* * *
Солнце ярко сияло и в Сибери, но зрителей собралось немного. Низкий уровень скачек был настолько очевиден, что вызывал только жалость. Худосочные четвероногие, спотыкаясь и пошатываясь, в конце концов все же добирались до финиша. Я с печалью подумал, что со своим неискушенным умом пытаюсь переиграть лорда Хегборна, капитана Оксона, стюардов Сибери, Крея, Болта, Фреда, Лео, и кто знает, сколько их там еще.
За весь день не случилось ни одного происшествия. Лошади беззаботно скакали, точнее, переползали через коричневое торфяное покрытие полосы, поврежденной серной кислотой, и, когда они преодолевали заборы в пальнем от трибун конце скаковой дорожки, огромные солнечные зайчики не били им в глаза.
Прекрасная погода привела зрителей в хорошее настроение, и чувство прежнего оживления, всегда царившего в Сибери, временно вернулось на ипподром. Многие, замечая обветшалый вид трибун, говорили, что пора уже привести такое приятное для соревнований место в порядок. Если люди и вправду так думают, вздохнул я, возможно, возрождение Сибери не так уж несбыточно.
Старший стюард внимательно выслушал меня, когда я по совету Занны Мартин предложил провести подписку среди зрителей, чтобы каждый по желанию сделал взнос на возрождение ипподрома. Он недоверчиво смотрел на меня, но сказал, что обсудит с коллегами, как это устроить.
Несмотря на эти маленькие успехи, у меня не переставали бегать по спине мурашки. У лорда Хегборна фотографий не оказалось.
— Их просто куда-то переложили, Сид, — мягко успокаивал он меня. — Не устраивайте такой переполох из-за пустяка. Фотографии найдутся.
Он рассказал, что положил их на стол, за которым проходило собрание стюардов. Когда деловая часть закончилась, он встал и, беседуя с одним из коллег, отошел к дверям. Потом вернулся, но пакета на месте уже не было: стол готовили для ленча, выбросили окурки из пепельниц, постелили белую скатерть.
— Что решило собрание? — спросил я.
Он долго мялся, но в конце концов признался, что вопрос отложили на неделю-две, в спешке никто не видел необходимости. Акции переходят из рук в руки медленно, очень медленно. Но все же стюарды согласились, что Ханту Рэднору стоит продолжить расследование.
Я не решился войти в комнату стюардов, чтобы поискать пакет с фотографиями, и стал расспрашивать служащих фирмы, которые привезли продукты для ленча. Но они ничего не видели. Я спустился вниз к женщине, которая убирала стол после собрания. Она выбросила кучу бумаги, но никакого пакета там не было. Она согласилась поискать в мусорной корзине и в комнате стюардов, но вернувшись, покачала головой.
Я спросил у мистера Фотертона, директора-распорядителя ипподрома Сибери, спросил у капитана Оксона спросил у секретаря, я спрашивал у каждого, кто, на мой взгляд, присутствовал на собрании. Никто из них не знал куда делись фотографии. И все они так же, как лорд Хегборн, успокаивали меня:
— Не волнуйтесь, Сид. Найдутся.
Но фотографии не нашлись.
Я пробыл на ипподроме до шести вечера, когда сменился патруль. Принявшие дежурство были теми же оперативниками, которые провели здесь прошлую ночь: четверо бывших полицейских средних лет, опытных и знающих свое дело. Они удобно устроились в комнате для прессы с центральным отоплением и четырьмя телефонами. Ее окна выходили на две стороны, на поле и на трибуны. «Лучшей штаб-квартиры для ночных дежурств и придумать нельзя», — сказали они.
Между последним заездом в три тридцать и шестью часами я успел не только расспросить всех о фотографиях, но и свозить лорда Хегборна к бунгало пожилой пары, чтобы он сам посмотрел, где было разбитое пулей зеркало. Я убедил капитана Оксона вместе со мной обойти все помещения ипподрома. Он довольно охотно согласился. Его прежняя подозрительность почти совсем пропала — видимо, решил я, относительно успешный прошедший день поднял ему настроение.
Я поехал в Сибери и снял номер в отеле «Сифронт», где часто останавливался в прежние времена. Отель наполовину пустовал, а раньше в дни скачек тут яблоку негде было упасть. В баре за бокалом бренди хозяин отеля пожаловался мне на упадок дел.
— Скачки обычно всю зиму приносили неплохой доход, — вздыхал он. — А сейчас почти никто не приезжает. Говорят, что распорядители даже отказались проводить соревнования в январе. Я скажу вам так: ипподром должен процветать, это нужно всем, кто здесь живет.
— А-а! — воскликнул я. — Так напишите в совет города, пусть там знают, чего хотят жители!
— Не поможет, — мрачно сказал он.
— Как знать?... А вдруг поможет? Вы напишите.
— Ладно, Сид. Только чтобы доставить вам удовольствие. А теперь еще бренди за счет заведения — в память о прежних днях!
Я рано пообедал вместе с хозяином отеля и его женой пошел погулять по берегу моря. Вечер был сухим и холодным, и легкий ветерок, дувший с моря, приносил запах водорослей. Прибрежная галька скрипела и переворачивалась под подошвами, а зимний песок спрессовался и стал жестким, как скала. Я медленно шагал по берегу в восточном направлении, в сторону от ипподрома, и, думая о Крее и его махинациях, не скоро вспомнил, что обещал позвонить Рэднору.
Мне нечего было ему сказать, и я особенно не спешил. К Сибери я вернулся почти в десять часов. Модернизация еще не коснулась таких маленьких городков, и в номерах отеля телефонов не было. Поэтому я позвонил из первой же попавшейся на глаза будки на набережной.
Мне ответил не Рэднор, а Чико, и по его голосу я сразу догадался, что произошло что-то непредвиденное.
— Сид... — начал он. — Сид, послушай, дружище, не знаю, что и сказать тебе. Только сохраняй спокойствие. Мы весь вечер стараемся найти тебя.
— Что?... — Я сглотнул.
— Кто-то подбросил бомбу в твою квартиру.
— Бомбу? — тупо повторил я.
— Пластиковую бомбу. Взорвана стена, которая выходит на улицу. Соседние квартиры страшно пострадали. А твоя... Понимаешь, там вообще ничего не осталось. Просто огромная дыра... И висят какие-то черные лохмотья. Поэтому полиция решила, что это пластиковая бомба. Такие используют террористы... Сид, ты здесь?
— Я слушаю.
— Мне очень жаль, дружище. Мне очень жаль. Но это еще не все. Они сделали то же самое в офисе. Бомба взорвалась в отделе скачек, и весь дом остался без стены. Проклятие!... Это ужасно.
— Чико...
— Знаю. Знаю. Шеф сейчас там. Смотрит, что осталось. Он велел мне сидеть у него, потому что ты обещал позвонить. Никто серьезно не пострадал — это единственная хорошая новость. Человек шесть твоих соседей получили ушибы и ссадины. А в офисе, естественно, никого не было.
— В котором часу?
— Бомба в офисе взорвалась часа полтора назад, а в твоей квартире — часов в семь. Мы с шефом и полицией поехали к тебе, когда по радио пришло сообщение, что в офисе взрыв. Полиция считает, что тот, кто это сделал что-то искал. Люди, которые живут под тобой, слышали что наверху часа два перед взрывом что-то передвигали Но они решили, что это ты шумишь. Похоже, что террорист сдвинул всю мебель в гостиную и в середину положил бомбу. Видимо, он не нашел того, что искал, и поэтому решил все уничтожить, на случай, если пропустил что-нибудь.
— Все...
— Ничего не осталось. Боже мой, Сид, мне не хочется этого говорить!... Но там ничего, ничего...
Письма Дженни. Единственная фотография отца и матери. Призы, которые я выигрывал на скачках. Все погибло. Я прислонился к стене, чтобы не упасть.
— Сид, ты слушаешь?
— Да.
— И в офисе ничего не осталось. Люди, которые живут напротив, видели свет в окнах и какое-то движение, но они подумали, что мы работаем допоздна. Шеф считает, что раз они не нашли то, что искали, нам надо знать, что это такое. Сид, что они искали?
— Не знаю.
— Ты должен знать.
— Нет. Не знаю.
— Подумай по дороге в Лондон.
— Я не поеду в Лондон. Сегодня не поеду. В этом нет смысла. Думаю, лучше вернуться на ипподром и проверить, не случилось ли там чего-нибудь.
— Хорошо. Я скажу шефу, когда он позвонит. Он собирался всю ночь провести на Кромвель-роуд.
Я повесил трубку и вышел из будки. Рэднор прав: очень важно знать, что искали те, кто подложил бомбы. Я прислонился к стене и стал перебирать в памяти, что могло бы их интересовать. Я намеренно не думал о квартире, которую начинал считать своим домом, о потерянных вещах. Так уже случалось со мной раньше. К примеру, когда ночью умерла мать, а на следующий день я одержал первую победу на скачках.
Чтобы искать какой-то предмет, надо знать о его существовании. Если используется бомба, значит, уничтожить этот предмет важнее, чем найти. Что было у меня, и было совсем недавно — иначе бы они давно искали это, — что Крею необходимо уничтожить?
Была пуля, которую Фред случайно выпустил в зеркало. Они не нашли ее потому, что она в баллистической лаборатории полиции. И если бы они думали, что она у меня, то устроили бы налет прошлой ночью.
Было письмо, которое Болт рассылал акционерам Сибери, но у него сотни таких писем. Зачем бы ему понадобилось еще одно, даже если бы он знал, что оно у меня есть?
Письмо, которое Мервин Бринтон по памяти переписывал для меня? Но если это оно, тогда...
Я вернулся в будку, нашел в лежавшем на полке справочнике его телефон и позвонил.
К моему облегчению, он ответил.
— У вас все в порядке, мистер Бринтон?
— Да, да. А что случилось?
— Вам больше не звонил тот огромный парень? Вы никому не говорили о моем визите или о том, что знаете письмо брата наизусть?
— Нет, не звонил. Я никому не говорил и никогда не скажу. — Голос у него звучал испуганно.
— Прекрасно, — успокоил я его. — Тогда все хорошо. Я только проверял.
Значит, это не письмо Бринтона.
Фотографии. Пока Рэднор вчера днем не отдал их лорду Хегборну, они все время были в офисе. Никто за стенами агентства, кроме лорда Хегборна и Чарлза, не знал об их существовании. Но сегодня утром лорд Хегборн привез их в Сибери, показал на собрании стюардов и потерял.
Допустим, они не потерялись, а были украдены. Кем-то, кто знает Крея и подумал, что ему следует их иметь. По датам на всех этих документах Крей точно определит, когда были сделаны фотографии. И где...
У меня перехватило дыхание. Теперь я должен учитывать, мелькнула мысль, что они наконец собрали воедино всех Холли и всех Сидов.
Я позвонил в Эйнсфорд. К телефону подошел Чарлз, спокойный и рассудительный, как всегда.
— Чарлз, пожалуйста, сделайте сейчас же то, что я вам скажу, и не задавайте вопросов. Хватайте миссис Кросс, садитесь в машину и срочно уезжайте из дома. Потом позвоните мне. Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать. Запишите, Сибери, семьдесят девять четыреста одиннадцать.
— Хорошо, — сказал он и положил трубку.
«Слава богу, — подумал я. — Морская выучка». У него совсем немного времени. Бомба в офисе взорвалась полтора часа назад. От Лондона до Эйнсфорда тоже часа полтора езды.
Десять минут спустя зазвонил телефон, и я схватил трубку.
— Мне сказали, что ты в телефонной будке. — Это был Чарлз.
— Правильно. А вы?
— Я в пивной в деревне. Теперь объясни, в чем дело?
Я рассказал ему о бомбах и о пропавших фотографиях. Он пришел в ужас.
— По-моему, взрывы связаны с фотографиями. Не представляю, что еще они могли искать. — Я вздохнул.
— Но ты же сказал, что фотографии уже у них?
— Негативы.
— Ах, да. Их не было ни в твоей квартире, ни в офисе?
— Не было. Совершенно случайно они попали в другое место.
— Ты полагаешь, что они продолжают искать и приедут в Эйнсфорд?
— Если они достаточно озверели, то могут вспомнить про Эйнсфорд и решить, будто вы знаете, где я храню негативы... Я просил вас срочно уехать, потому что не хотел рисковать. Если они решили обыскать Эйнсфорд, то в любую минуту могут быть там. У меня нет сомнений, что они не оставят нас в покое, ведь они знают, что я переснял бумаги в вашем доме.
— По датам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38