Затем он помахал руками толпе и сбежал по ступеням.
У автобуса Уолш Уилер, Пол Добсон и Фил Нолтинг что-то горячо обсуждали.
— Однако, — в который уж раз повторил Флетч. — Я и представить себе не мог, что так просто быть волшебником.
— Вы что-то об этом знаете, — обвинила его Фредди. — Расскажете мне?
— Нет.
Фредди Эрбатнот надулась и отвернулась к трибуне. Бабуля, член палаты представителей, что-то кричала в микрофон. Оркестр полностью заглушал ее слова.
— Что все это означает? — задала Фредди риторический вопрос.
— Только одно, — ответил Флетч. — Он попал в вечерний выпуск новостей.
Глава 15
Поровнявшись с Флетчем, губернатор Уилер широко улыбнулся.
— Настроение бодрое?
— Как у дедушки Адама.
Все еще улыбаясь, губернатор направился к сыну. Уолш, Фил Нолтинг и Пол Добсон являли собой стену, рухнувшую от звука трубы. На лицах всех троих отпечатался ужас.
— Как я выступил?
Уолш стрельнул взглядом по сторонам, дабы убедиться, что они вне досягаемости ушей репортеров. Но рядом стояла лишь группа из тридцати или сорока пациентов местной психиатрической больницы, приведенных на встречу с кандидатом.
— Тебе надо бы предупреждать нас о подобных сюрпризах.
— Я же говорил, что у меня возникла идея.
— Да, но ты забыл упомянуть, что намерен бросить бомбу, предложив совершенно новый подход.
— Который потребует новой Речи, — глаза Фила Нолтинга превратились в щелочки.
— Да уж, — согласился губернатор. — Признаться, я обдумывал выступление, пока эта бабка из Конгресса что-то долдонила насчет водоснабжения.
— Дело в том, — вмешался Пол Добсон, — что мы должны готовить убедительные доводы в защиту каждого вашего тезиса до того, как вы их представите на суд общественности.
— Истину защищать не надо, не так ли? — возразил губернатор.
— Привет, губернатор, — обратился к нему один из психов, мужчина лет тридцати пяти. — Меня зовут Джон.
— Привет, Джон, — поздоровался с ним губернатор.
— Ты, возможно, произнес отличную речь, папа. Но мы-то ничего о ней не знали, а потому мы чувствуем себя ненужными.
— Я сам не знал, скажу я об этом или нет, — улыбнулся губернатор. — Но так уж вышло, что сказал.
— Сейчас мы получим текст и посмотрим, что можно сделать, — подвел черту Добсон.
Губернатор пожал плечами.
— Все будет нормально, — и протянул руку другому психу, женщине лет тридцати. — Привет. Вы — приятельница Джона?
В автобусе Ли Оллен Парк, координатор добровольцев, подсоединял к наушникам портативный магнитофон. Машинистка сидела за столиком, готовая приступить к работе.
— Ли Оллен, — начал Флетч. Парк не повернул головы. — Один простой вопрос.
— Не сейчас. Пожалуйста, сейчас вопросов не надо. — Нам нужен полный текст речи губернатора, — последнее предназначалось машинистке. — И чем быстрее, тем лучше, — он нацепил наушники на голову машинистке. — Она чуть поправила их.
На многоканальном телефоне, встроенном в кресло Барри Хайнса, горели все лампы вызова. Телефон не звонил. Сам Барри куда-то сгинул.
— Ли Оллен… — упорствовал Флетч. Ли Оллен нажал на магнитофоне кнопку «Пуск» и приложил к уху третий наушник.
— Слышно хорошо? — спросил он машинистку.
Та кивнула. Ее пальцы уже бегали по клавиатуре.
— Мой Бог, — простонал Ли Оллен. — Что же он такое говорит?
— Ли Оллен, меня интересует Салли Шилдз, Элис Элизабет Шилдз…
— Не сейчас, Флетчер! Тут же настоящий ад! Губернатор взорвал бомбу, если вы этого еще не знаете.
— Нет. Не знаю.
— Во-первых, его поймали на подкупе школьников. Затем, как нас сориентировали, пьющий, не пропускающий ни одной юбки, конгрессмен оказался чьей-то прабабушкой. Между прочим, в холодильнике кувшин с «Кровавой Мэри». Выпей, если желаешь. И, наконец, он выступает в Уинслоу словно Линкольн в Геттисберге. А день только начался?
— Ну что вы, — успокоил его Флетчер. — Добрая половина уже миновала.
— По моим часам — нет, — и Парк склонился над машинисткой, слушающей и печатающей. — Нам нужно каждое слово! Каждое слово!
— Теперь вы можете мне ответить, — твердо заявил Флетчер.
Ли Оллен Парк все еще прижимал наушник к уху.
— Что? Что, что, что?
— Элис Элизабет обращалась к вам с просьбой зачислить ее в добровольцы? Вы ей платили за какую-нибудь работу?
— Нет, — Ли Оллен мотнул головой.
— Не обращалась?
— Мне докладывали о следующем за нашим караваном «фольксвагене». Это все, что я о ней знаю.
— Он сказал что-нибудь новое? — прокричал Билл Дикманн, один из тех, кто предпочел стопку спиртного речи кандидата.
— Похоже, что да, — признал Флетч.
— Совсем новое? — на лице Дикманна отразилась тревога.
— Я, конечно, не могу точно указать процент новизны…
— У кого пленка? — прервала его Стелла Кирчнер.
— У тех, кто сейчас оккупировал телефоны в центре Уинслоу, — ответил Флетч. — Полагаю, что у них.
— У вас есть пленка, Флетч? Дайте ее нам, и я обещаю, что больше мы не будем писать о том, как кандидат подкупает школьников.
— Пленки у меня нет. Распечатка речи будет готова с минуты на минуту.
— Распечатка, — скривился Дикманн. — Мои издатели получат текст по системам теле — или радиовещания. Зачем же мне отправлять им еще и распечатку?
— Что же сказал губернатор? — наскакивала на Флетча Стелла Кирчнер.
— Ну, вроде того, что мир объединяется, несмотря на все усилия человечества.
Репортеры в изумлении уставились на него, словно он внезапно заговорил на незнакомом им языке.
— И ничего насчет водоснабжения? — Рой Филби выглядел так, будто вот-вот шлепнется в обморок.
— Ничего.
— Дерьмо, — процедил Филби. — Я-то уже сообщил, что он говорил о водоснабжении… Так что он сказал не о водоснабжении?
Флетч ввел ее в автобус команды кандидата.
— О-о-о-о, — Бетси изобразила притворный восторг. — Неплохо тут живут. Телевизор, и все такое.
Уолш разговаривал с Ли Олленом Парком.
— Уолш, это Бетси Гинзберг.
— Я знаком с Бетси, — Уолш вопросительно глянул на Флетча.
— Как с репортером, но не как с женщиной, — вставила Бетси.
— Да, да, — покивал Флетч. — Она, как никто, умеет сервировать стол.
Губернатор вошел в автобус, когда Флетч собирал у добровольцев копии распечатки речи.
— Пойдемте со мной.
Вслед за губернатором Флетч прошел в комнату отдыха.
— Присядьте на минуту.
— Мне надо раздать распечатки, — Флетч указал на листки в руке. — Сэр.
— Распечатки подождут, — губернатор снял пальто, бросил на кровать. — Хочу услышать ваше мнение.
— По-моему, вы чертовски красноречивы. Сэр.
Губернатор уселся на вращающийся стул. Флетч остался на ногах.
— Благодарю.
— Взять кристаллик идеи…
— Думаю, больше, чем кристаллик.
— Ума у вас — палата, — пробормотал Флетч.
— Благодарю. А теперь скажите, что вы об этом думаете?
— Откровенно говоря, гм…
— Что, гм..? — губернатор терпеливо ждал, пока Флетч соберется с духом.
— Я… э… не подозревал, что президентская кампания так оскудела идеями. Сэр, — губернатор рассмеялся. — Мне-то казалось, что все определено заранее. И вы с самого начала знаете, что должны говорить, где и кому.
— Вы ошиблись. Вас это удивляет?
— Я никогда не удивляюсь, если случается ошибиться.
— Часть политической кампании — общение с людьми по всей стране. И хороший политик всегда прислушивается к голосу народа. Вот и вы утром поделились со мной очень дельной мыслью. Возможно, каждый знает, что это так, но никто еще не сказал об этом вслух. А может, только молодые впитали эту новую реальность с молоком матери, и теперь не представляют себе иного будущего.
— Да, сэр. Возможно.
— Я думаю, люди голосуют за того, кто говорит им правду. А вы?
— Надеюсь, что это так, сэр.
— Я тоже. Политики — не философы, Флетч. — От них этого и не требуется. Никто не хочет, чтобы в Белом Доме поселился Том Пейн. Или Карл Маркс. Или Маркузе. Но никому и не нужно, чтобы хозяин Белого Дома не признавал основополагающих истин, — не глядя на Флетча, застывшего у двери комнаты отдыха, — губернатор хохотнул. — Мне нравится, что я вас пронял. Держу пари, ваши прежние знакомые полагали, что вы абсолютно непробиваемы, — Флетч шумно глотнул. — Это так?
— Я… возможно… Я… э…
Губернатор рассмеялся и протянул руку.
— Дайте-ка мне распечатку.
Флетч отделил для него верхний листок и чуть не выронил на пол остальные.
Губернатор углубился в чтение.
— Посмотрим, что я такого наговорил.
Глава 16
— Немедленно отрывай свою чертову задницу от стула и поднимайся сюда, — голос Уолша не оставлял сомнений в том, что он настроен серьезно.
— Да, сэр, лейтенант, сэр, — ответил Флетч в телефонную трубку. — Скажите только, куда поднимать мою чертову задницу, сэр.
— Номер 1220.
И в трубке раздались гудки отбоя.
Спеша к двери, Флетч споткнулся о нераспакованный чемодан…
Вторую половину дня Флетч то и дело перескакивал из автобуса прессы в автобус кандидата и обратно.
По телефонному аппарату, установленному в автобусе прессы, он долго беседовал с Уилли Финном, уже прибывшим в Калифорнию, о мероприятиях, намеченных на тот день в Спайрсвилле, на вечер в Фармингдейле, на следующий день в Кимберли и Мелвилле. Финн еще ничего не мог сказать о впечатлении, произведенном речью губернатора в Уинслоу, хотя уже слышал о ней. Трагическая смерть Виктора Роббинса, похоже, очень его опечалила.
Вместе со всей компанией Флетч побывал в Спайрсвилле. Он купил в местном магазинчике кулек залежавшихся пончиков, съел четыре, пообщался с местными газетчиками, снабдил их всеми необходимыми материалами. На стене склада обнаружил надпись: ЖИЗНЬ — ЭТО НЕ ШУТКА. Подобные надписи он видел в Северной Европе в начале восьмидесятых годов. Вернувшись после прогулки по Спайрсвиллю, Флетч обнаружил, что кто-то разбил окно в автобусе прессы.
По пути в Фармингдейл (час езды) Флетч играл в покер с Биллом Дикманном, Роем Филби и Тони Райсом. Когда автобус остановился у отеля, его личное состояние увеличилось на двадцать семь долларов…
Двери лифта открылись. В кабине стоял Хэнреган. И смотрел на Флетча с каменным лицом. Не улыбнулся, не скривился.
— Вверх? — спросил Флетч. Хэнреган молча сверлил его взглядом. Ответила женщина, стоявшая рядом с Хэнреганом, в пурпурном платье и коричневых туфлях.
— Нет, мы едем вниз.
Флетч нажал кнопку вызова соседнего лифта.
Уолш распахнул дверь номера 1220, едва Флетч постучал.
— Что происходит? — спросил он, как только пресс-секретарь переступил порог.
Они стояли в полутемном коридорчике у ванной.
— Ладно, — потупился Флетч, — верну я эти двадцать семь долларов.
— Какой-то репортер, вонючий, грубый, грязный, оказался в моем номере раньше меня. Он уже сидел в кресле, когда я вошел.
— Вонючий, грубый, грязный репортер?
— Он сказал, что представляет «Ньюсбилл».
— О, этот вонючий, грубый, грязный репортер — Хэнреган Майкл Джи.
— Он поджидал меня, когда коридорный открыл дверь. Расположился вот в этом кресле, — Уолш прошел в спальню и указал на одно из кресел у окна. — Курил сигару, — в пепельнице на столике у кресла серела горка пепла. — Мерзавец. Полагаю, хотел показать мне, какие у него возможности. Запертые двери, право на уединение, похоже, ничто для репортеров «Ньюсбилл».
— Он просто хотел познакомиться с тобой поближе.
— Он не познакомился со мной поближе. Но довел меня до белого каления.
Во взгляде Уолша, однако, не чувствовалось злобы. Вроде бы он говорил о том, что разъярен, но глаза ясно указывали, что думает он совсем о другом. Да и голос не звенел негодующе, хотя в нем и слышались нотки раздражения.
И жалобу его, как воспринял ее Флетч, вызвали не эмоции, но нарушение заведенного порядка.
— Майкл Джи. Хэнреган — вонючий, грубый, грязный мерзавец, — согласился Флетч. — Он пишет для «Ньюсбилл». Но называть его репортером — слишком много чести.
— Я думал, «Ньюсбилл» представляет у нас кто-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
У автобуса Уолш Уилер, Пол Добсон и Фил Нолтинг что-то горячо обсуждали.
— Однако, — в который уж раз повторил Флетч. — Я и представить себе не мог, что так просто быть волшебником.
— Вы что-то об этом знаете, — обвинила его Фредди. — Расскажете мне?
— Нет.
Фредди Эрбатнот надулась и отвернулась к трибуне. Бабуля, член палаты представителей, что-то кричала в микрофон. Оркестр полностью заглушал ее слова.
— Что все это означает? — задала Фредди риторический вопрос.
— Только одно, — ответил Флетч. — Он попал в вечерний выпуск новостей.
Глава 15
Поровнявшись с Флетчем, губернатор Уилер широко улыбнулся.
— Настроение бодрое?
— Как у дедушки Адама.
Все еще улыбаясь, губернатор направился к сыну. Уолш, Фил Нолтинг и Пол Добсон являли собой стену, рухнувшую от звука трубы. На лицах всех троих отпечатался ужас.
— Как я выступил?
Уолш стрельнул взглядом по сторонам, дабы убедиться, что они вне досягаемости ушей репортеров. Но рядом стояла лишь группа из тридцати или сорока пациентов местной психиатрической больницы, приведенных на встречу с кандидатом.
— Тебе надо бы предупреждать нас о подобных сюрпризах.
— Я же говорил, что у меня возникла идея.
— Да, но ты забыл упомянуть, что намерен бросить бомбу, предложив совершенно новый подход.
— Который потребует новой Речи, — глаза Фила Нолтинга превратились в щелочки.
— Да уж, — согласился губернатор. — Признаться, я обдумывал выступление, пока эта бабка из Конгресса что-то долдонила насчет водоснабжения.
— Дело в том, — вмешался Пол Добсон, — что мы должны готовить убедительные доводы в защиту каждого вашего тезиса до того, как вы их представите на суд общественности.
— Истину защищать не надо, не так ли? — возразил губернатор.
— Привет, губернатор, — обратился к нему один из психов, мужчина лет тридцати пяти. — Меня зовут Джон.
— Привет, Джон, — поздоровался с ним губернатор.
— Ты, возможно, произнес отличную речь, папа. Но мы-то ничего о ней не знали, а потому мы чувствуем себя ненужными.
— Я сам не знал, скажу я об этом или нет, — улыбнулся губернатор. — Но так уж вышло, что сказал.
— Сейчас мы получим текст и посмотрим, что можно сделать, — подвел черту Добсон.
Губернатор пожал плечами.
— Все будет нормально, — и протянул руку другому психу, женщине лет тридцати. — Привет. Вы — приятельница Джона?
В автобусе Ли Оллен Парк, координатор добровольцев, подсоединял к наушникам портативный магнитофон. Машинистка сидела за столиком, готовая приступить к работе.
— Ли Оллен, — начал Флетч. Парк не повернул головы. — Один простой вопрос.
— Не сейчас. Пожалуйста, сейчас вопросов не надо. — Нам нужен полный текст речи губернатора, — последнее предназначалось машинистке. — И чем быстрее, тем лучше, — он нацепил наушники на голову машинистке. — Она чуть поправила их.
На многоканальном телефоне, встроенном в кресло Барри Хайнса, горели все лампы вызова. Телефон не звонил. Сам Барри куда-то сгинул.
— Ли Оллен… — упорствовал Флетч. Ли Оллен нажал на магнитофоне кнопку «Пуск» и приложил к уху третий наушник.
— Слышно хорошо? — спросил он машинистку.
Та кивнула. Ее пальцы уже бегали по клавиатуре.
— Мой Бог, — простонал Ли Оллен. — Что же он такое говорит?
— Ли Оллен, меня интересует Салли Шилдз, Элис Элизабет Шилдз…
— Не сейчас, Флетчер! Тут же настоящий ад! Губернатор взорвал бомбу, если вы этого еще не знаете.
— Нет. Не знаю.
— Во-первых, его поймали на подкупе школьников. Затем, как нас сориентировали, пьющий, не пропускающий ни одной юбки, конгрессмен оказался чьей-то прабабушкой. Между прочим, в холодильнике кувшин с «Кровавой Мэри». Выпей, если желаешь. И, наконец, он выступает в Уинслоу словно Линкольн в Геттисберге. А день только начался?
— Ну что вы, — успокоил его Флетчер. — Добрая половина уже миновала.
— По моим часам — нет, — и Парк склонился над машинисткой, слушающей и печатающей. — Нам нужно каждое слово! Каждое слово!
— Теперь вы можете мне ответить, — твердо заявил Флетчер.
Ли Оллен Парк все еще прижимал наушник к уху.
— Что? Что, что, что?
— Элис Элизабет обращалась к вам с просьбой зачислить ее в добровольцы? Вы ей платили за какую-нибудь работу?
— Нет, — Ли Оллен мотнул головой.
— Не обращалась?
— Мне докладывали о следующем за нашим караваном «фольксвагене». Это все, что я о ней знаю.
— Он сказал что-нибудь новое? — прокричал Билл Дикманн, один из тех, кто предпочел стопку спиртного речи кандидата.
— Похоже, что да, — признал Флетч.
— Совсем новое? — на лице Дикманна отразилась тревога.
— Я, конечно, не могу точно указать процент новизны…
— У кого пленка? — прервала его Стелла Кирчнер.
— У тех, кто сейчас оккупировал телефоны в центре Уинслоу, — ответил Флетч. — Полагаю, что у них.
— У вас есть пленка, Флетч? Дайте ее нам, и я обещаю, что больше мы не будем писать о том, как кандидат подкупает школьников.
— Пленки у меня нет. Распечатка речи будет готова с минуты на минуту.
— Распечатка, — скривился Дикманн. — Мои издатели получат текст по системам теле — или радиовещания. Зачем же мне отправлять им еще и распечатку?
— Что же сказал губернатор? — наскакивала на Флетча Стелла Кирчнер.
— Ну, вроде того, что мир объединяется, несмотря на все усилия человечества.
Репортеры в изумлении уставились на него, словно он внезапно заговорил на незнакомом им языке.
— И ничего насчет водоснабжения? — Рой Филби выглядел так, будто вот-вот шлепнется в обморок.
— Ничего.
— Дерьмо, — процедил Филби. — Я-то уже сообщил, что он говорил о водоснабжении… Так что он сказал не о водоснабжении?
Флетч ввел ее в автобус команды кандидата.
— О-о-о-о, — Бетси изобразила притворный восторг. — Неплохо тут живут. Телевизор, и все такое.
Уолш разговаривал с Ли Олленом Парком.
— Уолш, это Бетси Гинзберг.
— Я знаком с Бетси, — Уолш вопросительно глянул на Флетча.
— Как с репортером, но не как с женщиной, — вставила Бетси.
— Да, да, — покивал Флетч. — Она, как никто, умеет сервировать стол.
Губернатор вошел в автобус, когда Флетч собирал у добровольцев копии распечатки речи.
— Пойдемте со мной.
Вслед за губернатором Флетч прошел в комнату отдыха.
— Присядьте на минуту.
— Мне надо раздать распечатки, — Флетч указал на листки в руке. — Сэр.
— Распечатки подождут, — губернатор снял пальто, бросил на кровать. — Хочу услышать ваше мнение.
— По-моему, вы чертовски красноречивы. Сэр.
Губернатор уселся на вращающийся стул. Флетч остался на ногах.
— Благодарю.
— Взять кристаллик идеи…
— Думаю, больше, чем кристаллик.
— Ума у вас — палата, — пробормотал Флетч.
— Благодарю. А теперь скажите, что вы об этом думаете?
— Откровенно говоря, гм…
— Что, гм..? — губернатор терпеливо ждал, пока Флетч соберется с духом.
— Я… э… не подозревал, что президентская кампания так оскудела идеями. Сэр, — губернатор рассмеялся. — Мне-то казалось, что все определено заранее. И вы с самого начала знаете, что должны говорить, где и кому.
— Вы ошиблись. Вас это удивляет?
— Я никогда не удивляюсь, если случается ошибиться.
— Часть политической кампании — общение с людьми по всей стране. И хороший политик всегда прислушивается к голосу народа. Вот и вы утром поделились со мной очень дельной мыслью. Возможно, каждый знает, что это так, но никто еще не сказал об этом вслух. А может, только молодые впитали эту новую реальность с молоком матери, и теперь не представляют себе иного будущего.
— Да, сэр. Возможно.
— Я думаю, люди голосуют за того, кто говорит им правду. А вы?
— Надеюсь, что это так, сэр.
— Я тоже. Политики — не философы, Флетч. — От них этого и не требуется. Никто не хочет, чтобы в Белом Доме поселился Том Пейн. Или Карл Маркс. Или Маркузе. Но никому и не нужно, чтобы хозяин Белого Дома не признавал основополагающих истин, — не глядя на Флетча, застывшего у двери комнаты отдыха, — губернатор хохотнул. — Мне нравится, что я вас пронял. Держу пари, ваши прежние знакомые полагали, что вы абсолютно непробиваемы, — Флетч шумно глотнул. — Это так?
— Я… возможно… Я… э…
Губернатор рассмеялся и протянул руку.
— Дайте-ка мне распечатку.
Флетч отделил для него верхний листок и чуть не выронил на пол остальные.
Губернатор углубился в чтение.
— Посмотрим, что я такого наговорил.
Глава 16
— Немедленно отрывай свою чертову задницу от стула и поднимайся сюда, — голос Уолша не оставлял сомнений в том, что он настроен серьезно.
— Да, сэр, лейтенант, сэр, — ответил Флетч в телефонную трубку. — Скажите только, куда поднимать мою чертову задницу, сэр.
— Номер 1220.
И в трубке раздались гудки отбоя.
Спеша к двери, Флетч споткнулся о нераспакованный чемодан…
Вторую половину дня Флетч то и дело перескакивал из автобуса прессы в автобус кандидата и обратно.
По телефонному аппарату, установленному в автобусе прессы, он долго беседовал с Уилли Финном, уже прибывшим в Калифорнию, о мероприятиях, намеченных на тот день в Спайрсвилле, на вечер в Фармингдейле, на следующий день в Кимберли и Мелвилле. Финн еще ничего не мог сказать о впечатлении, произведенном речью губернатора в Уинслоу, хотя уже слышал о ней. Трагическая смерть Виктора Роббинса, похоже, очень его опечалила.
Вместе со всей компанией Флетч побывал в Спайрсвилле. Он купил в местном магазинчике кулек залежавшихся пончиков, съел четыре, пообщался с местными газетчиками, снабдил их всеми необходимыми материалами. На стене склада обнаружил надпись: ЖИЗНЬ — ЭТО НЕ ШУТКА. Подобные надписи он видел в Северной Европе в начале восьмидесятых годов. Вернувшись после прогулки по Спайрсвиллю, Флетч обнаружил, что кто-то разбил окно в автобусе прессы.
По пути в Фармингдейл (час езды) Флетч играл в покер с Биллом Дикманном, Роем Филби и Тони Райсом. Когда автобус остановился у отеля, его личное состояние увеличилось на двадцать семь долларов…
Двери лифта открылись. В кабине стоял Хэнреган. И смотрел на Флетча с каменным лицом. Не улыбнулся, не скривился.
— Вверх? — спросил Флетч. Хэнреган молча сверлил его взглядом. Ответила женщина, стоявшая рядом с Хэнреганом, в пурпурном платье и коричневых туфлях.
— Нет, мы едем вниз.
Флетч нажал кнопку вызова соседнего лифта.
Уолш распахнул дверь номера 1220, едва Флетч постучал.
— Что происходит? — спросил он, как только пресс-секретарь переступил порог.
Они стояли в полутемном коридорчике у ванной.
— Ладно, — потупился Флетч, — верну я эти двадцать семь долларов.
— Какой-то репортер, вонючий, грубый, грязный, оказался в моем номере раньше меня. Он уже сидел в кресле, когда я вошел.
— Вонючий, грубый, грязный репортер?
— Он сказал, что представляет «Ньюсбилл».
— О, этот вонючий, грубый, грязный репортер — Хэнреган Майкл Джи.
— Он поджидал меня, когда коридорный открыл дверь. Расположился вот в этом кресле, — Уолш прошел в спальню и указал на одно из кресел у окна. — Курил сигару, — в пепельнице на столике у кресла серела горка пепла. — Мерзавец. Полагаю, хотел показать мне, какие у него возможности. Запертые двери, право на уединение, похоже, ничто для репортеров «Ньюсбилл».
— Он просто хотел познакомиться с тобой поближе.
— Он не познакомился со мной поближе. Но довел меня до белого каления.
Во взгляде Уолша, однако, не чувствовалось злобы. Вроде бы он говорил о том, что разъярен, но глаза ясно указывали, что думает он совсем о другом. Да и голос не звенел негодующе, хотя в нем и слышались нотки раздражения.
И жалобу его, как воспринял ее Флетч, вызвали не эмоции, но нарушение заведенного порядка.
— Майкл Джи. Хэнреган — вонючий, грубый, грязный мерзавец, — согласился Флетч. — Он пишет для «Ньюсбилл». Но называть его репортером — слишком много чести.
— Я думал, «Ньюсбилл» представляет у нас кто-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28