Какой-то мужчина оставил для вас этот пакет сегодня утром, - сказал Олли. - Велел передать, когда вы будете выходить из дома.
Пат взял увесистый пакет из рук швейцара и поблагодарил его. Один из лимузинов "флитвуд" Мэсси ожидал его у дверей. За рулем сидел Томми, плотный молчаливый шофер, отвозивший Пата и семью Марсери в ресторан Дьюка в самом начале, много лет тому назад. За эти пять лет Томми мало изменился, разве что отрастил более длинные волосы, а на шее, с правой стороны, над линией воротничка у него появился глубокий шрам, как будто след от зубчатого ножа.
- Сегодня большой праздник, да? - сказал Томми, и Пат понял, что к нему уже относятся с уважением, как к хозяину.
- Точно, - ответил он и поглубже сел на мягкое серое сиденье в чехле, оставив закрытым стекло, разделяющее его и шофера, - сегодняшний день не располагал к беседе.
Пат разорвал пакет и обнаружил свой личный "смитт-и-вессон", который Дойл отобрал у него прошлой ночью. Записки не было, а револьвер был разряжен. Он подумал о том, что надо будет его вычистить завтра, так как вспомнил, что дважды стрелял из него в прошлую ночь. Он засунул его в кобуру, которую автоматически пристегнул к поясу, одевая утром джинсы.
По пути к верховью реки он откинулся на спинку сиденья лимузина и попытался очистить голову от неприятных воспоминаний. Когда они доехали до ворот дома в Ривердейле, там уже были запаркованы несколько лимузинов, а кроме того, стоял грузовик фирмы "Конкурс" - поставщика обедов. Из другого грузовика выгружали складные стулья и столы.
Эсперанца встречала его у дверей. Горничная провела его в большую светлую спальню на втором этаже с окнами, смотрящими в глубь сада. Сквозь окно он увидел огромный полосатый тент со столами, уставленными посудой и цветами.
На кровати в пластиковом мешке для одежды лежал его бледно-голубой клубный пиджак, вечерние синие брюки, строгая рубашка, синий вечерний галстук и запонки. Все было продумано, за исключением нижнего белья. Две-три недели тому назад с него сняли мерку, а потом все сшитое подогнали по фигуре.
Пату пришлось повозиться с упаковками запонок и подтяжек, так как он не надевал ни то, ни другое ни разу в жизни. К счастью, галстук-бабочку надо было только застегнуть под воротником рубашки. В соседней ванной комнате стояло зеркало во весь рост. Закончив одеваться и причесав волосы, Пат внимательно осмотрел себя со всех сторон и решил, что похож на Хэмфри Боггарта в "Касабланке". Сейчас он мог вообразить себя проходящим через казино, выпивающим большие кружки пива и расшвыривающим по сторонам пьяных. Пат никогда раньше не был уверен в том, что ему нравится собственная внешность, но теперь был вполне удовлетворен своим видом. Когда он поворачивался к зеркалу правым боком, то шишка на подбородке и опухший глаз становились практически незаметными.
Пиджак был длинным - достигал кончиков пальцев, а брюки - широкими у коленей в модном стиле, постепенно сужаясь книзу до консервативных пяти дюймов у обшлага. Кушак каштанового цвета охватывал его тонкую, крепкую талию.
- Пат Конте, - сказал он самому себе в зеркало, - тебе следовало стать актером, а не копом.
Теперь, невзирая на сумятицу в уме по поводу вчерашнего вечера и чувство тошноты, преследовавшее его весь день, он чувствовал себя прекрасно. Он знал уже абсолютно достоверно, что выбрался из лачуг навсегда. Теперь двигаться можно было только наверх, и вскоре он сможет позволить себе не терпеть никакого дерьма практически ни от кого. Если даже ему и придется стерпеть иногда немного, то только потому, что поднимется выше, даже если не знал наверняка, куда именно.
Послышался громкий стук в дверь:
- Эй, Паскуалино! Выходи. Спустись и пропусти рюмочку. Поговори с нами.
Это был отец Раймундо. Пат не видел его уже несколько недель и чувствовал себя несколько виноватым.
- Сейчас спущусь. Налейте мне скотча с содовой.
Мужская часть семьи - Артур, отец Раймундо, Дон Антонио и Сэм - уже ожидали Пата, собравшись в библиотеке. Артур и Сэм были также в бледно-голубых пиджаках. Дон Антонио надел свой полосатый костюм с широкими лацканами и жилет с черным галстуком, как будто собирался на похороны. Отец Раймундо был в белом льняном костюме и белой сутане. Сэм налил всем, и мужчины подняли бокалы с приглушенным тостом: "Ваше здоровье!"
- Ну, Сэм, - сказал отец Раймундо, - это большой день, не так ли? Впервые я чувствую себя не просто Отцом Раймундо, а настоящим отцом. Так я ощущаю себя в отношении мальчика. Он - хороший малыш. Ты не делаешь ошибки. Правильно я говорю, Артур?
Артур кивнул:
- Я думаю, в нем есть нечто особенное. Он честолюбив, он умен и он тверд, весьма тверд.
- Как тебе кажется, - спросил Сэм, - он понимает что-то в отношении Семьи?
Артур рассмеялся:
- Он - один из нас. Пат вырос среди нас. Он - сицилиец. Его родители приехали из Сицилии. Мог ли он вырасти и так и не узнать, что здесь происходит? Конечно, я никогда не рассказывал ему ничего, когда, просил что-то сделать, но он все знает. Уверен, что знает. Если бы я все ему подробно растолковывал, он никогда не стал бы тем парнем, который вам нужен.
- Да, - подтвердил Дон Антонио. - Он кажется весьма смышленым. Умен. Знает, как нужно разговаривать. Кроме того, уважает старших. Но я постоянно задаюсь вопросом, почему мы сделали его сыщиком? Я не хотел бы никого оскорблять, Артур. Прекрасно, что работаешь на нас в полиции, но есть масса важных дел, которые тоже следует выполнять. Мы нуждаемся в людях, которым можно довериться.
- В том-то и дело, - подхватил Сэм. - Именно в этом, Энтони. Мы научились делать множество дел в этой стране. Я узнал очень многое. Я посещал школу. Думаю, она принесла мне большую пользу. Вначале все наши люди восставали против школы. Хотели все жить по соседству и защищать друг друга. Но теперь они растут, выезжают из привычных мест в город. Я живу здесь.
Он обвел жестом богато меблированную комнату с кожаной обивкой и сверкающими деревянными панелями.
- Это окружение сильно отличается от домов на Малбери-стрит. Правильно?
Он с удовлетворением осмотрел библиотеку.
- Вы думаете, что я не стал более счастливым? Нет, я счастлив! Конечно, иногда я приезжаю в старые места купить пасты, увидеться с друзьями, выпить пару чашечек капуччино. Иногда немного играю в карты. Я не забыл свою родину, наш народ. Но каждое новое поколение должно совершенствоваться.
- Да, - согласился Дон Антонио. - Но иногда мне кажется, что, вырастая, люди отдаляются от нас. Так много их получило образование. Они роднятся с посторонними. Женятся на иностранках.
- Согласен, - сказал Сэм. - Вот почему мне нравится этот мальчик. Он скроен из старого материала. Один из нас. Ему можно довериться. Я в этом не сомневаюсь. Но я не знаю, сколь долго он должен оставаться в полиции. Что это за занятие? Извини, Артур, но насколько хорошее будущее может его ожидать на этой службе? Конечно, ты теперь стал лейтенантом и, возможно, продвинешься выше до ухода на пенсию. Но чувствую, что даже ты не достигнешь того, чего смог бы, если бы работал с нами.
- Но я и так с вами, - возразил Артур.
- Я имею в виду, если бы ты работал в нашем бизнесе вместе со мной.
Артур пожал плечами:
- Ну что ж, так на сегодня обстоят дела. Сейчас мыпредпринимаем меры, чтобы мальчик получил некоторое образование, одновременно работая в департаменте. Это поможет открыть для него некоторые двери. Возможно, позже он захочет сменить работу. А пока может быть нам весьма полезным. Кроме того, у нас появится шанс изучить его лучше и выяснить, на какой работе ему будет легче проявить свои способности.
Он обернулся к двери.
- Сейчас он войдет, наш жених. Подожди, подожди, Сэм. Я налью еще раз всем по кругу. Мы должны выпить в честь жениха.
И Артур налил шотландское виски в небольшие рюмки, которые все подняли, чтобы поздравить входящего Пата.
- За здоровье новобрачных!
Сэм крепко обхватил Пата за плечи и обнял его. Затем расцеловал в обе щеки.
- Добро пожаловать в нашу семью, сынок, - сказал он, и Пат удивился, заметив, что глаза его увлажнились.
Сэм всегда казался человеком, высеченным из камня. Но, может быть, такое впечатление он производил только на посторонних.
К тому времени, когда в празднично украшенном саду дворца Сэма Мэсси в Ривердейле официальная церемония венчания закончилась, Пат уже выпил шесть рюмок с будущими новыми родственниками и ощущал себя погруженным в приятный туман. Был свежий солнечный летний день, и сама свадебная церемония проводилась в саду под навесом из свежих цветов.
Отец Рэй был единственным "родственником" со стороны Пата. Со стороны Конни присутствовала масса родственников (по крайней мере, так ему показалось): толстые тети, костлявые, голенастые двоюродные сестры; бледные, похожие на американцев родственники с другой стороны реки, из Кливленда, Буффало.
Совершал церемонию отец Бернард Донато - настоятель монастыря Святой Агнес, бывший исповедником Констанцы и выбранный ей самой для венчания. Констанца выглядела такой белоснежной и пушистой, такой неземной, как кучевые облака, проносившиеся над ними. На ней было великолепное пышное платье из белого атласа, украшенное алансонскими кружевами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75