Знаешь, как говорится, пять на два не делится…
Иру и Юрку хоронят в тех самых ямах… Ефим докладывает Гордею, что Юра по прозвищу Жук, влюбившись по самые гланды, похищает честно награбленные деньги и скрывается в неизвестном направлении. Гордей жутко расстроился. И тут Ефим выдвигает встречное предложение: есть тут одна девица, с виду дура дурой, но мамаша у нее чрезвычайно богатая. Здесь также отдыхает братец этой самой девицы, а не попросить ли его передать мамаше, что она задолжала нам триста тысяч баксов?
— Батюшки, — ахнула Надька, затрясла головой и снова налила по полной. — Неужто правда?
— Чистейшая… — Я подняла стопку и посмотрела на просвет:
— Чище, чем эта водка…
— Бывают же гады… — с чувством протянула подруга. — А как смотрел!
— Однако, прежде чем говорить с братцем, девицу надо выманить из дома… — И я подробно изложила Надьке события той ночи, когда Ефим принес камни. — А на следующую ночь изумруды пропадают… Я кидаюсь помогать возлюбленному, навравшему мне такую кучу всего, что до сих пор не пойму, как он сам не запутался.
И самое обидное в том, что всему я поверила.
— Да, — мотнула головой Надежда, — мы, женщины, вообще очень доверчивые создания… А волосатые свиньи этим всегда пользуются! — Тут подружка шарахнула вдруг кулаком по столу и добавила непечатно.
— Надька, — позвала я с тревогой в голосе, проследив направление движения ее руки, — ты.., это.., сбавь малость обороты, а то не дослушаешь до конца. И вообще, пить вредно.
— Правильно, — поддержала Надька, — не только вредно, но и полезно….
Мы похихикали, и я вновь вернулась к рассказу.
— Полетели мы с Ефимом за помощью. В Москву.
В общем-то, я думаю, мы и в самом деле ехали в Москву, но тут неувязка вышла. Сел кто-то нам на хвост, да так, что только в бампер не подталкивал. Я думала, что это Череп, а оказалось, Стас. Это я, конечно, потом узнала…
И вместо Москвы мы оказались в холоднющей вонючей луже, и ты бы видела, как бегал вокруг нее Ефим, когда «Мерседес» решил поиграть в «Титаника»! Как мы добирались до дома, я даже вспоминать не хочу… Теперь Ефим снова вспомнил о Бешеном. Бешеный днем отправился к Стасу с интересным предложением и должен был забрать нас утром на машине, но Стас чуть им всю обедню не испортил. И испортил бы, если б.., не я.., с медведем.
К этому моменту Надежда уже устала хлопать от удивления челюстью, поэтому так и сидела с открытым ртом, чтобы не тратить напрасно время и силы.
— А этот гад едва не пристрелил Стаса… — Тут уж я и сама разволновалась, вспоминая события той ночи. — Вот за то, что все обошлось, точно надо выпить…
Поскольку тост получился вроде как за здоровье, мы звонко чокнулись.
И я рассказала дальше. Про салат из одуванчиков, про конец страдальца Мутного, про шкаф в соседней спальне…
— Глянула я мельком в шкаф и закрыла дверцы. Но в мозгу что-то щелкнуло… В чем дело — сама не пойму Взяла да опять открыла. Смотрю, на полке коробки сложены, много, штук двадцать. И все черные, бархатные…
И бумажки беленькие сбоку прилеплены. На одной написано: «Коллекция природных минералов. Кварц». На другой — «Коллекция природных минералов. Сланец»…
Пирит, агат… Даже галька есть! Тут уж я крепко задумалась. Про выкуп мне, конечно, и в голову не приходило, но то, что дурит меня Ефим по полной программе, это я поняла. И не меня одну. И все Бешеному и рассказала.
Он как про Простыря узнал — осатанел. Не дай господи такое еще раз увидеть! Дурак он, конечно. Бешеный, был, но как-то жалко его… Лежит сейчас где-то в сырой земле… Как нас тогда Седой нашел, до сих пор понять не могу. Да и он долго не пробегал, — я задумчиво взглянула на потолок.
Пожалуй, я верно поступила, убедив сегодня Дмитрия Андреевича Белого в том, что семерых его человек, не считая самого Семена, расстреляли Ефим с Совой. Про Стаса тот и слыхом не слыхал, а Стасу лишние неприятности ни к чему. Поэтому, напомнив себе, что береженого бог бережет, я в точности повторила эту версию Надежде. Какая, в сущности, теперь разница?
Когда я закончила рассказывать, Надежда помялась немного и вдруг спросила:
— Стаська, теперь ведь все закончилось?
— Закончилось вроде, слава богу… По крайней мере, я так думаю.., и надеюсь…
На середине мою фразу прервал звонок в дверь. Мы дружно дернулись и уставились друг на друга перепуганными глазами.
— Не открывай… — прошептала Надька.
— Почему? — прошептала я еще тише и, вытянув шею, прислушалась.
— Может, он уйдет…
— Кто?
— Ну тот.., кто дверью ошибся…
— Какой дверью?
— Ну твоей…
— Ты совсем, что ли, обалдела? Сама-то понимаешь, чего городишь? — шепотом возмутилась я, но открывать и в самом деле не спешила. Вдруг тот, кто ошибся, все-таки уйдет?
Но тот, кто был за дверью, оказался человеком настырным, поэтому позвонил снова. Я покосилась на подругу и увидела, что она сделалась белой, словно простыня после тети Аси.
— Надька, тебе плохо, что ли? — встревожилась я, одновременно вздрогнув от третьего звонка.
— А тебе хорошо? — резонно заметила она и оживилась:
— Ой, вроде ушел…
— Пойду в глазок посмотрю, — шепнула я, вставая, а подружка торопливо зашептала:
— А если он в глазок выстрелит?
Тут уж я разозлилась, плюнула, подошла к двери и прильнула к глазку.
— Не может быть… — сказала я растерянно, а подруга полезла под стол. — Да не надо! Это Стас…
Распахнув дверь, я отступила в сторону, пропуская Стаса в квартиру.
— Зачем это ты с постели поднялся? — нахмурилась я, всячески стараясь скрыть смущение. — Тебе вставать нельзя, плечо опять… — Тут я оглянулась и увидела Надьку, робко высунувшую кончик носа из-за края стола.
Опознав Стаса, она хрюкнула и полезла наверх. Ткнув пальцем в ее сторону, я кашлянула. — Это она.., вилку уронила…
Надька вползла на стул, широко улыбнулась и расплылась:
— Привет, Стасик… — Тут она запнулась и ойкнула:
— Батюшки, а что у тебя с лицом?
— Привет, — сдержанно отозвался Стас, проходя в комнату, — побрился неудачно.
— А-а! Садись, надо помянуть по-хорошему рабу божью, — засуетилась подруга, доставая для него тарелку, — чтобы все по-людски…
Стас сел, я живо пристроилась по соседству, исподтишка косясь на него снизу вверх. Я видела, что он сердится, и, хорошо его зная, понимала, что долго молчать он не будет. Мы помянули Ирку, выпили.
Потом мы посидели немного, вздыхая по очереди, потом Стас аккуратно отодвинул свою тарелку и повернул ко мне голову.
— Ну что? — спросил он, глядя в упор, я непроизвольно втянула голову в плечи и поняла — началось…
— Ой, — тут же жизнерадостно вскинулась Надежда, торопливо выбираясь из-за стола, — пойду-ка я чайник поставлю… Чайку попьем…
Она моментально исчезла из поля зрения, и я услышала, как хлопнула кухонная дверь. Видимо, вопреки своим привычкам Надька решила не подслушивать.
— Ну что, — снова повторил Стас и, надо признать, в его голосе не было и намека на шутливость, — ты этого хотела?
Я вытянула шею и посмотрела на него, показывая тем самым, что совсем не понимаю существа вопроса.
— Ты хотела узнать, поползу ли я за тобой, как побитая собака на трех лапах, если ты опять исчезнешь из дому, никому не сказав, куда направилась?
Я поспешно отвела взгляд, а в груди вдруг полыхнуло огнем так, что сбилось дыхание. Потому что я сейчас и сама отлично понимала, что Стас попал в десятку. Тогда, утром, это представлялось мне совсем по-другому, но теперь…
— Да, — вновь заговорил он, — поползу… И ты это знаешь… И ты всегда это знала, ведь так? Только это ничего не может изменить, понимаешь?
В дверях вдруг кто-то робко кашлянул. Переведя мутный взгляд на дверь, я различила в коридоре мающуюся Надьку. Встретившись со мной глазами, она выпалила:
— Мне это.., домой пора… Все, пока! Я завтра на дачу приеду… Завтра… Ну, я пошла!
Она покинула квартиру столь стремительно, что мы не сразу сообразили, что произошло.
— Кажется, Надя ушла, — неуверенно сказал Стас, — по крайней мере, мне так показалось…
— Угу, — пискнула я.
Повисла неловкая пауза, которую прервала я. Вскочив, я вылетела из-за стола, развернулась к Стасу и заорала:
— Ты дурак! Хоть понимаешь, какой ты дурак? Глаза у тебя есть?
Однако, задав ему эти два вполне конкретных вопроса, ответа я дожидаться не стала.
— Нежели ты думаешь, я не понимаю, что за мысли тебя изводят? — Он прятал глаза, но побелевшие костяшки стиснутых кулаков его выдавали. — Я — взбалмошная доченька богатых мамочки с папочкой? А ты всего-навсего телохранитель… Мамин. Но то, что ты охраняешь, сейчас очень далеко отсюда… А я здесь, рядом… Значит, никак не можешь разобраться между долгом и…
Я запнулась, не решившись произнести последнее слово. Может, я забила себе голову романтической чепухой, принимая желаемое за действительное? Но тут Стас поднял голову, и наши глаза встретились…
— Черт возьми, ну почему непременно я первая должна признаваться? Неужели ты не можешь сказать, что я тебя люблю?
Стас растерянно отпрянул:
— Ты меня?
— Ну, — я поняла, что сбилась, — то есть ты меня…
И еще я поняла, что вопреки своему твердому убеждению, что признаваться в любви первым должен мужчина, только что сделала это сама. И тогда я просто шагнула к Стасу. Он поднялся мне навстречу, и в следующее мгновение, оказавшись в кольце крепких рук, я уткнулась носом в его широкую грудь и закрыла глаза, ощущая сумасшедший стук сердца. Прижавшись щекой к моей бестолковой головушке, Стас прошептал:
— И откуда только ты взялась на мою голову.., шмакодявка мелкая?
Говорите что хотите, но это было самое настоящее признание в любви. Сердце мое потекло вдруг сладкой свечкой, я всхлипнула в ответ и, встав на цыпочки, потянулась вверх.
— Стасик, — выдохнула я, заглядывая ему в глаза, — а.., за столом ты правду сказал?
Он улыбнулся, закивал и вдруг подхватил меня на руки. Я ахнула от неожиданности, обхватила его за шею и рассмеялась. И никакие слова, и никакие клятвы уже не были нужны, потому что я лучше всех на свете знала, о чем говорят эти смеющиеся темно-карие глаза.
Я покосилась на будильник и вздохнула.
— Скоро совсем стемнеет, надо ехать, бабка, наверное, волнуется…
— Не волнуется. Я ей сказал, что ты здесь переночуешь, тебе завтра к девяти утра.., вот!
Он извлек из кармана джинсов малопривлекательную желтоватую бумажку и протянул мне.
— Повестка… — прочитала я и скорчила рожу:
— Ну и что я там буду говорить?
— Правду, только правду, и ничего, кроме правды… — снова усаживаясь в кресло, изрек Стас.
— Понятно, — качнула я головой, — значит, как всегда… А как ты узнал, что я здесь?
Стас весело хрюкнул:
— Немудрена задача… У кладбище две симпатичные молодые девушки купили белые лилии. Эти лилии остались на Ириной могиле… Потом эти девушки сели на восьмой трамвай. Восьмой куда идет?
Я посмотрела на него с большим уважением. Но если бы вместо цветка Надька дала синему попрошайке червонец, фиг бы он чего узнал.
— Ладно, мистер Шерлок Холмс, давайте ложиться спать, похоже, что завтра будет нелегкий денек… Ты поедешь со мной завтра?
— Конечно, — отозвался Стас, вставая, я была уверена, что про себя он добавил: «А куда от тебя деваться?»
Пока я в поисках постельного белья копалась в недрах шкафа. Стас обвел комнату оценивающим взглядом и саркастически поинтересовался:
— Как же ты, интересно, здесь своих гостей укладываешь?
Я живо высунулась из-за дверцы.
— Стасик, — плавясь от счастья, пропела я, — это же ты меня ревнуешь…
— Еще чего! — с досадой буркнул тот, а я бросила белье и опять полезла к нему с поцелуями.
Он посопротивлялся для вида пару секунд, а еще минут через двадцать чистосердечно признался, что я права на все сто.
Выйдя из ванной, я прошлепала босиком по коридору и растерянно замерла в дверях комнаты. Моя кровать была аккуратно застелена, а Стас потихоньку примерялся к раскладыванию кресла-кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Иру и Юрку хоронят в тех самых ямах… Ефим докладывает Гордею, что Юра по прозвищу Жук, влюбившись по самые гланды, похищает честно награбленные деньги и скрывается в неизвестном направлении. Гордей жутко расстроился. И тут Ефим выдвигает встречное предложение: есть тут одна девица, с виду дура дурой, но мамаша у нее чрезвычайно богатая. Здесь также отдыхает братец этой самой девицы, а не попросить ли его передать мамаше, что она задолжала нам триста тысяч баксов?
— Батюшки, — ахнула Надька, затрясла головой и снова налила по полной. — Неужто правда?
— Чистейшая… — Я подняла стопку и посмотрела на просвет:
— Чище, чем эта водка…
— Бывают же гады… — с чувством протянула подруга. — А как смотрел!
— Однако, прежде чем говорить с братцем, девицу надо выманить из дома… — И я подробно изложила Надьке события той ночи, когда Ефим принес камни. — А на следующую ночь изумруды пропадают… Я кидаюсь помогать возлюбленному, навравшему мне такую кучу всего, что до сих пор не пойму, как он сам не запутался.
И самое обидное в том, что всему я поверила.
— Да, — мотнула головой Надежда, — мы, женщины, вообще очень доверчивые создания… А волосатые свиньи этим всегда пользуются! — Тут подружка шарахнула вдруг кулаком по столу и добавила непечатно.
— Надька, — позвала я с тревогой в голосе, проследив направление движения ее руки, — ты.., это.., сбавь малость обороты, а то не дослушаешь до конца. И вообще, пить вредно.
— Правильно, — поддержала Надька, — не только вредно, но и полезно….
Мы похихикали, и я вновь вернулась к рассказу.
— Полетели мы с Ефимом за помощью. В Москву.
В общем-то, я думаю, мы и в самом деле ехали в Москву, но тут неувязка вышла. Сел кто-то нам на хвост, да так, что только в бампер не подталкивал. Я думала, что это Череп, а оказалось, Стас. Это я, конечно, потом узнала…
И вместо Москвы мы оказались в холоднющей вонючей луже, и ты бы видела, как бегал вокруг нее Ефим, когда «Мерседес» решил поиграть в «Титаника»! Как мы добирались до дома, я даже вспоминать не хочу… Теперь Ефим снова вспомнил о Бешеном. Бешеный днем отправился к Стасу с интересным предложением и должен был забрать нас утром на машине, но Стас чуть им всю обедню не испортил. И испортил бы, если б.., не я.., с медведем.
К этому моменту Надежда уже устала хлопать от удивления челюстью, поэтому так и сидела с открытым ртом, чтобы не тратить напрасно время и силы.
— А этот гад едва не пристрелил Стаса… — Тут уж я и сама разволновалась, вспоминая события той ночи. — Вот за то, что все обошлось, точно надо выпить…
Поскольку тост получился вроде как за здоровье, мы звонко чокнулись.
И я рассказала дальше. Про салат из одуванчиков, про конец страдальца Мутного, про шкаф в соседней спальне…
— Глянула я мельком в шкаф и закрыла дверцы. Но в мозгу что-то щелкнуло… В чем дело — сама не пойму Взяла да опять открыла. Смотрю, на полке коробки сложены, много, штук двадцать. И все черные, бархатные…
И бумажки беленькие сбоку прилеплены. На одной написано: «Коллекция природных минералов. Кварц». На другой — «Коллекция природных минералов. Сланец»…
Пирит, агат… Даже галька есть! Тут уж я крепко задумалась. Про выкуп мне, конечно, и в голову не приходило, но то, что дурит меня Ефим по полной программе, это я поняла. И не меня одну. И все Бешеному и рассказала.
Он как про Простыря узнал — осатанел. Не дай господи такое еще раз увидеть! Дурак он, конечно. Бешеный, был, но как-то жалко его… Лежит сейчас где-то в сырой земле… Как нас тогда Седой нашел, до сих пор понять не могу. Да и он долго не пробегал, — я задумчиво взглянула на потолок.
Пожалуй, я верно поступила, убедив сегодня Дмитрия Андреевича Белого в том, что семерых его человек, не считая самого Семена, расстреляли Ефим с Совой. Про Стаса тот и слыхом не слыхал, а Стасу лишние неприятности ни к чему. Поэтому, напомнив себе, что береженого бог бережет, я в точности повторила эту версию Надежде. Какая, в сущности, теперь разница?
Когда я закончила рассказывать, Надежда помялась немного и вдруг спросила:
— Стаська, теперь ведь все закончилось?
— Закончилось вроде, слава богу… По крайней мере, я так думаю.., и надеюсь…
На середине мою фразу прервал звонок в дверь. Мы дружно дернулись и уставились друг на друга перепуганными глазами.
— Не открывай… — прошептала Надька.
— Почему? — прошептала я еще тише и, вытянув шею, прислушалась.
— Может, он уйдет…
— Кто?
— Ну тот.., кто дверью ошибся…
— Какой дверью?
— Ну твоей…
— Ты совсем, что ли, обалдела? Сама-то понимаешь, чего городишь? — шепотом возмутилась я, но открывать и в самом деле не спешила. Вдруг тот, кто ошибся, все-таки уйдет?
Но тот, кто был за дверью, оказался человеком настырным, поэтому позвонил снова. Я покосилась на подругу и увидела, что она сделалась белой, словно простыня после тети Аси.
— Надька, тебе плохо, что ли? — встревожилась я, одновременно вздрогнув от третьего звонка.
— А тебе хорошо? — резонно заметила она и оживилась:
— Ой, вроде ушел…
— Пойду в глазок посмотрю, — шепнула я, вставая, а подружка торопливо зашептала:
— А если он в глазок выстрелит?
Тут уж я разозлилась, плюнула, подошла к двери и прильнула к глазку.
— Не может быть… — сказала я растерянно, а подруга полезла под стол. — Да не надо! Это Стас…
Распахнув дверь, я отступила в сторону, пропуская Стаса в квартиру.
— Зачем это ты с постели поднялся? — нахмурилась я, всячески стараясь скрыть смущение. — Тебе вставать нельзя, плечо опять… — Тут я оглянулась и увидела Надьку, робко высунувшую кончик носа из-за края стола.
Опознав Стаса, она хрюкнула и полезла наверх. Ткнув пальцем в ее сторону, я кашлянула. — Это она.., вилку уронила…
Надька вползла на стул, широко улыбнулась и расплылась:
— Привет, Стасик… — Тут она запнулась и ойкнула:
— Батюшки, а что у тебя с лицом?
— Привет, — сдержанно отозвался Стас, проходя в комнату, — побрился неудачно.
— А-а! Садись, надо помянуть по-хорошему рабу божью, — засуетилась подруга, доставая для него тарелку, — чтобы все по-людски…
Стас сел, я живо пристроилась по соседству, исподтишка косясь на него снизу вверх. Я видела, что он сердится, и, хорошо его зная, понимала, что долго молчать он не будет. Мы помянули Ирку, выпили.
Потом мы посидели немного, вздыхая по очереди, потом Стас аккуратно отодвинул свою тарелку и повернул ко мне голову.
— Ну что? — спросил он, глядя в упор, я непроизвольно втянула голову в плечи и поняла — началось…
— Ой, — тут же жизнерадостно вскинулась Надежда, торопливо выбираясь из-за стола, — пойду-ка я чайник поставлю… Чайку попьем…
Она моментально исчезла из поля зрения, и я услышала, как хлопнула кухонная дверь. Видимо, вопреки своим привычкам Надька решила не подслушивать.
— Ну что, — снова повторил Стас и, надо признать, в его голосе не было и намека на шутливость, — ты этого хотела?
Я вытянула шею и посмотрела на него, показывая тем самым, что совсем не понимаю существа вопроса.
— Ты хотела узнать, поползу ли я за тобой, как побитая собака на трех лапах, если ты опять исчезнешь из дому, никому не сказав, куда направилась?
Я поспешно отвела взгляд, а в груди вдруг полыхнуло огнем так, что сбилось дыхание. Потому что я сейчас и сама отлично понимала, что Стас попал в десятку. Тогда, утром, это представлялось мне совсем по-другому, но теперь…
— Да, — вновь заговорил он, — поползу… И ты это знаешь… И ты всегда это знала, ведь так? Только это ничего не может изменить, понимаешь?
В дверях вдруг кто-то робко кашлянул. Переведя мутный взгляд на дверь, я различила в коридоре мающуюся Надьку. Встретившись со мной глазами, она выпалила:
— Мне это.., домой пора… Все, пока! Я завтра на дачу приеду… Завтра… Ну, я пошла!
Она покинула квартиру столь стремительно, что мы не сразу сообразили, что произошло.
— Кажется, Надя ушла, — неуверенно сказал Стас, — по крайней мере, мне так показалось…
— Угу, — пискнула я.
Повисла неловкая пауза, которую прервала я. Вскочив, я вылетела из-за стола, развернулась к Стасу и заорала:
— Ты дурак! Хоть понимаешь, какой ты дурак? Глаза у тебя есть?
Однако, задав ему эти два вполне конкретных вопроса, ответа я дожидаться не стала.
— Нежели ты думаешь, я не понимаю, что за мысли тебя изводят? — Он прятал глаза, но побелевшие костяшки стиснутых кулаков его выдавали. — Я — взбалмошная доченька богатых мамочки с папочкой? А ты всего-навсего телохранитель… Мамин. Но то, что ты охраняешь, сейчас очень далеко отсюда… А я здесь, рядом… Значит, никак не можешь разобраться между долгом и…
Я запнулась, не решившись произнести последнее слово. Может, я забила себе голову романтической чепухой, принимая желаемое за действительное? Но тут Стас поднял голову, и наши глаза встретились…
— Черт возьми, ну почему непременно я первая должна признаваться? Неужели ты не можешь сказать, что я тебя люблю?
Стас растерянно отпрянул:
— Ты меня?
— Ну, — я поняла, что сбилась, — то есть ты меня…
И еще я поняла, что вопреки своему твердому убеждению, что признаваться в любви первым должен мужчина, только что сделала это сама. И тогда я просто шагнула к Стасу. Он поднялся мне навстречу, и в следующее мгновение, оказавшись в кольце крепких рук, я уткнулась носом в его широкую грудь и закрыла глаза, ощущая сумасшедший стук сердца. Прижавшись щекой к моей бестолковой головушке, Стас прошептал:
— И откуда только ты взялась на мою голову.., шмакодявка мелкая?
Говорите что хотите, но это было самое настоящее признание в любви. Сердце мое потекло вдруг сладкой свечкой, я всхлипнула в ответ и, встав на цыпочки, потянулась вверх.
— Стасик, — выдохнула я, заглядывая ему в глаза, — а.., за столом ты правду сказал?
Он улыбнулся, закивал и вдруг подхватил меня на руки. Я ахнула от неожиданности, обхватила его за шею и рассмеялась. И никакие слова, и никакие клятвы уже не были нужны, потому что я лучше всех на свете знала, о чем говорят эти смеющиеся темно-карие глаза.
Я покосилась на будильник и вздохнула.
— Скоро совсем стемнеет, надо ехать, бабка, наверное, волнуется…
— Не волнуется. Я ей сказал, что ты здесь переночуешь, тебе завтра к девяти утра.., вот!
Он извлек из кармана джинсов малопривлекательную желтоватую бумажку и протянул мне.
— Повестка… — прочитала я и скорчила рожу:
— Ну и что я там буду говорить?
— Правду, только правду, и ничего, кроме правды… — снова усаживаясь в кресло, изрек Стас.
— Понятно, — качнула я головой, — значит, как всегда… А как ты узнал, что я здесь?
Стас весело хрюкнул:
— Немудрена задача… У кладбище две симпатичные молодые девушки купили белые лилии. Эти лилии остались на Ириной могиле… Потом эти девушки сели на восьмой трамвай. Восьмой куда идет?
Я посмотрела на него с большим уважением. Но если бы вместо цветка Надька дала синему попрошайке червонец, фиг бы он чего узнал.
— Ладно, мистер Шерлок Холмс, давайте ложиться спать, похоже, что завтра будет нелегкий денек… Ты поедешь со мной завтра?
— Конечно, — отозвался Стас, вставая, я была уверена, что про себя он добавил: «А куда от тебя деваться?»
Пока я в поисках постельного белья копалась в недрах шкафа. Стас обвел комнату оценивающим взглядом и саркастически поинтересовался:
— Как же ты, интересно, здесь своих гостей укладываешь?
Я живо высунулась из-за дверцы.
— Стасик, — плавясь от счастья, пропела я, — это же ты меня ревнуешь…
— Еще чего! — с досадой буркнул тот, а я бросила белье и опять полезла к нему с поцелуями.
Он посопротивлялся для вида пару секунд, а еще минут через двадцать чистосердечно признался, что я права на все сто.
Выйдя из ванной, я прошлепала босиком по коридору и растерянно замерла в дверях комнаты. Моя кровать была аккуратно застелена, а Стас потихоньку примерялся к раскладыванию кресла-кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52