Считаю возможным открыть предварительное слушание. Вы готовы?
Боб Киттеринг, представляющий окружного прокурора, худой и нервный тип с беспокойными глазами, ответил:
— В интересах обвинения готовы, ваша честь.
— В интересах защиты готовы, — подхватил Мейсон.
— Тогда начнем, — промолвил судья Кнокс. Первым давал показания следователь. Он рассказал о том, как было обнаружено тело, представил фотографии с изображениями трупа, лежащего на полу в ванной с торчащим под левой лопаткой ножом. Также продемонстрировал фотографии квартиры, подтверждающие, что в ней что-то искали. По просьбе Киттеринга, показал предметы, извлеченные из карманов убитого.
— Как я вижу, — заметил Киттеринг, — у убитого были найдены следующие вещи: перьевая ручка, носовой платок, выкидной нож, шесть долларов и двенадцать центов мелочью, конверт без обратного адреса на имя Л.К. Конвэя с запиской в нем. Здесь же перед вами футляр для ключей из свиной кожи, часы, портсигар и зажигалка. Я обращаю внимание суда на отсутствие бумажника, водительского удостоверения, визитных карточек, денег и спрашиваю вас: правда ли то, что эти, и только эти вещи были обнаружены в карманах убитого?
— Да, это так, — ответил следователь.
— Бумажника при убитом не обнаружено, и не был ли он найден при осмотре квартиры?
— Насколько я знаю, это так: бумажника не нашли.
— Защита вопросов не имеет, — закончил Киттеринг. Следующим давал показания судебный врач. Он сообщил, что смерть наступила в результате удара ножом, который к моменту его прихода все еще оставался в ране. Смерть, по его мнению, наступила мгновенно за восемь — десять часов до осмотра.
Киттеринг показал нож с резной рукояткой и со следами засохшей крови на нем.
— Я обращаю ваше внимание, доктор, на этот нож и спрашиваю: действительно ли это тот нож, который вы увидели в ране убитого, когда прибыли на место происшествия?
— Да, — ответил доктор.
Киттеринг попросил впредь именовать нож «вещественным доказательством А» — для занесения в протокол.
— Не возражаю, — согласился Мейсон.
— Вы можете точнее назвать время наступления смерти? — спросил Киттеринг у врача.
— Я могу определить его достаточно точно по состоянию пищи в желудке убитого, не привязывая время наступления смерти ко времени осмотра тела.
— Что вы имеете в виду, доктор?
— Мы произвели вскрытие и изучили содержимое желудка. Проведя анализ, установили, что он был убит приблизительно через два часа после принятия пищи, состоявшей из баранины, картофеля и зеленого горошка… Чтобы всем было понятно, поясню, что, когда время смерти устанавливается по температуре тела, окоченению и так далее, не приходится говорить о большой точности, поскольку тут сильно влияние индивидуальных особенностей строения тела и внешних факторов. Процесс же пищеварения у всех протекает одинаково, и время наступления смерти может быть определено точно, если известно, в котором часу человек принимал пищу.
— И все же вы можете, — настаивал Киттеринг, — назвать точное время?
— Да, — уверенно ответил врач. — Смерть наступила между десятью и десятью сорока пятью, в тот вечер, когда тело было обнаружено.
— На основе чего вы это установили?
— По состоянию пищи в желудке убитого и времени последнего приема пищи.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил весьма довольный ответом Киттеринг.
— У меня есть несколько вопросов, — вмешался Мейсон. — Скажите, доктор, каким именно образом может быть установлено время наступления смерти?
— В данном случае, — ответил тот, несколько раздражаясь, — подходит несколько способов, но наиболее точным является метод, основанный на анализе содержимого желудка и времени принятия пищи.
— Значит, действуя таким образом, — сказал Мейсон, — вы предполагали, что обед был подан в двадцать десять?
— Действуя таким образом, я предполагал, что обед был подан в двадцать десять, сэр!
— Но, — заметил Мейсон, — о времени его обеда вы знали с чужих слов. Это так?
— Я знаю, что обед был подан в двадцать десять.
— Откуда же вам это известно? — не унимался адвокат. Врач повысил голос:
— Это подтверждает свидетель.
— Но если окажется, что тот ошибся, говоря вам, в какое время был подан обед, то окажется, что и вы неправильно установили время смерти?
— Свидетель не ошибается, — уверенно подтвердил врач. — Я разговаривал с ним лично.
— Но не основываясь на показаниях других людей, вы, доктор, можете лишь утверждать, что смерть наступила за восемь — десять часов до того, как вы приступили к осмотру тела, или же не позже, чем через два часа после приема пищи?
— Можно сказать и так, если это вам больше нравится, — раздраженно ответил врач.
— Спасибо, доктор, — с улыбкой поблагодарил Мейсон. — Это все, что я хотел узнать.
— Следующим будет давать показания Джейсон Кэрролл, — объявил Киттеринг.
Появился Кэрролл с застывшим выражением лица и неподвижными глазами. Он назвал свое имя, адрес и был приведен к присяге.
— Скажите, вы присутствовали на похоронах? спросил Киттеринг.
— Да.
— Когда это было?
— Утром в субботу. Семнадцатого.
— Вы узнали покойного?
— Да.
— Вы с ним были знакомы раньше?
— Да.
— Под каким именем вы его знали?
— Я знал его под именем Джона Миликанта, брата Эмили Миликант.
— А можете вы ответить, знал ли его ваш дядя, Олден Лидс, в настоящий момент подсудимый?
— Да, он его тоже знал.
— Под каким именем?
— Протестую по поводу этого вопроса, — перебил Мейсон. — Он не может свидетельствовать о том, что знает его дядя.
— Протест принимается, — произнес судья Кнокс.
— Вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя обращался к нему по имени? — продолжил допрос представитель прокурора.
— Да.
— И как же ваш дядя к нему обращался? — спросил довольный удачно найденной формулировкой Киттеринг.
— Он называл его Джоном Миликантом, — прозвучал ответ, которого он ждал.
— Можете проводить перекрестный допрос, — сказал Киттеринг.
— Как я понимаю, вы не питали особой любви к вашему дяде, обвиняемому по этому делу? — поинтересовался Мейсон.
— Напротив, я заботился о нем, — возразил Кэрролл. — Это выразилось хотя бы в том, что я, узнав, как он стал жертвой неразборчивого в средствах авантюриста, всячески старался оградить его собственность от посягательств.
— Под «неразборчивым в средствах авантюристом» вы имеете в виду Эмили Миликант, сестру убитого? — уточнил адвокат.
— Да, ее.
— Теперь, — сказал Мейсон, — представим на минуту, что на скамье подсудимых находится не ваш дядя, а кто-нибудь другой. Это как-нибудь повлияло бы на ваши показания?
— Что вы имеете в виду? — не понял Джейсон Кэрролл.
— А вот что. Предположим, что от его смерти по естественным причинам или в газовой камере Сан-Квентина вам не светила бы никакая выгода. Иными словами, если бы вы не были его наследником и не могли бы поэтому претендовать на часть его состояния, вы бы стали препятствовать его женитьбе и поверили бы в то, что он — убийца?
Киттеринг вскочил на ноги.
— Ваша честь, — воскликнул Кэрролл, — это возмутительно! Неслыханно! Это, в конце концов, непрофессионально! Такие вопросы не могут задаваться в суде!
Судья Кнокс вежливо возразил:
— Вопрос, конечно, не из приятных, однако это не причина, чтоб его игнорировать. Его нельзя назвать вежливым, но он вполне правомерен. Я не знаю закона, по которому адвокат должен быть вежлив и выдержан в разговоре со свидетелем, говорящим явную ложь.
Этот вопрос необходим для того, чтоб выяснить мотивы поступка, и поэтому вполне уместен.
— Отвечайте же на вопрос, — потребовал Мейсон.
— Я совершенно не думал о деньгах моего дяди, — едва слышно проговорил Кэрролл.
— Но вы же, вопреки его воле, поместили его в санаторий, когда поняли, что тот собирается жениться на Эмили Миликант?
— Я сделал это для его же пользы.
— И для своей тоже. Разве не этим объясняется ваш поступок? — язвительно заметил Мейсон.
Немного поколебавшись, Джейсон Кэрролл на мгновение поднял глаза на адвоката:
— Нет, вы не правы.
— И вы никогда не обсуждали с вашими родственниками, которые, кстати, тоже помогали вам в этом деле, что если расстроить женитьбу вашего дяди или объявить его недееспособным, то все его состояние перейдет к вам?
Кэрролл, беспокойно переступая с ноги на ногу, снова ответил «нет» и опустил глаза.
— На эту тему не было разговоров?
— Нет.
— И никто не говорил о такой возможности в вашем присутствии?
После длительной паузы Кэрролл снова выдавил из себя «нет».
— Вы похитили вашего дядю не из-за денег, а проявляя заботу о нем?
— Я протестую! — опять вмешался Киттеринг. — Данные факты не являются свидетельством. Особенно протестую против слова «похитили».
— Протест принимается, — согласился судья Кнокс. Мейсон вежливо улыбнулся в сторону Киттеринга и продолжил:
— Не так давно вы сказали, что хотели объявить вашего дядю недееспособным и поместить в санаторий.
Свидетель замялся, и Мейсон полез в свой портфель.
— У меня есть копия вашего свидетельства, данного под присягой. Если желаете, можете освежить его в памяти, мистер Кэрролл.
— Да, — ответил Кэрролл, — я это говорил.
— И вы привезли его туда, где два санитара по вашей просьбе вытащили старого человека из машины и водворили в санаторий против его воли.
— Я не просил их делать этого.
— И вы не имеете к этому ни малейшего отношения?
— Нет.
— Вы попросили это сделать доктора Паркина К. Лондонбери? Разве не так?
— Я попросил его обеспечить моему дяде необходимое лечение.
— И объяснили, что под словами «необходимое лечение» вы имеете в виду то, что его надо насильно оставить в санатории?
— Что-то вроде этого, — буркнул Джейсон.
— Теперь следующий вопрос. Знакомы ли вы с Инес Колтон?
— Нет! — поспешно воскликнул Джейсон Кэрролл.
— Вы ее не знаете?
— Нет.
— И никогда не встречали?
— Нет.
— А вы знаете кого-нибудь из живущих в доме, где Джон Миликант снимал квартиру?
— Нет.
Мейсон спросил, хищно прищурившись:
— Вы хорошо осознаете, что даете показания под присягой по делу об убийстве?
— Конечно!
— И продолжаете настаивать на своем ответе?
— Да.
— Тогда у меня все, — развел руками адвокат. Было очевидно, что судья Кнокс абсолютно не верит свидетелю.
— Мистер Кэрролл, — произнес он, — уж не хотите ли вы сказать суду, что за все время, пока ваши родственники обсуждали проблему, каким образом вашего дядю, в данном случае подсудимого, объявить недееспособным, ни разу в вашем присутствии не заходил разговор о том, какие выгоды в материальном плане сулит это семье?
Кэрролл поднял глаза на Мейсона, потом перевел взгляд на Киттеринга и прошептал едва слышно:
— Таких разговоров никогда не заходило.
— Достаточно! — зловеще объявил судья. Киттеринг выглядел весьма озабоченным.
— Конечно, мистер Кэрролл, — произнес он, — вы могли в каком-нибудь разговоре заметить, хотя бы к слову, что являетесь наследником дяди, и поэтому стремитесь сохранить его состояние.
— Протестую! Это наводящий вопрос! — вмешался Мейсон.
— Протест принимается, — отреагировал судья Кнокс.
— Ну, хорошо, — поправился Киттеринг. — Обсуждали ли вы когда-нибудь, хотя бы косвенно, вопрос о деньгах, которые вам могут достаться?
— Нет, — ответил Кэрролл.
— Допрос свидетеля окончен, — несколько поспешно объявил Киттеринг. — Приглашается свидетель Фриман Лидс.
Фриман Лидс, сильный человек, чье лицо с годами приобрело угрюмое и вызывающее выражение, был приведен к присяге, сообщил свои имя, адрес и подошел к барьеру.
— Вы приходитесь обвиняемому братом?
— Да.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним о человеке по имени Билл Хогарти?
— Да.
— Когда?
— Да. Всего два или три раза. Когда именно — не помню.
— И что же обвиняемый говорил о Хогарти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Боб Киттеринг, представляющий окружного прокурора, худой и нервный тип с беспокойными глазами, ответил:
— В интересах обвинения готовы, ваша честь.
— В интересах защиты готовы, — подхватил Мейсон.
— Тогда начнем, — промолвил судья Кнокс. Первым давал показания следователь. Он рассказал о том, как было обнаружено тело, представил фотографии с изображениями трупа, лежащего на полу в ванной с торчащим под левой лопаткой ножом. Также продемонстрировал фотографии квартиры, подтверждающие, что в ней что-то искали. По просьбе Киттеринга, показал предметы, извлеченные из карманов убитого.
— Как я вижу, — заметил Киттеринг, — у убитого были найдены следующие вещи: перьевая ручка, носовой платок, выкидной нож, шесть долларов и двенадцать центов мелочью, конверт без обратного адреса на имя Л.К. Конвэя с запиской в нем. Здесь же перед вами футляр для ключей из свиной кожи, часы, портсигар и зажигалка. Я обращаю внимание суда на отсутствие бумажника, водительского удостоверения, визитных карточек, денег и спрашиваю вас: правда ли то, что эти, и только эти вещи были обнаружены в карманах убитого?
— Да, это так, — ответил следователь.
— Бумажника при убитом не обнаружено, и не был ли он найден при осмотре квартиры?
— Насколько я знаю, это так: бумажника не нашли.
— Защита вопросов не имеет, — закончил Киттеринг. Следующим давал показания судебный врач. Он сообщил, что смерть наступила в результате удара ножом, который к моменту его прихода все еще оставался в ране. Смерть, по его мнению, наступила мгновенно за восемь — десять часов до осмотра.
Киттеринг показал нож с резной рукояткой и со следами засохшей крови на нем.
— Я обращаю ваше внимание, доктор, на этот нож и спрашиваю: действительно ли это тот нож, который вы увидели в ране убитого, когда прибыли на место происшествия?
— Да, — ответил доктор.
Киттеринг попросил впредь именовать нож «вещественным доказательством А» — для занесения в протокол.
— Не возражаю, — согласился Мейсон.
— Вы можете точнее назвать время наступления смерти? — спросил Киттеринг у врача.
— Я могу определить его достаточно точно по состоянию пищи в желудке убитого, не привязывая время наступления смерти ко времени осмотра тела.
— Что вы имеете в виду, доктор?
— Мы произвели вскрытие и изучили содержимое желудка. Проведя анализ, установили, что он был убит приблизительно через два часа после принятия пищи, состоявшей из баранины, картофеля и зеленого горошка… Чтобы всем было понятно, поясню, что, когда время смерти устанавливается по температуре тела, окоченению и так далее, не приходится говорить о большой точности, поскольку тут сильно влияние индивидуальных особенностей строения тела и внешних факторов. Процесс же пищеварения у всех протекает одинаково, и время наступления смерти может быть определено точно, если известно, в котором часу человек принимал пищу.
— И все же вы можете, — настаивал Киттеринг, — назвать точное время?
— Да, — уверенно ответил врач. — Смерть наступила между десятью и десятью сорока пятью, в тот вечер, когда тело было обнаружено.
— На основе чего вы это установили?
— По состоянию пищи в желудке убитого и времени последнего приема пищи.
— Можете приступать к перекрестному допросу, — заявил весьма довольный ответом Киттеринг.
— У меня есть несколько вопросов, — вмешался Мейсон. — Скажите, доктор, каким именно образом может быть установлено время наступления смерти?
— В данном случае, — ответил тот, несколько раздражаясь, — подходит несколько способов, но наиболее точным является метод, основанный на анализе содержимого желудка и времени принятия пищи.
— Значит, действуя таким образом, — сказал Мейсон, — вы предполагали, что обед был подан в двадцать десять?
— Действуя таким образом, я предполагал, что обед был подан в двадцать десять, сэр!
— Но, — заметил Мейсон, — о времени его обеда вы знали с чужих слов. Это так?
— Я знаю, что обед был подан в двадцать десять.
— Откуда же вам это известно? — не унимался адвокат. Врач повысил голос:
— Это подтверждает свидетель.
— Но если окажется, что тот ошибся, говоря вам, в какое время был подан обед, то окажется, что и вы неправильно установили время смерти?
— Свидетель не ошибается, — уверенно подтвердил врач. — Я разговаривал с ним лично.
— Но не основываясь на показаниях других людей, вы, доктор, можете лишь утверждать, что смерть наступила за восемь — десять часов до того, как вы приступили к осмотру тела, или же не позже, чем через два часа после приема пищи?
— Можно сказать и так, если это вам больше нравится, — раздраженно ответил врач.
— Спасибо, доктор, — с улыбкой поблагодарил Мейсон. — Это все, что я хотел узнать.
— Следующим будет давать показания Джейсон Кэрролл, — объявил Киттеринг.
Появился Кэрролл с застывшим выражением лица и неподвижными глазами. Он назвал свое имя, адрес и был приведен к присяге.
— Скажите, вы присутствовали на похоронах? спросил Киттеринг.
— Да.
— Когда это было?
— Утром в субботу. Семнадцатого.
— Вы узнали покойного?
— Да.
— Вы с ним были знакомы раньше?
— Да.
— Под каким именем вы его знали?
— Я знал его под именем Джона Миликанта, брата Эмили Миликант.
— А можете вы ответить, знал ли его ваш дядя, Олден Лидс, в настоящий момент подсудимый?
— Да, он его тоже знал.
— Под каким именем?
— Протестую по поводу этого вопроса, — перебил Мейсон. — Он не может свидетельствовать о том, что знает его дядя.
— Протест принимается, — произнес судья Кнокс.
— Вы когда-нибудь слышали, как ваш дядя обращался к нему по имени? — продолжил допрос представитель прокурора.
— Да.
— И как же ваш дядя к нему обращался? — спросил довольный удачно найденной формулировкой Киттеринг.
— Он называл его Джоном Миликантом, — прозвучал ответ, которого он ждал.
— Можете проводить перекрестный допрос, — сказал Киттеринг.
— Как я понимаю, вы не питали особой любви к вашему дяде, обвиняемому по этому делу? — поинтересовался Мейсон.
— Напротив, я заботился о нем, — возразил Кэрролл. — Это выразилось хотя бы в том, что я, узнав, как он стал жертвой неразборчивого в средствах авантюриста, всячески старался оградить его собственность от посягательств.
— Под «неразборчивым в средствах авантюристом» вы имеете в виду Эмили Миликант, сестру убитого? — уточнил адвокат.
— Да, ее.
— Теперь, — сказал Мейсон, — представим на минуту, что на скамье подсудимых находится не ваш дядя, а кто-нибудь другой. Это как-нибудь повлияло бы на ваши показания?
— Что вы имеете в виду? — не понял Джейсон Кэрролл.
— А вот что. Предположим, что от его смерти по естественным причинам или в газовой камере Сан-Квентина вам не светила бы никакая выгода. Иными словами, если бы вы не были его наследником и не могли бы поэтому претендовать на часть его состояния, вы бы стали препятствовать его женитьбе и поверили бы в то, что он — убийца?
Киттеринг вскочил на ноги.
— Ваша честь, — воскликнул Кэрролл, — это возмутительно! Неслыханно! Это, в конце концов, непрофессионально! Такие вопросы не могут задаваться в суде!
Судья Кнокс вежливо возразил:
— Вопрос, конечно, не из приятных, однако это не причина, чтоб его игнорировать. Его нельзя назвать вежливым, но он вполне правомерен. Я не знаю закона, по которому адвокат должен быть вежлив и выдержан в разговоре со свидетелем, говорящим явную ложь.
Этот вопрос необходим для того, чтоб выяснить мотивы поступка, и поэтому вполне уместен.
— Отвечайте же на вопрос, — потребовал Мейсон.
— Я совершенно не думал о деньгах моего дяди, — едва слышно проговорил Кэрролл.
— Но вы же, вопреки его воле, поместили его в санаторий, когда поняли, что тот собирается жениться на Эмили Миликант?
— Я сделал это для его же пользы.
— И для своей тоже. Разве не этим объясняется ваш поступок? — язвительно заметил Мейсон.
Немного поколебавшись, Джейсон Кэрролл на мгновение поднял глаза на адвоката:
— Нет, вы не правы.
— И вы никогда не обсуждали с вашими родственниками, которые, кстати, тоже помогали вам в этом деле, что если расстроить женитьбу вашего дяди или объявить его недееспособным, то все его состояние перейдет к вам?
Кэрролл, беспокойно переступая с ноги на ногу, снова ответил «нет» и опустил глаза.
— На эту тему не было разговоров?
— Нет.
— И никто не говорил о такой возможности в вашем присутствии?
После длительной паузы Кэрролл снова выдавил из себя «нет».
— Вы похитили вашего дядю не из-за денег, а проявляя заботу о нем?
— Я протестую! — опять вмешался Киттеринг. — Данные факты не являются свидетельством. Особенно протестую против слова «похитили».
— Протест принимается, — согласился судья Кнокс. Мейсон вежливо улыбнулся в сторону Киттеринга и продолжил:
— Не так давно вы сказали, что хотели объявить вашего дядю недееспособным и поместить в санаторий.
Свидетель замялся, и Мейсон полез в свой портфель.
— У меня есть копия вашего свидетельства, данного под присягой. Если желаете, можете освежить его в памяти, мистер Кэрролл.
— Да, — ответил Кэрролл, — я это говорил.
— И вы привезли его туда, где два санитара по вашей просьбе вытащили старого человека из машины и водворили в санаторий против его воли.
— Я не просил их делать этого.
— И вы не имеете к этому ни малейшего отношения?
— Нет.
— Вы попросили это сделать доктора Паркина К. Лондонбери? Разве не так?
— Я попросил его обеспечить моему дяде необходимое лечение.
— И объяснили, что под словами «необходимое лечение» вы имеете в виду то, что его надо насильно оставить в санатории?
— Что-то вроде этого, — буркнул Джейсон.
— Теперь следующий вопрос. Знакомы ли вы с Инес Колтон?
— Нет! — поспешно воскликнул Джейсон Кэрролл.
— Вы ее не знаете?
— Нет.
— И никогда не встречали?
— Нет.
— А вы знаете кого-нибудь из живущих в доме, где Джон Миликант снимал квартиру?
— Нет.
Мейсон спросил, хищно прищурившись:
— Вы хорошо осознаете, что даете показания под присягой по делу об убийстве?
— Конечно!
— И продолжаете настаивать на своем ответе?
— Да.
— Тогда у меня все, — развел руками адвокат. Было очевидно, что судья Кнокс абсолютно не верит свидетелю.
— Мистер Кэрролл, — произнес он, — уж не хотите ли вы сказать суду, что за все время, пока ваши родственники обсуждали проблему, каким образом вашего дядю, в данном случае подсудимого, объявить недееспособным, ни разу в вашем присутствии не заходил разговор о том, какие выгоды в материальном плане сулит это семье?
Кэрролл поднял глаза на Мейсона, потом перевел взгляд на Киттеринга и прошептал едва слышно:
— Таких разговоров никогда не заходило.
— Достаточно! — зловеще объявил судья. Киттеринг выглядел весьма озабоченным.
— Конечно, мистер Кэрролл, — произнес он, — вы могли в каком-нибудь разговоре заметить, хотя бы к слову, что являетесь наследником дяди, и поэтому стремитесь сохранить его состояние.
— Протестую! Это наводящий вопрос! — вмешался Мейсон.
— Протест принимается, — отреагировал судья Кнокс.
— Ну, хорошо, — поправился Киттеринг. — Обсуждали ли вы когда-нибудь, хотя бы косвенно, вопрос о деньгах, которые вам могут достаться?
— Нет, — ответил Кэрролл.
— Допрос свидетеля окончен, — несколько поспешно объявил Киттеринг. — Приглашается свидетель Фриман Лидс.
Фриман Лидс, сильный человек, чье лицо с годами приобрело угрюмое и вызывающее выражение, был приведен к присяге, сообщил свои имя, адрес и подошел к барьеру.
— Вы приходитесь обвиняемому братом?
— Да.
— Вы когда-нибудь разговаривали с ним о человеке по имени Билл Хогарти?
— Да.
— Когда?
— Да. Всего два или три раза. Когда именно — не помню.
— И что же обвиняемый говорил о Хогарти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29