И так я после неё с большим напряжением туда и обратно в больницу таскался хорошо, такой мороз, что почти все повыветрил и меня встряхнул, по жаре я вообще раскис бы так, что двух шагов не прошел бы.
В общем, втянул я голову в плечи, удара жду. Вот, думаю, и пришел тебе, Григорьич, конец. Видно, за эти дни - особенно за сегодня - ты какое-то осиное гнездо излишне старательно расшевелил, по дурости своей, и будешь ты теперь валяться тут, пока соседи не обнаружат, и ни с кем ты не поквитаешься за обиду близких, и смерть твоя ненужной и незамеченной пройдет.
И вот ведь что интересно - мыслей много, а мелькают они с такой скоростью, что все успеваешь передумать в такие секунды, когда впечатление, что с жизнью прощаешься.
Но удара в тот момент не последовало.
- Здорово, дед, - говорит густой голос.
Я поворачиваюсь медленно... И... И..."
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Андрей Хованцев не спеша брел по морозцу. Было полчетвертого - как раз успеет к обеду, и увидит племянника, впервые за много лет. "Словно заново познакомлюсь!" - хмыкнул Андрей.
Ему было о чем подумать. Кроме тех соображений, которые он высказал полковнику, имелось ещё одно - о котором Андрей вслух ни словом не обмолвился, но которое тоже могло значить очень многое. И которое, скорей всего, было понятно полковнику не меньше, чем Андрею. Слишком понятно, чтобы дополнительно о нем говорить. А с другой стороны, слишком зыбкое, чтобы уделять ему время.
Почему после отсидки Гузкин не вернулся в родные места?
Как ни крути, он был "бытовушником", ведь убийство-то он совершил на бытовой почве любви и ревности, все его связи были в этих краях, вся шпана, которая ему поклонялась, и которая даже после семи лет отсидки встретила бы его - тем более встретила бы! - как признанного лидера. Все до единой завязки его жизни сходились в одну точку... Это "воры в законе" и преступники некоторых других категорий после отсидки могут рвануть в любую точку России, где, по их мнению их лучше примут или где они с наибольшим успехом затеют очередное "дельце". Но такие, как Гузкин, практически всегда возвращаются в родные места - если только нет исключительных обстоятельств.
Какие это могли быть исключительные обстоятельства?
Не надо забывать, что Гузкин сел ещё в советское время. Тогда действовал закон, сейчас отмененный, что "сидельца" можно было лишить прописки и права на жилплощадь, по заявлению родственников или соседей по коммуналке, не желающих жить с вернувшимся уголовником. Тогда, по возвращении из лагерей, человеку должны были предоставить социальный минимум жилой площади в каком-нибудь другом месте - порой в другом городе или населенном пункте.
Но для того, чтобы услышать "ты здесь больше не живешь", Гузкин все равно сначала должен был бы вернуться в родные места.
А вернувшись, на стал бы смиряться с "несправедливостью". Судя по его характеру, скорей всего поселился бы у кого-нибудь из своих дружков и постарался бы "отомстить" тем, кто выставил его из дома.
И вообще, если бы было заявление о том, чтобы лишить Гузкина прописки, полковник бы об этом знал - и рассказал бы Андрею. Не был бы полковник "без понятия", куда девался Гузкин.
То есть, этот вариант отпадает.
Какие ещё могли быть особые обстоятельства?
Как Андрей ни ломал голову, ему приходило на ум лишь одно объяснение: какие-то могучие силы взялись отмазывать Гузкина от самого сурового приговора - и даже наняли для него лучшего адвоката - выдвинув встречное условие, что после освобождения Гузкин не вернется в родные края. Что для него заранее будет готово какое-то другое место жительства - где-то далеко от Самары - куда он приедет со справкой об освобождении и пропишется там.
Но если ему выдвинули такое условие - значит, для чего-то оно было необходимо. Выгодно и нужно кому-то.
Кому?
Об этом обязан знать адвокат. Ведь только адвокат мог передать это условие Гузкину. А значит, отлично представлять, кто его выдвигает и почему.
И выдвигал его кто-то не слабый - раз Гузкин не решился его нарушить. И не вернулся, наплевав на него, в родные края, чтобы опять верховодить местным отребьем и чувствовать себя королем.
Конечно, объяснение исчезновению Гузкина может быть самым простым и банальным. Загнулся в лагерях, например.
Но в любом случае порасспрашивать адвоката стоит. Для собственного спокойствия: чтобы знать потом, что ты снял все неясности.
Занятый такими мыслями, Андрей не спеша добрел до дома тети Тани.
- Здравствуйте, дядя Андрей! - услышал он звонкий мальчишеский голос, когда уже подходил к подъезду.
Перед Андреем стоял мальчишка в шапке-ушанке густого меха, с опущенными и завязанными под подбородком ушами, в меховом полушубке, больших рукавицах и зимних сапогах. Лицо мальчишки разрумянилось от мороза, и на этом румяном лице сверкали синие-синие глаза.
- Здравствуй, племянничек! - сказал Андрей, протягивая ему руку. - Как это ты меня узнал?
- Вы на папу похожи, по фотографиям... И потом, бабушка мне описала, во что вы одеты.
- Ну, и ты на отца похож... - Андрей осекся и стал пристальнее вглядываться в мальчика. - Так ты меня специально ждешь?
- Да. Бабушка сказала, что вы к обеду придете, и я решил вас на улице встретить. Спасибо вам за машину!
- Что ж, вот и встретил. Пойдем обедать.
Мальчишка заторопился в подъезд, то и дело оглядываясь, успевает ли за ним Андрей.
А Хованцевым овладело смутное чувство тревоги и легкого недоумения. Когда зашел разговор о сходстве, ему померещилось, что Ленька-младший напоминает ему не только погибшего отца...
"Это чушь!" - сказал он себе. - "Бред, навеянный моими вечными страхами последнего времени..."
Но к племяннику приглядывался теперь с особой, почти болезненной остротой.
- В самый раз подошли! - обрадовалась тетя Таня. - Борщ уже горячий, можно разливать.
- А я дядю Андрея издали углядел! - похвастал Ленька. - И сразу узнал!
Он снял полушубок и шапку - и перед Андреем сверкнуло золото его волос. У Леньки-старшего волосы тоже были светлые, но скорее их русыми можно было бы назвать, не было в них такого роскошного золотистого оттенка.
"Пуганая ворона куста боится!" - напомнил себе Андрей. - "И вообще, мерещится - перекрестись!"
Но к концу обеда он увидел то, что его, как говорится "добило". Они пили чай с конфетами, привезенными Андреем. Ленька взял конфету, продолжая разговаривать с дядей, и при этом смешно вывернув запястье и кося одним глазом, чтобы не промахнуться мимо конфеты повкуснее. Это был сугубо индивидуальный жест - из тех жестов, которые достаются от предков, всплывают из какой-то генетической прапамяти.
И точно таким жестом сластена-Богомол брала пирожные.
- Что с тобой? - спросила встревоженная тетя Таня, увидев, как изменилось лицо Андрея.
Андрей рассмеялся.
- Ничего, простите... Ленька и в самом деле так похож на отца, что жутко становится.
Что Андрею стало жутко - это факт.
Но он справился с собой и продолжил разговор в прежнем шутливом тоне.
От тяжелейшего испытания этот разговор поддерживать его избавил звонок Федора.
- Я сейчас исчезну на сутки. Что-нибудь нужно?
- Нужно узнать насчет некоего Гузкина Сергея Макаровича. Сколько лет из своего семилетнего срока он отмотал и куда девался после отсидки. Но это я могу и через Москву узнать.
- Узнаю я тебе... - проворчал Федор. - Давай полные данные. По какому делу сел, в каком году...
Андрей продиктовал ему все, что удалось узнать.
- Ладно, жди. А вообще что собираешься делать?
- Собираюсь навестить некоего Задавако Германа Феоктистовича.
- Это что за фрукт?
- Один из самых известных адвокатов Самары. Говорят, чуть ли не основной адвокат мафии, поразительно удачно ведущий дела всех "крутых".
- Он защищал этого Гузкина?
- Да. Что интересно. Потому что Гузкин - птица не того полета, чтобы кидать на его защиту такие силы.
- Не ходи к нему, - сказал Федор после паузы.
- Боишься, что нарвусь?
- Береженого Бог бережет. Подожди до завтра. Я вернусь - и соберу для тебя всю информацию. Или прикрою тылы, или вместе сходим. Чтобы, если что, я на месте сделал внушение этому Задаваке. Обещаешь без меня не соваться?
- Обещаю, - сказал Андрей.
В конце концов, один день ничего не решает. И Федор прав - лучше идти во всеоружии.
- Тогда до встречи, - и Федор положил трубку.
Хованцев вернулся на кухню, допил чай и извинился: должен немного передохнуть, а то с ночи на ногах. Тетя Таня сразу заохала, что как же она сама не сообразила, что Андрюша устал, держит его разговорами, захлопотала, доставая ему подушку и плед, наказала Леньке не шуметь - и через несколько минут Андрей вытянулся на тахте, прикрыв глаза.
Но ему не спалось, несмотря на усталость. Слишком поразительным было то, что ему открылось.
Такое сходство не может быть случайным. А если оно не случайно - то стоит ли удивляться, что чуждая сентиментальности Богомол так печется о мальчике, шлет на него такие деньги - по меркам российской провинции, просто несусветно огромные. И, наверно, слала бы больше, если бы не боялась привлечь ненужное внимание к излишне "богатенькой" семье.
Да, все встает на свои места. И картина складывается предельно ясная.
Не было никакой несчастной детской влюбленности издали - была настоящая любовь, со всеми её последствиями.
Мог ли шестнадцатилетний Ленька закрутить роман с четырнадцатилетней девчонкой и обрюхатить ее?
Вполне мог. Даже в достаточно престижной московской школе, в которой в свое время учился Андрей, был такой случай. А что уж говорить о школе заводского района, где многие девицы рано начинали половую жизнь?
Но Богомол была не из простой семьи. Она упоминала про занятия французским, музыкой, в спортивных секциях - и вообще, по сумме косвенных намеков, были не из последних людей в городе.
И вот такие люди обнаруживают, что их четырнадцатилетняя дочь беременна и срок аборта прошел. Более того - их дочь и не хотела делать аборт, потому что по уши влюблена в "мерзавца"! Зная характер Богомола, Андрей отлично представлял, что и в четырнадцать лет на неё ни у кого не нашлось бы управы.
"Тоже мне, Ромео и Джульетта", - с горечью подумал он.
Что делают "большие шишки", родители Богомола? Они находят некую Лиану Некрасову, которая согласна взять грех на себя. Она исчезнет на какое-то время, а потом появится со справкой из отдаленного роддома, что это она родила младенца, а ей за это отвалят неплохие деньги, и устроят по обмену новую квартиру, получше - и подальше.
У Некрасовой роман с Гузкиным. Значит, сам Бог велел нанять Гузкина, а не кого-нибудь другого, чтобы свести счеты с "мерзавцем". Можно было бы, конечно, попробовать его посадить, обвинив в изнасиловании или растлении несовершеннолетних - но ведь тогда придется огласить свой позор. Кроме того, Богомол наотрез откажется давать показания, без которых обвинению в изнасиловании ходу не дашь...
Гузкину обещан самый мягкий приговор, помощь лучшего адвоката, безбедная жизнь, когда он выйдет из лагерей. С условием - он уедет жить в совсем другое место, в дальние края, где ему помогут с устройством и пропиской, но он никогда больше не должен возникать в родном районе Самары.
И все разыграно как по нотам...
Но они не знали свою дочь. Богомол перебила всех, причастных к убийству возлюбленного.
И она упоминала Андрею, что ей не было восемнадцати, когда она осталась круглой сиротой...
Да, такая, как она, и родителям не простила бы.
Андрей поежился. Какие бы мрачные бездны он ни предполагал в прошлом Богомола, такого он представить не мог. Четырнадцати - или пятнадцатилетняя мать, у которой отбирают ребенка, пережившая жуткую гибель любимого и полная решимости отомстить за него...
И - убийца собственных родителей.
От такого кто угодно станет психопаткой.
Андрею хотелось спрятаться и больше не искать никаких следов прошлого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54