Увидев нас, один из них затормозил, второй быстро защелкал кнопками сигнализации. Машина умолкла, я, косясь на окно бабкиной комнаты, прошипела:
— Что вы, рехнулись здесь машины на сигнализацию ставить?
Сияя довольной физиономией, Стас шутовски развел руками:
— Извиняйте, принцесса, столичные замашки…
В горнице меж тем царило веселье. Стол был накрыт к чаю, причем бабка не поленилась вытащить свой любимый и бережно хранимый ведерный самовар, доставшийся ей по наследству от какого-то далекого предка.
Скатерть, используемая хозяйкой только в честь приезда моей мамы и по церковным праздникам, резала глаза ослепительной белизной и была вся уставлена бабкиными домашними заготовками. Все это великолепие с усердием поглощалось тремя мощными челюстями, на уголке восседала довольная бабка, чинно держа в руке блюдце с горячим чаем. Вошедшие вслед за мной молодцы резво бросились к оставленным по случаю аврала местам и ловко запустили ложки в вазочку с вишневым вареньем.
— Анастасия! — широко разведя руки в стороны, мне жизнерадостно улыбнулся Виктор Степанович Гольков, невысокий, коротко стриженный мужчина средних лет, выступающий сейчас в роли соседа-отпускника. — Это ты там под окном шумишь? — И, не дожидаясь ответа, развернулся к бабке:
— Опять выросла, ну надо же!
Эту сногсшибательную новость Виктор Степанович сообщал мне при каждой нашей встрече, правда, на сей раз он внес некоторое разнообразие, проинформировав об этом Степаниду Михайловну.
Я же поздоровалась с гостями, подсела к столу, налила себе чаю и, пользуясь подвернувшейся возможностью, налегла на земляничное варенье. Тут к нам присоединился Стас, и скоро я забыла о том, что зла на весь свет, смеясь над непрерывно сыплющимися анекдотами Виктора Степановича и правдивыми рыболовными историями охранника, которого звали Валентином. Еще двое ребят оказались заядлыми охотниками, и через пару часов голова моя пошла кругом от лососей, подстреленных в густых зеленых дубравах, и лосей, выловленных за ветвистые рога из бурных студеных речек. Когда чаепитие наконец подошло к концу, я глубоко сожалела о своем обещании вернуться к Ирке, потому что глаза слипались и больше всего мне хотелось лечь спать. Когда мы с бабкой убрали со стола и перемыли всю посуду, Виктор Степанович отозвал меня в сторонку:
— Настя, мама тут тебе кое-что передала… — он протянул небольшой бумажный сверток. — ..сказала, что это подарок твоей подружке на день рождения.
Я обрадовалась:
— Подарок? Вот здорово! А когда же она купить успела?
— Да это не она покупала, — сконфуженно кашлянул в кулак Виктор Степанович, — это я покупал… Когда Вера Николаевна утром позвонила, попросила Стасову «девятку» пригнать, заодно и про подарок сказала. Там, говорит, таких нету, купи, пожалуйста, Степаныч. Объяснила какой, а мне что? Мне нетрудно. Погляди, угодил, нет?
Не переставая в душе удивляться способности моей мамы предусматривать абсолютно все, я распаковала коробочку и с удовлетворением осмотрела витой золотой браслетик, о каком Ирка мечтала ровно столько, сколько я ее знала.
— Класс! То, что надо, Виктор Степанович, большое спасибо!
День рождения у Ирки послезавтра, и она грозилась пригласить нас с Надькой в город в ресторан. Пожаловавшись невзначай маме на то, что никак не могу найти в здешних магазинах нужную вещицу, я, пожалуй, поступила правильно. Мама же поступила как всегда: не занимала время разговорами, а просто сделала. Прав, видно, Стас — до нее мне далеко.
Я отнесла футляр к себе в комнату, раздумывая о том, как бы незаметно исчезнуть из дома при таком большом скоплении народа. Это тебе не бабка Степанида, ребята не зря получают деньги за свою работу, уж чего-чего, а охранять они умеют. Да, как всегда, все значительные события в моей жизни переплетались в один тугой клубок — именно тогда, когда свобода передвижения интересовала меня более всего, ко мне приставляют охранника, а затем присылают еще пятерых. Посидев в задумчивости на кровати, я решила вернуться в горницу, рассудив, что время еще есть, на улице светло и уйти незаметно шансов все равно нет.
В горнице меня ждал приятный сюрприз. Выяснилось, что гости не останутся, а уедут в ночь. Сделав печальные глазки, я понуро закивала и согласилась с тем, что если надо, значит, надо. И вот, распрощавшись с нами, ребята загрузились в машины, и три «жигуля», аккуратно развернувшись, выкатились за ворота.
— Стас, загони свою колымагу в сарай! — крикнула я, хорошо зная, что тот обидится за «колымагу».
Но Стас не желал отзываться, я пошла его искать, чтобы убедиться, что все же испортила ему настроение.
К большому своему удивлению, открыв дверь его комнаты, я увидела, что он преспокойно лежит на своем диване. Так вот почему он не пошел провожать ребят до ворот! Он просто-напросто завалился спать.
— Молодец, — сказала я, тихонечко закрывая дверь, — не такой уж ты приставучий парень.
В горнице все еще толклась бабка Степанида, наводя окончательный лоск, я помогла ей, и скоро мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
За окошком давно стемнело, лениво перебрехивались напоследок собаки, а я лежала, положив руки за голову, и прислушивалась к затихающим звукам отходящей ко сну деревни. Наконец глянула на часы, поднялась, переоделась в джинсы и футболку и осторожно выглянула в окно. Где-то за околицей глухо ухнула сова, я перекинула ногу через подоконник, опять прислушалась и, не заметив ничего страшного, изготовилась спрыгнуть вниз. До земли было недалеко, но прямо под окном росли кусты шиповника, и оцарапаться мне не хотелось. Я примерилась и отпустила руку. В то же самое мгновение внизу что-то зашевелилось и кто-то сдавленно прошептал:
— Настасья Игоревна!
Излишне будет объяснять, что после этого я с визгом шарахнулась в сторону и, неловко зацепившись в полете за что-то ногой, с треском завалилась в самую середину куста. Подо мной раздался полузадушенный вскрик, я активно забарахталась, пытаясь восстановить равновесие, и, свалившись наконец с чьей-то спины, очутилась на карачках.
— Кто здесь? — Я попыталась спросить грозно, но вышло как-то жалко. Вскочив на ноги и прижавшись спиной к стене, я тщетно старалась разглядеть того, кто все еще барахтался в кустах. — А ну, вылезай!
Пока я вверх тормашками летала по кустам, мне очень хотелось, чтобы здесь появился Стас, теперь же, разглядев поднявшуюся на ноги тонкую мальчишескую фигуру, я молилась, чтобы этого не произошло. Потому что я сразу сообразила, что это не кто иной, как тот самый Володя Савченко, по чьей милости я в настоящее время испытываю столько неудобств. Смущенно опустив глаза, мальчишка шагнул ко мне ближе и прошептал:
— Извините.., это я…
«Только бы Стас спал! — думала я, в напряжении косясь на соседнее окно. — Иначе здесь такое будет! Мама ОМОН вышлет». Но я зря волновалась, Стас так и не проснулся, видно, намаялся, бедняга.
— Хорошее ты время выбрал по гостям ходить, — буркнула я, присаживаясь на скамеечку под окном и жестом приглашая мальчишку сесть рядом.
— Я днем не мог… — он опустил голову, и я подивилась странной интонации. Не то чтобы он заплакал, но эти слова явно дались ему нелегко.
Вспомнив в конце концов, что я все-таки педагог, я постаралась придать голосу максимальную доброжелательность.
— В чем дело, Володя? Расскажи, пожалуйста.
Он сцепил пальцы и зашептал:
— Это я вам записку написал. Вы читали? — я кивнула. — И Ирине Захаровне тоже. Она нашла, я видел.
Нельзя ей у забора сидеть, у нее очки отсвечивают…
— Чего? — не поняла я. — При чем здесь очки?
— Они вечером костер жгли, Ирина Захаровна у забора была.., у нее очки, и они отсвечивают от огня.
Тут я сообразила, в чем дело, и задумалась. Так, интересно, а кроме него, еще кто-нибудь заметил сверкающую очками Ирину Захаровну? Следопытка недоделанная, если там и вправду то, о чем она рассказывает, ей запросто отвернут голову, чтобы не совала ее куда не следует.
— А зачем ты писал записки?
Тут парень заерзал и, томясь, пояснил:
— Анастасия Игоревна, вы не подумайте чего… У меня братан есть старший.., он очень хороший.., Он год назад из тюрьмы вернулся… Но вы не думайте, он ничего такого…
— Я понимаю, Володя, — ободряюще покивала я, хотя, признаться честно, пока еще ни хрена не понимала и очень опасалась разбудить Стаса.
— Ему почтальонша один раз телеграмму принесла…
Он тогда стал нервничать, как я понял. И бабушке говорит: «Поезжай в город, я в огороде сам разберусь». Бабка не хотела, но он настоял. И мне говорит, собирайся тоже.
А я говорю: «Чего я в городе не видал, все пацаны здесь».
Ну он разорался, обещал по шее дать… Бабку отвез, а я не поехал. Вадька рукой махнул… А потом к нему друзья приехали. В первый вечер за стол сели, один там все про баб… — Тут Володя крепко задумался, видно, пытаясь сообразить, какими словами передавать разговоры моих пляжных знакомцев, и думал достаточно долго. Определившись наконец, он продолжил:
— И тут Вадька вдруг ляпнул, мол, училки вон Вовкины есть, молодые и красивые. Про вас сказал… Ну, вот так, всю ночь сидели, пили, а этот все порывался по бабам.., то есть хотел к вам в гости… А на другой день сели за стол и стали про кого-то разговаривать, кто одному мужику ихнему руку прокусил…
Я заморгала и съежилась.
— Ну и что дальше?
— А Вадька говорит: "Это и были Вовкины училки.
Одна вот тут, за забором живет".
Он замолчал, я молчала тоже. Причина, побудившая пацана написать записки, теперь понятна, и я была ему за это весьма благодарна.
— Знаешь, Володя, может быть, тебе действительно лучше в город уехать?
Мальчишка кивнул:
— Да я теперь сам хочу. Вадька меня днем из дома не выпускает. Говорит: "Меньше знаешь — крепче спишь…
Сам остался, вот и не ной!" А на фига мне в доме сидеть?
Решил завтра с первым автобусом.
— Володя, а сколько у вас гостей?
Володька задумался, потом затряс головой:
— Человек десять. Точно не знаю, Вадька выходить не разрешал, я только ночью, в окно лазил.
— Ясно, — протянула я, однако на самом деле все было как раз наоборот. И на всякий случай поинтересовалась:
— А что они у вас делают-то?
— Знаете, Анастасия Игоревна, по-моему, они чего-то ждут!
Это прозвучало весьма неожиданно, я покосилась на Володю:
— Ждут? Это интересно…
Поговорив еще немного, я выяснила, что возвращаться сейчас домой Вовка не собирался, решив переночевать в соседском саду. В целом его план я одобрила, однако позволить ребенку спать на земле не могла, ближе к вечеру поднялся ветер, поэтому я решительно загнала ее через окно в свою комнату, строго приказав не шуметь и ложиться спать.
— А вы? — Он высунул удивленную физиономию из окошка, я сердито цыкнула и сказала:
— А у меня дела! Спи давай! Быстро!
* * *
Палить всю ночь на улицах фонари, вероятно, считалось у горелкинской администрации непозволительным излишеством, поэтому ко времени полного сонного затишья большая часть фонарей переставала освещать дорогу припозднившимся жителям. Однако сейчас подобная светомаскировка была мне на руку. В потемках все же спокойнее, не видишь ты, но зато не видят и тебя.
Размышляя подобным образом, я торопливо пробиралась вдоль темных заборов. Совершенно некстати на улице здорово похолодало. Поеживаясь на свежем ветерке, я ругала себя за легкомыслие: из-за всей этой суеты я не додумалась одеться потеплее, ветровка, к примеру, мне сейчас совсем бы не помешала. К тому же я забыла о комарах, которые, почуяв меня, явно воспрянули духом и решили не упускать подвернувшегося шанса на поздний ужин. Так мы и неслись стремглав по спящим Горелкам: я и комары. Оказавшись возле Иркиного забора, я тихо позвала:
— Ирка!
В ту же секунду от темных кустов отлепилась неясная фигура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— Что вы, рехнулись здесь машины на сигнализацию ставить?
Сияя довольной физиономией, Стас шутовски развел руками:
— Извиняйте, принцесса, столичные замашки…
В горнице меж тем царило веселье. Стол был накрыт к чаю, причем бабка не поленилась вытащить свой любимый и бережно хранимый ведерный самовар, доставшийся ей по наследству от какого-то далекого предка.
Скатерть, используемая хозяйкой только в честь приезда моей мамы и по церковным праздникам, резала глаза ослепительной белизной и была вся уставлена бабкиными домашними заготовками. Все это великолепие с усердием поглощалось тремя мощными челюстями, на уголке восседала довольная бабка, чинно держа в руке блюдце с горячим чаем. Вошедшие вслед за мной молодцы резво бросились к оставленным по случаю аврала местам и ловко запустили ложки в вазочку с вишневым вареньем.
— Анастасия! — широко разведя руки в стороны, мне жизнерадостно улыбнулся Виктор Степанович Гольков, невысокий, коротко стриженный мужчина средних лет, выступающий сейчас в роли соседа-отпускника. — Это ты там под окном шумишь? — И, не дожидаясь ответа, развернулся к бабке:
— Опять выросла, ну надо же!
Эту сногсшибательную новость Виктор Степанович сообщал мне при каждой нашей встрече, правда, на сей раз он внес некоторое разнообразие, проинформировав об этом Степаниду Михайловну.
Я же поздоровалась с гостями, подсела к столу, налила себе чаю и, пользуясь подвернувшейся возможностью, налегла на земляничное варенье. Тут к нам присоединился Стас, и скоро я забыла о том, что зла на весь свет, смеясь над непрерывно сыплющимися анекдотами Виктора Степановича и правдивыми рыболовными историями охранника, которого звали Валентином. Еще двое ребят оказались заядлыми охотниками, и через пару часов голова моя пошла кругом от лососей, подстреленных в густых зеленых дубравах, и лосей, выловленных за ветвистые рога из бурных студеных речек. Когда чаепитие наконец подошло к концу, я глубоко сожалела о своем обещании вернуться к Ирке, потому что глаза слипались и больше всего мне хотелось лечь спать. Когда мы с бабкой убрали со стола и перемыли всю посуду, Виктор Степанович отозвал меня в сторонку:
— Настя, мама тут тебе кое-что передала… — он протянул небольшой бумажный сверток. — ..сказала, что это подарок твоей подружке на день рождения.
Я обрадовалась:
— Подарок? Вот здорово! А когда же она купить успела?
— Да это не она покупала, — сконфуженно кашлянул в кулак Виктор Степанович, — это я покупал… Когда Вера Николаевна утром позвонила, попросила Стасову «девятку» пригнать, заодно и про подарок сказала. Там, говорит, таких нету, купи, пожалуйста, Степаныч. Объяснила какой, а мне что? Мне нетрудно. Погляди, угодил, нет?
Не переставая в душе удивляться способности моей мамы предусматривать абсолютно все, я распаковала коробочку и с удовлетворением осмотрела витой золотой браслетик, о каком Ирка мечтала ровно столько, сколько я ее знала.
— Класс! То, что надо, Виктор Степанович, большое спасибо!
День рождения у Ирки послезавтра, и она грозилась пригласить нас с Надькой в город в ресторан. Пожаловавшись невзначай маме на то, что никак не могу найти в здешних магазинах нужную вещицу, я, пожалуй, поступила правильно. Мама же поступила как всегда: не занимала время разговорами, а просто сделала. Прав, видно, Стас — до нее мне далеко.
Я отнесла футляр к себе в комнату, раздумывая о том, как бы незаметно исчезнуть из дома при таком большом скоплении народа. Это тебе не бабка Степанида, ребята не зря получают деньги за свою работу, уж чего-чего, а охранять они умеют. Да, как всегда, все значительные события в моей жизни переплетались в один тугой клубок — именно тогда, когда свобода передвижения интересовала меня более всего, ко мне приставляют охранника, а затем присылают еще пятерых. Посидев в задумчивости на кровати, я решила вернуться в горницу, рассудив, что время еще есть, на улице светло и уйти незаметно шансов все равно нет.
В горнице меня ждал приятный сюрприз. Выяснилось, что гости не останутся, а уедут в ночь. Сделав печальные глазки, я понуро закивала и согласилась с тем, что если надо, значит, надо. И вот, распрощавшись с нами, ребята загрузились в машины, и три «жигуля», аккуратно развернувшись, выкатились за ворота.
— Стас, загони свою колымагу в сарай! — крикнула я, хорошо зная, что тот обидится за «колымагу».
Но Стас не желал отзываться, я пошла его искать, чтобы убедиться, что все же испортила ему настроение.
К большому своему удивлению, открыв дверь его комнаты, я увидела, что он преспокойно лежит на своем диване. Так вот почему он не пошел провожать ребят до ворот! Он просто-напросто завалился спать.
— Молодец, — сказала я, тихонечко закрывая дверь, — не такой уж ты приставучий парень.
В горнице все еще толклась бабка Степанида, наводя окончательный лоск, я помогла ей, и скоро мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.
За окошком давно стемнело, лениво перебрехивались напоследок собаки, а я лежала, положив руки за голову, и прислушивалась к затихающим звукам отходящей ко сну деревни. Наконец глянула на часы, поднялась, переоделась в джинсы и футболку и осторожно выглянула в окно. Где-то за околицей глухо ухнула сова, я перекинула ногу через подоконник, опять прислушалась и, не заметив ничего страшного, изготовилась спрыгнуть вниз. До земли было недалеко, но прямо под окном росли кусты шиповника, и оцарапаться мне не хотелось. Я примерилась и отпустила руку. В то же самое мгновение внизу что-то зашевелилось и кто-то сдавленно прошептал:
— Настасья Игоревна!
Излишне будет объяснять, что после этого я с визгом шарахнулась в сторону и, неловко зацепившись в полете за что-то ногой, с треском завалилась в самую середину куста. Подо мной раздался полузадушенный вскрик, я активно забарахталась, пытаясь восстановить равновесие, и, свалившись наконец с чьей-то спины, очутилась на карачках.
— Кто здесь? — Я попыталась спросить грозно, но вышло как-то жалко. Вскочив на ноги и прижавшись спиной к стене, я тщетно старалась разглядеть того, кто все еще барахтался в кустах. — А ну, вылезай!
Пока я вверх тормашками летала по кустам, мне очень хотелось, чтобы здесь появился Стас, теперь же, разглядев поднявшуюся на ноги тонкую мальчишескую фигуру, я молилась, чтобы этого не произошло. Потому что я сразу сообразила, что это не кто иной, как тот самый Володя Савченко, по чьей милости я в настоящее время испытываю столько неудобств. Смущенно опустив глаза, мальчишка шагнул ко мне ближе и прошептал:
— Извините.., это я…
«Только бы Стас спал! — думала я, в напряжении косясь на соседнее окно. — Иначе здесь такое будет! Мама ОМОН вышлет». Но я зря волновалась, Стас так и не проснулся, видно, намаялся, бедняга.
— Хорошее ты время выбрал по гостям ходить, — буркнула я, присаживаясь на скамеечку под окном и жестом приглашая мальчишку сесть рядом.
— Я днем не мог… — он опустил голову, и я подивилась странной интонации. Не то чтобы он заплакал, но эти слова явно дались ему нелегко.
Вспомнив в конце концов, что я все-таки педагог, я постаралась придать голосу максимальную доброжелательность.
— В чем дело, Володя? Расскажи, пожалуйста.
Он сцепил пальцы и зашептал:
— Это я вам записку написал. Вы читали? — я кивнула. — И Ирине Захаровне тоже. Она нашла, я видел.
Нельзя ей у забора сидеть, у нее очки отсвечивают…
— Чего? — не поняла я. — При чем здесь очки?
— Они вечером костер жгли, Ирина Захаровна у забора была.., у нее очки, и они отсвечивают от огня.
Тут я сообразила, в чем дело, и задумалась. Так, интересно, а кроме него, еще кто-нибудь заметил сверкающую очками Ирину Захаровну? Следопытка недоделанная, если там и вправду то, о чем она рассказывает, ей запросто отвернут голову, чтобы не совала ее куда не следует.
— А зачем ты писал записки?
Тут парень заерзал и, томясь, пояснил:
— Анастасия Игоревна, вы не подумайте чего… У меня братан есть старший.., он очень хороший.., Он год назад из тюрьмы вернулся… Но вы не думайте, он ничего такого…
— Я понимаю, Володя, — ободряюще покивала я, хотя, признаться честно, пока еще ни хрена не понимала и очень опасалась разбудить Стаса.
— Ему почтальонша один раз телеграмму принесла…
Он тогда стал нервничать, как я понял. И бабушке говорит: «Поезжай в город, я в огороде сам разберусь». Бабка не хотела, но он настоял. И мне говорит, собирайся тоже.
А я говорю: «Чего я в городе не видал, все пацаны здесь».
Ну он разорался, обещал по шее дать… Бабку отвез, а я не поехал. Вадька рукой махнул… А потом к нему друзья приехали. В первый вечер за стол сели, один там все про баб… — Тут Володя крепко задумался, видно, пытаясь сообразить, какими словами передавать разговоры моих пляжных знакомцев, и думал достаточно долго. Определившись наконец, он продолжил:
— И тут Вадька вдруг ляпнул, мол, училки вон Вовкины есть, молодые и красивые. Про вас сказал… Ну, вот так, всю ночь сидели, пили, а этот все порывался по бабам.., то есть хотел к вам в гости… А на другой день сели за стол и стали про кого-то разговаривать, кто одному мужику ихнему руку прокусил…
Я заморгала и съежилась.
— Ну и что дальше?
— А Вадька говорит: "Это и были Вовкины училки.
Одна вот тут, за забором живет".
Он замолчал, я молчала тоже. Причина, побудившая пацана написать записки, теперь понятна, и я была ему за это весьма благодарна.
— Знаешь, Володя, может быть, тебе действительно лучше в город уехать?
Мальчишка кивнул:
— Да я теперь сам хочу. Вадька меня днем из дома не выпускает. Говорит: "Меньше знаешь — крепче спишь…
Сам остался, вот и не ной!" А на фига мне в доме сидеть?
Решил завтра с первым автобусом.
— Володя, а сколько у вас гостей?
Володька задумался, потом затряс головой:
— Человек десять. Точно не знаю, Вадька выходить не разрешал, я только ночью, в окно лазил.
— Ясно, — протянула я, однако на самом деле все было как раз наоборот. И на всякий случай поинтересовалась:
— А что они у вас делают-то?
— Знаете, Анастасия Игоревна, по-моему, они чего-то ждут!
Это прозвучало весьма неожиданно, я покосилась на Володю:
— Ждут? Это интересно…
Поговорив еще немного, я выяснила, что возвращаться сейчас домой Вовка не собирался, решив переночевать в соседском саду. В целом его план я одобрила, однако позволить ребенку спать на земле не могла, ближе к вечеру поднялся ветер, поэтому я решительно загнала ее через окно в свою комнату, строго приказав не шуметь и ложиться спать.
— А вы? — Он высунул удивленную физиономию из окошка, я сердито цыкнула и сказала:
— А у меня дела! Спи давай! Быстро!
* * *
Палить всю ночь на улицах фонари, вероятно, считалось у горелкинской администрации непозволительным излишеством, поэтому ко времени полного сонного затишья большая часть фонарей переставала освещать дорогу припозднившимся жителям. Однако сейчас подобная светомаскировка была мне на руку. В потемках все же спокойнее, не видишь ты, но зато не видят и тебя.
Размышляя подобным образом, я торопливо пробиралась вдоль темных заборов. Совершенно некстати на улице здорово похолодало. Поеживаясь на свежем ветерке, я ругала себя за легкомыслие: из-за всей этой суеты я не додумалась одеться потеплее, ветровка, к примеру, мне сейчас совсем бы не помешала. К тому же я забыла о комарах, которые, почуяв меня, явно воспрянули духом и решили не упускать подвернувшегося шанса на поздний ужин. Так мы и неслись стремглав по спящим Горелкам: я и комары. Оказавшись возле Иркиного забора, я тихо позвала:
— Ирка!
В ту же секунду от темных кустов отлепилась неясная фигура:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52