– Ребенок очень крупный, а она маленькая. Это у неё первый, так ведь? Она ходила? Нет? Это плохо. Ну давайте посмотрим, что можно сделать.
К рассвету Изабелла начала кричать. Она уже не понимала, где находится и что с ней творится, знала только, что в каждом уголке её тела угнездилась боль и что её нарочно мучают. Изабелла думала, что уже умерла и попала в ад, где черти вцепились в неё своими раскаленными когтями, наказывая за грехи. Черти эти вокруг неё все время что-то говорили громкими голосами, которые гремели над ней и гулом отдавались у неё в ушах, сливаясь, как смутные отражения на блестящей поверхности медного кубка. Мелькали знакомые лица, но они были искажены злобой – ужасные лица мучителей. Это демоны рвали Изабеллу на куски и смеялись, заглядывая ей в лицо, чтобы видеть, как она будет кричать. И она кричала.
– Не надо! Нет! Пресвятая Матерь Божья, помоги мне! Это был не такой уж страшный грех. Прости меня. Не надо больше, не надо, не надо!
У одного из бесов было лицо Эзры, и он впивался в самые уязвимые её места.
– Она слишком хрупкая, – сказал один из дьяволов женским голосом. – Нам придется тащить его самим. – Потом у Изабеллы появилось такое чувство, будто ей отрывают ноги.
– Мы должны вытянуть из неё ребенка, иначе она умрет, – сказала повитуха. – Мне понадобится помощь.
– Ребенок будет жить? – спросила Элеонора.
– Не могу точно сказать, мадам. Я надеюсь спасти роженицу, но удастся ли спасти еще и младенца, я не знаю.
– Постарайся быть мужественной, дорогая, – прошептала Элеонора, вытирая пот с искаженного от боли лица Изабеллы.
Изабелла опять пронзительно вскрикнула. Это был ужасный, почти бессознательный вопль, в котором, казалось, уже не было ничего человеческого.
Элеонору всю передернуло.
– Поспешите! – крикнула она. – Бедняжка очень страдает.
Сесили отослали прочь, потому что она была близка к обмороку и ей слишком скоро самой предстояло рожать, чтобы присутствовать при подобных муках. В спальне остались только Элеонора и Энис, чтобы помочь повитухе, да за дверью ждали две служанки на случай, если в них возникнет нужда. Дэйзи спустилась вниз, ища ободрения и поддержки у Эдуарда. Там же, в холле, сидел у окна Джоб, глядя на разгорающееся утро. Лицо Джоба было серым от страданий. Он всегда любил Изабеллу больше других детей Элеоноры.
И тут крик взметнулся к самой вершине сводящей с ума агонии, превратившись в пронзительный вопль муки, находящейся за пределами того, что может вынести человек, и вдруг резко оборвался на самой верхней ноте. Потом в наступившей звенящей тишине раздался тонкий, почти неслышный писк младенца. Дэйзи вздрогнула и разрыдалась в объятиях мужа.
– Теперь все позади, – постарался утешить её Эдуард.
– Она умерла, – прошептала Дэйзи, и никто не попытался возразить ей. Что-то в этом последнем страшном крике было такое, что заставило всех подумать о том же самом.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем на лестнице послышались шаги и в холл спустилась Элеонора. На её сером от усталости лице застыло какое-то странное выражение. Все вскинули на неё глаза, а Джоб, поднявшись со своего места у окна, прошел через всю комнату и замер рядом с Элеонорой, точно чувствуя, что ей понадобится его помощь и поддержка.
– Мальчик, – ответила женщина на безмолвный вопрос. – Они оба живы. И кажется... будут жить. – Голова её упала на грудь, будто Элеонора вложила в эти слова свои последние силы.
– Слава Богу, – воскликнула Дэйзи и закрыла лицо руками. Больше никто ничего не сказал. Элеонора переводила взор с одного лица на другое. Наконец взгляд её остановился на Джобе, и именно к нему были обращены её следующие слова.
– Она так мучилась, Господи! Как же она страдала! Если бы я знала, если бы я только знала, что все так получится... – Элеонора хотела сказать, что никогда не стала бы принуждать дочь выходить замуж.
– Вы не могли знать, – быстро откликнулся Джоб. – Вы не должны себя винить. – Но он видел, что она все равно корит себя, хотя, конечно, никогда не признается в этом ни одной живой душе, даже ему, Джобу. И в первый и последний раз в жизни он обнял её и прижал её голову к своему плечу. – Вы не могли' знать, – мягко повторил он. И никому не показалось странным то, что он сделал.
Ребенка Изабеллы назвали Эдмундом и побыстрее окрестили, хотя уже через несколько часов после родов стало ясным, что он будет жить, – таким крепким и здоровым он выглядел.
Четырьмя днями позже, первого сентября, родила и Дэйзи, родила с какой-то даже оскорбительной после мук Изабеллы легкостью. Ребенок оказался прехорошенькой девочкой, которую нарекли Маргарет – в честь матери Дэйзи. Дэйзи поднялась на ноги, как только почувствовала себя достаточно хорошо, но еще долго после того, как она вернулась к своим повседневным домашним делам, Изабелла была прикована к постели, страдая от боли и находясь между жизнью и смертью.
Эзра приехал навестить жену и младенца, порадовался тому, что у него теперь есть сын, и со скорбным лицом выслушал рассказ о состоянии здоровья Изабеллы.
– Не думаю, что ей следует возвращаться в Йорк, – заявил он. – Наверное, лучше будет, если она останется здесь, пока чуть-чуть не окрепнет. Боюсь, что сейчас перевозить её опасно.
– Угодно ли вам оставить здесь и ребенка? – довольно холодно осведомилась Элеонора, которой показалась недостойной та поспешность, с которой Бразен стремился переложить ответственность за жизнь Изабеллы на Морлэндов.
– Да, да, я думаю, так будет лучше. Мои слуги вряд ли подходят для того, чтобы ухаживать за младенцем, а у вас здесь есть детская и опытные няньки. Да, пусть ребенок остается здесь, пока его мать не оправится настолько, чтобы вернуться домой.
Несмотря на появление в доме двух новорожденных, осень все равно оказалась печальной, прежде всего из-за состояния Изабеллы, которая все еще боролась со смертью в затемненной комнате наверху. Потом, всего лишь через пару недель после благополучного разрешения Дэйзи от бремени, заболел Джон Батлер и еще до конца месяца отдал Богу душу. Джон порезал ногу, обходя свои склады, рана нагноилась, началась гангрена, и, прежде чем кто-нибудь догадался позвать хирурга, чтобы тот отнял ногу, яд достиг сердца, и Джон умер. Бедная Хелен была безутешна, ибо и вправду любила своего добряка мужа, ни разу в жизни не попрекнувшего её тем, что у неё не было детей. Элеонора тоже искренне оплакивала зятя, узнав ему настоящую цену во время войны, да и каждый, кто был с ним знаком, пролил по нему слезу и нашел несколько теплых слов для вдовы, заверяя её, что все они восхищались Джоном Батлером и что им будет его не хватать. Спокойный, тихий человек, никогда не занимавший высокого положения в обществе, он заводил друзей везде, где бы ни появлялся, и нанимать специальных плакальщиков на его похороны не пришлось – собрались сотни людей, искренне горевавших по усопшему. Их было так много, что не все даже поместились в храме.
А потом пришли скандальные новости из Лондона – король Эдуард тайно сочетался браком еще в мае и держал это в секрете, пока милорд Уорвик не начал рассказывать ему о невесте, которую подобрал Его Величеству во Франции. Тогда-то все и открылось... Уорвик был взбешен, Тайный Совет пребывал в шоке, а простые люди, когда новость просочилась за стены дворца, расстроились и встревожились. Ибо женщиной, которую король избрал, чтобы вручить ей корону Англии, была вдова пятью годами старше его, некая леди Грей Гробская; у неё было двое взрослых сыновей от первого брака и множество бедных родственников, пользовавшихся к тому же дурной репутацией.
Мать леди Грей, бывшая герцогиня Бедфордская, была известна как ведьма, и поговаривали, что она использовала свои колдовские чары, чтобы завлечь короля в сети своей овдовевшей дочери.
– Что-то за всем этим кроется, – сказала Элеонора Эдуарду, когда до них дошли эти слухи. – Он мог взять в жены кого угодно, а выбрал полное ничтожество. её отец был всего лишь обычным сквайром, женившимся на богатой вдове. У этой леди Грей шесть сестер, пять братьев и ни гроша за душой.
– Говорят, она очень красива, – попытался оправдать короля Эдуард.
– Причем здесь чья-то красота? Вся её семейка станет источником постоянных раздоров при дворе. В качестве приданого она не принесет королю ничего, кроме сомнительных связей. О Господи, ну почему это монархи, когда дело доходит до женитьбы, словно теряют разум? Вспомни о всех тех бедствиях, которые навлекла на страну Маргарита, став супругой Генриха. И могу поспорить, что эта Эдуардова Грей будет еще хуже. Ему ни в косм случае не следовало жениться на женщине, стоящей по происхождению гораздо ниже его: королева должна вести себя как королева, а не как жена рыночного торговца.
– Вы принимаете все это слишком близко к сердцу, матушка, – заметил Эдуард. – Она должна быть добродетельной женщиной, иначе король никогда бы не женился на ней.
Элеонора бросила на сына презрительный взгляд.
– Никто и не сомневается в том, что она отлично вышколена. Мужчины бывают такими дураками. А что до того, будто я принимаю это близко к сердцу, – посмотри, что она уже успела натворить: она поссорила милорда Уорвика с королем, а Уорвик – такой человек, которого Эдуарду следовало бы иметь рядом с собой, а не у себя за спиной с кинжалом в руке. Теперь вся страна распадается на противоборствующие лагеря! О Господи, ну почему мужчины такие идиоты?
– Все будет в порядке, матушка, не волнуйтесь, – попытался успокоить её Эдуард, но Элеонора даже не ответила.
Все-таки время – лучший лекарь. После Рождества Изабелла смогла вместе с ребенком вернуться на Кони-стрит, взяв себе в помощь двух слуг Морлэндов – горничную и молодого парня. На возвращении Изабеллы настоял Эзра, опасаясь, что может потерять влияние на ребенка, если тот будет слишком долго оставаться с бабушкой. Однако, видя, что жена все еще очень слаба, и не желая лишних скандалов, Бразен обращался с Изабеллой ласково и даже предоставил ей отдельную комнату, в которой вместе с ней поселились горничная и ребенок. Пережитые страдания превратили Изабеллу почти в калеку. Она не могла подолгу стоять или ходить, а о езде верхом не могло быть и речи. Из «Имения Морлэндов» на Кони-стрит на носилках доставили бледную тень прежней Изабеллы.
Тем временем раздоры между королем Эдуардом и милордом Уорвиком несколько поутихли, но никогда уже между ними не возникало того прежнего доверия, что связывало их в прошлом, и Уорвик уже начал задумываться: а что, собственно, он выиграл, сражаясь за то, чтобы посадить Эдуарда на трон? И вдобавок ко всему вспыхнула ссора с герцогом Бургундским, результатом которой стал его запрет на ввоз в Бургундию материи из Англии. Вложив все свои средства в производство тканей, Элеонора вдруг обнаружила, что продавать свой товар ей почти негде.
Глава 17
Летом 1468 года, когда принцесса Маргарет – младшая сестра короля Эдуарда – вышла замуж за герцога Бургундского, Хелен и Дэйзи сидели в итальянском садике с вышиванием в руках, наслаждаясь солнцем и уединением, позволившим им сбросить тяжелые чепцы и остаться только в легких платках. Обсуждали они, как и все в Англии, свадьбу в королевском семействе.
– Двести золотых крон! – удивлялась Дэйзи. Она оставалась все такой же домашней и хорошенькой, как и прежде, хотя и располнела немного после рождения своего последнего ребенка и начала слегка задыхаться при ходьбе. – Это же надо, какие деньги Чего же удивляться, что милорд Уорвик был против.
– Он был против вовсе не поэтому. Он мечтал о союзе с Францией. Вообще, он всегда хотел, чтобы король женился на одной из французских принцесс. Вот он и рассвирепел, когда Эдуард обвенчался с леди Грей.
– Но этот брак вроде бы оказался удачным, – заметила Дэйзи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90