— Вам удалось найти что-то конкретное в подтверждение идеи, что беды Сибери злонамеренно подстроены?
— Еще нет, сэр.
— На мой взгляд, предположение несколько искусственное, — раздраженно сказал он. — Помните, я говорил об этом с самого начала. Если вы в ближайшее время не найдете что-то... Расследование обходится дорого, вы же знаете.
Проходивший мимо стюард отвлек его, сообщив о другой неотложной проблеме, и лорд Хегборн ушел, не закончив разговора. Я мрачно размышлял о том, что неприятная особенность этого дела — полное отсутствие данных любого рода. А если и попадаются косвенные улики, то построить на них что-либо невозможно.
Джордж все еще не нашел ни единого слабого места в репутации Говарда Крея, а бывший сержант Картер освободил Болта от возможных подозрений. Чико вернулся из Сибери вообще с пустыми руками.
Мы встретились с ним утром в офисе перед тем, как я поехал в Кемптон.
— Ничего, — сообщил Чико. — У меня уже мозоли на языке, я стучался в каждую дверь вдоль дороги. Мрак, ни единой вспышки. Все уверены, что участок дороги, пересекающей ипподром, в момент аварии не был закрыт. Но там и движение небольшое. Я посчитал, скорость в среднем сорок миль в час. Но все равно темная история: никто из соседей не заметил, что там произошло. Так не бывает.
— Кто-нибудь видел цистерну до того, как она перевернулась?
— Там постоянно ездят цистерны. Несколько человек пожаловались мне. Но именно эту никто не видел.
— Но почему такое совпадение: авария произошла в таком месте и в такое время, чтобы ущерб был максимальным? И водитель упаковал вещи и уехал несколько дней спустя, не оставив адреса.
— Ну... — Чико задумчиво дернул себя за ухо. — Я не нашел никаких следов, чтобы кто-то нанимал подъемный механизм. И никто в этих маленьких бунгало не видел, чтобы такая машина проезжала по дороге. Они видели кран, который приехал уже после аварии поднимать цистерну.
— Что насчет дренажных сооружений?
— Никаких дренажных сооружений, — хмыкнул Чико. — Пусто.
— Хорошо.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы ты нашел на картах, что там когда-то были какие-то дренажные канавы, несчастья во время скачек можно было бы считать просто случайностями. А так эти ямы похожи на ловушки для тигров.
— Кто-то ночью поработал лопатой? Ловкий ход.
— Да. — Я нахмурился. — Эти ямы подготовили задолго до скачек, чтобы земля осела и линия траншей не была заметна.
— И сверху их накрыли достаточно хорошо, чтобы трактор не провалился, — добавил Чико.
— Трактор?
— Там вчера трактор тянул прицеп с отравленной землей.
— Ах да, конечно. Покрытие должно быть крепким, чтобы выдержать трактор. Но ноги лошади сильнее давят на землю. Ее вес не распределен, как у трактора, по всей длине, а сосредоточен в четырех точках.
— Верно!
— Замена почвы идет быстро? — спросил я.
— Ты шутишь.
Ужасное настроение. Самый скверный день. Во-первых, нерешительность лорда Хегборна. Кроме того, все без конца разглядывали меня, потому что я выполнил обещание, данное Занне Мартин. Жалость, любопытство, удивление, неловкость, отвращение — слишком много для одного дня. Я пытался воспринимать некоторые из этих проявлений человеческого интереса к моему уродству как плохое воспитание или бестактность, но от этого мне не было легче. Я ругал себя за идиотскую чувствительность, но и это не помогало. «Если мисс Мартин не выполнит свою половину уговора, я задушу ее», — горестно думал я.
Ближе к концу этого ужасного дня мы с Марком Уитни пошли выпить в бар возле верхних трибун.
— Значит, вот это ты всегда прятал в кармане и перчатках? — спросил он.
— Да.
— Тяжелая штуковина, — проговорил он.
— Боюсь, ты прав.
— Еще болит?
— Если ударюсь. И ноет иногда.
— Хм, — сочувственно произнес Марк. — У меня лодыжка тоже ноет. Это суставы. Их можно заштопать, но они никогда не дают забыть о себе. — Он усмехнулся. — Выпьем еще? Время есть. Моя лошадь бежит только в пятом заезде.
Мы заказали еще раз бренди, поговорили о лошадях, и я подумал, как бы хорошо было, если бы все были похожи на Марка Уитни.
— Марк, — сказал я, когда мы возвращались к весовой, — ты не помнишь, перед тем как продали Данстейбл, там тоже случались разные аварии?
— Давно это было. Надо подумать. — Он помолчал. — Конечно, последние год-два дела там шли неважно, посещаемость упала, и у них не хватало денег на ремонт.
— А какие-нибудь серьезные катастрофы?
— Директор-распорядитель ипподрома покончил с собой, если ты это называешь катастрофой. Да, сейчас я вспомнил, что упадок процветающего Данстейбла связывали с психическим расстройством директора. По-моему, его фамилия была Бринтон. Он тихонечко чокнулся и принимал самые идиотские решения. Они-то и погубили Данстейбл.
— Я и позабыл, — мрачно сказал я.
Марк пошел в здание весовой. Самоубийство директора ипподрома вряд ли можно приписать Крею, размышлял я, облокотившись о брусья ограды. Хотя падение Данстейбла вполне могло подсказать ему идею, как захватить Сибери. Он мог не спешить, но возникшая недавно угроза национализации земли под строительство, видимо, подтолкнула его взять Сибери в клещи. Я вздохнул, стараясь отвлечься от ужаса в завороженных глазах девочки-подростка, дочери владельца лошади, с которой я раньше работал, и поплелся к парадному кругу посмотреть на выездку.
Этот слишком долгий день все же кончился. Я вернулся домой и приготовил себе бренди с водой, гораздо большую порцию, чем обычно. Весь вечер я обдумывал то немногое, что мне удалось накопать, и не пришел ни к каким результатам. Утром, когда я занимался тем же, чем и вечером, раздался звонок. На пороге стоял Чарлз.
— Проходите, — удивленно пригласил я. Чарлз редко приходил ко мне на квартиру и почти никогда не приезжал по субботам в Лондон. — Может, позавтракаем? Внизу вполне приличный ресторан.
— Возможно. Через несколько минут. — Он снял пальто и перчатки и согласился выпить виски. Его сковывала какая-то неловкость, весь его элегантный городской вид и озабоченно нахмуренный лоб говорили о том, что визит ко мне не доставляет ему удовольствия.
— Ладно, — сказал я, — в чем дело?
— Э-э... я только что приехал из Эйнсфорда. Дорога пустая. Приятное путешествие. Великолепное утро, я думал... Проклятие! — неожиданно взорвался он и со стуком поставил бокал на стол. — Короче говоря... Дженни вчера вечером позвонила из Афин. Она встретила там какого-то человека и просила меня сказать тебе, что хочет развода.
— О, — произнес я и подумал, как это похоже на нее — послать Чарлза, чтобы опустить топор. Практичная Дженни, жаждущая разжечь новый костер, подбрасывая сухие поленья. А если дерево еще не умерло, тем хуже для него.
— Должен заметить, — с облегчением проговорил Чарлз, — что ты и сам хорошо над этим поработал.
— Над чем?
— Ты не придавал значения тому, что случилось.
— Еще как придавал.
— Но никто бы и не заподозрил! — Чарлз вздохнул. — Когда я передал, что твоя жена просит развод, ты всего лишь сказал: "О". Когда это случилось, — он кивнул на мою руку, — я приехал к тебе с сочувствием, и первым, что ты мне сказал, если я точно запомнил, было следующее: «Не унывайте, Чарлз. Мне это нравилось, и я ни о чем не жалею».
— Да, так я и сказал.
С самого раннего детства я инстинктивно избегал сочувствия. Мне не нужно сочувствие. Я не доверяю ему. От него размягчаешься, а незаконнорожденный ребенок не может позволить себе быть мягким. Один способен рыдать на всю школу, а другой никогда не допустит такого ужасного позора. Бедность, насмешки, потом уход жены и поломанная карьера вызывали у меня только пожатие плечами и твердое убеждение: горе должно быть спрятано глубоко внутри, подальше от посторонних глаз. Глупо, наверно, но ничего не поделаешь.
Мы с Чарлзом позавтракали внизу в ресторане и обсудили детали развода так, будто говорили о посторонних людях. Оказалось, Дженни не хотела упоминать о том, что причина развода — ее новое замужество. «Пусть Сид устроит как-нибудь это дело, он же работает в агентстве и должен знать способы», — сказала она Чарлзу. Чарлз объяснил, что будущий муж Дженни так же, как и Тони, дипломат и предпочел бы, чтобы не она была инициатором развода.
Изменял ли я уже Дженни, деликатно спросил Чарлз. Глядя, как он зажигает сигару, я ответил:
— Боюсь, что нет, потому что по не зависящим от меня причинам долго неважно себя чувствовал.
Он согласился, что причины вполне уважительные. Но я заверил его, что устрою все так, как хочет Дженни. Для моего будущего это не имеет значения, а для нее — очень важно. Чарлз сказал, что она будет очень благодарна. Впрочем, зная ее, я подумал, что Дженни просто воспримет мои хлопоты как должное.
Закончив обсуждение этой темы, мы переключились на Крея. Я спросил Чарлза, видел ли он его на прошедшей неделе.
— Да, я как раз собирался тебе сказать, что в четверг завтракал с ним в клубе. Совершенно случайно. Так получилось, что, кроме нас, там никого не было.
— Вы впервые встретили его у себя в клубе?
— Да. Разумеется, он благодарил меня за прекрасный уик-энд и тому подобное. Поговорили о кварцах. «Очень интересная коллекция», — сказал он. Но ни звука о камне «Святого Луки». Мне очень хотелось прямо спросить его, чтобы увидеть реакцию. — Чарлз стряхнул пепел и улыбнулся. — Я мимоходом упомянул о тебе. Он мягко сказал, что ты грубо оскорбил его самого и его жену, но что, разумеется, это не могло испортить ему удовольствие от пребывания в моем доме. Я подумал, что дело скверно. Он может устроить тебе какую-нибудь гадость. По крайней мере, он намерен это сделать.
— Да, — жизнерадостно согласился я. — Я действительно оскорбил его и, кроме того, шпионил за ним. И все, что он обо мне говорил, вполне заслуженно.
И я рассказал Чарлзу, как сфотографировал бумаги Крея, что узнал или о чем догадался за прошедшую неделю. Его сигара потухла. Он выглядел потрясенным.
— Разве вы не хотели, чтобы я влез в это дело? — спросил я. — Вы же сами начали. Чего же вы ожидали?
— Просто я забыл, каким ты был всегда. Решительным. Даже безжалостным. — Чарлз улыбнулся. — Моя игра ради твоего выздоровления пошла даже лучше, чем я ожидал.
— Боже, помоги другим вашим пациентам, если Крей — обычное лекарство, которое вы применяете.
Мы направились к стоянке, где Чарлз оставил машину. Он собирался сразу вернуться домой.
— Надеюсь, что, несмотря на развод, я буду иногда видеть вас? — спросил я. — Меня бы очень огорчило, если бы это оказалось невозможным. Став бывшим зятем, я вряд ли смогу приезжать в Эйнсфорд.
— Я страшно рассержусь, Сид, если ты не будешь приезжать. — Он остановился и посмотрел на меня. — Дженни начнет метаться по свету, как и Джил. В Лондоне ее не будет. Приезжай в Эйнсфорд всегда, когда захочешь.
— Спасибо. — Я испытывал искреннюю благодарность, и она прозвучала в моем голосе.
Он стоял рядом с машиной и смотрел на меня сверху вниз с высоты своих шести футов.
— Дженни, — небрежно заметил он, — дура.
Я покачал головой: нет, Дженни не была дурой. Она хорошо знала, что ей нужно, но это был не я.
* * *
Когда в понедельник я пришел — вовремя! — в офис агентства Рэднора, телефонистка перехватила меня и сообщила, что шеф уже давно ждет моего прихода.
— Доброе утро, — сказал Рэднор. — Я только что разговаривал с лордом Хегборном. Он считает, что нам уже пора представить ему результаты расследования, и он сообщил, что не может сегодня поехать в Сибери, потому что его машина на профилактическом осмотре. Пока вы еще не взорвались, Сид, послушайте... Я сказал, что вы сразу же по приходу заедете за ним и отвезете туда на своей машине. Так что пошевеливайтесь.
— Держу пари, ему не понравилось ваше предложение, — усмехнулся я.
— Он не сумел быстро придумать убедительную причину для отказа. Забирайте его, пока он ее не придумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Еще нет, сэр.
— На мой взгляд, предположение несколько искусственное, — раздраженно сказал он. — Помните, я говорил об этом с самого начала. Если вы в ближайшее время не найдете что-то... Расследование обходится дорого, вы же знаете.
Проходивший мимо стюард отвлек его, сообщив о другой неотложной проблеме, и лорд Хегборн ушел, не закончив разговора. Я мрачно размышлял о том, что неприятная особенность этого дела — полное отсутствие данных любого рода. А если и попадаются косвенные улики, то построить на них что-либо невозможно.
Джордж все еще не нашел ни единого слабого места в репутации Говарда Крея, а бывший сержант Картер освободил Болта от возможных подозрений. Чико вернулся из Сибери вообще с пустыми руками.
Мы встретились с ним утром в офисе перед тем, как я поехал в Кемптон.
— Ничего, — сообщил Чико. — У меня уже мозоли на языке, я стучался в каждую дверь вдоль дороги. Мрак, ни единой вспышки. Все уверены, что участок дороги, пересекающей ипподром, в момент аварии не был закрыт. Но там и движение небольшое. Я посчитал, скорость в среднем сорок миль в час. Но все равно темная история: никто из соседей не заметил, что там произошло. Так не бывает.
— Кто-нибудь видел цистерну до того, как она перевернулась?
— Там постоянно ездят цистерны. Несколько человек пожаловались мне. Но именно эту никто не видел.
— Но почему такое совпадение: авария произошла в таком месте и в такое время, чтобы ущерб был максимальным? И водитель упаковал вещи и уехал несколько дней спустя, не оставив адреса.
— Ну... — Чико задумчиво дернул себя за ухо. — Я не нашел никаких следов, чтобы кто-то нанимал подъемный механизм. И никто в этих маленьких бунгало не видел, чтобы такая машина проезжала по дороге. Они видели кран, который приехал уже после аварии поднимать цистерну.
— Что насчет дренажных сооружений?
— Никаких дренажных сооружений, — хмыкнул Чико. — Пусто.
— Хорошо.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы ты нашел на картах, что там когда-то были какие-то дренажные канавы, несчастья во время скачек можно было бы считать просто случайностями. А так эти ямы похожи на ловушки для тигров.
— Кто-то ночью поработал лопатой? Ловкий ход.
— Да. — Я нахмурился. — Эти ямы подготовили задолго до скачек, чтобы земля осела и линия траншей не была заметна.
— И сверху их накрыли достаточно хорошо, чтобы трактор не провалился, — добавил Чико.
— Трактор?
— Там вчера трактор тянул прицеп с отравленной землей.
— Ах да, конечно. Покрытие должно быть крепким, чтобы выдержать трактор. Но ноги лошади сильнее давят на землю. Ее вес не распределен, как у трактора, по всей длине, а сосредоточен в четырех точках.
— Верно!
— Замена почвы идет быстро? — спросил я.
— Ты шутишь.
Ужасное настроение. Самый скверный день. Во-первых, нерешительность лорда Хегборна. Кроме того, все без конца разглядывали меня, потому что я выполнил обещание, данное Занне Мартин. Жалость, любопытство, удивление, неловкость, отвращение — слишком много для одного дня. Я пытался воспринимать некоторые из этих проявлений человеческого интереса к моему уродству как плохое воспитание или бестактность, но от этого мне не было легче. Я ругал себя за идиотскую чувствительность, но и это не помогало. «Если мисс Мартин не выполнит свою половину уговора, я задушу ее», — горестно думал я.
Ближе к концу этого ужасного дня мы с Марком Уитни пошли выпить в бар возле верхних трибун.
— Значит, вот это ты всегда прятал в кармане и перчатках? — спросил он.
— Да.
— Тяжелая штуковина, — проговорил он.
— Боюсь, ты прав.
— Еще болит?
— Если ударюсь. И ноет иногда.
— Хм, — сочувственно произнес Марк. — У меня лодыжка тоже ноет. Это суставы. Их можно заштопать, но они никогда не дают забыть о себе. — Он усмехнулся. — Выпьем еще? Время есть. Моя лошадь бежит только в пятом заезде.
Мы заказали еще раз бренди, поговорили о лошадях, и я подумал, как бы хорошо было, если бы все были похожи на Марка Уитни.
— Марк, — сказал я, когда мы возвращались к весовой, — ты не помнишь, перед тем как продали Данстейбл, там тоже случались разные аварии?
— Давно это было. Надо подумать. — Он помолчал. — Конечно, последние год-два дела там шли неважно, посещаемость упала, и у них не хватало денег на ремонт.
— А какие-нибудь серьезные катастрофы?
— Директор-распорядитель ипподрома покончил с собой, если ты это называешь катастрофой. Да, сейчас я вспомнил, что упадок процветающего Данстейбла связывали с психическим расстройством директора. По-моему, его фамилия была Бринтон. Он тихонечко чокнулся и принимал самые идиотские решения. Они-то и погубили Данстейбл.
— Я и позабыл, — мрачно сказал я.
Марк пошел в здание весовой. Самоубийство директора ипподрома вряд ли можно приписать Крею, размышлял я, облокотившись о брусья ограды. Хотя падение Данстейбла вполне могло подсказать ему идею, как захватить Сибери. Он мог не спешить, но возникшая недавно угроза национализации земли под строительство, видимо, подтолкнула его взять Сибери в клещи. Я вздохнул, стараясь отвлечься от ужаса в завороженных глазах девочки-подростка, дочери владельца лошади, с которой я раньше работал, и поплелся к парадному кругу посмотреть на выездку.
Этот слишком долгий день все же кончился. Я вернулся домой и приготовил себе бренди с водой, гораздо большую порцию, чем обычно. Весь вечер я обдумывал то немногое, что мне удалось накопать, и не пришел ни к каким результатам. Утром, когда я занимался тем же, чем и вечером, раздался звонок. На пороге стоял Чарлз.
— Проходите, — удивленно пригласил я. Чарлз редко приходил ко мне на квартиру и почти никогда не приезжал по субботам в Лондон. — Может, позавтракаем? Внизу вполне приличный ресторан.
— Возможно. Через несколько минут. — Он снял пальто и перчатки и согласился выпить виски. Его сковывала какая-то неловкость, весь его элегантный городской вид и озабоченно нахмуренный лоб говорили о том, что визит ко мне не доставляет ему удовольствия.
— Ладно, — сказал я, — в чем дело?
— Э-э... я только что приехал из Эйнсфорда. Дорога пустая. Приятное путешествие. Великолепное утро, я думал... Проклятие! — неожиданно взорвался он и со стуком поставил бокал на стол. — Короче говоря... Дженни вчера вечером позвонила из Афин. Она встретила там какого-то человека и просила меня сказать тебе, что хочет развода.
— О, — произнес я и подумал, как это похоже на нее — послать Чарлза, чтобы опустить топор. Практичная Дженни, жаждущая разжечь новый костер, подбрасывая сухие поленья. А если дерево еще не умерло, тем хуже для него.
— Должен заметить, — с облегчением проговорил Чарлз, — что ты и сам хорошо над этим поработал.
— Над чем?
— Ты не придавал значения тому, что случилось.
— Еще как придавал.
— Но никто бы и не заподозрил! — Чарлз вздохнул. — Когда я передал, что твоя жена просит развод, ты всего лишь сказал: "О". Когда это случилось, — он кивнул на мою руку, — я приехал к тебе с сочувствием, и первым, что ты мне сказал, если я точно запомнил, было следующее: «Не унывайте, Чарлз. Мне это нравилось, и я ни о чем не жалею».
— Да, так я и сказал.
С самого раннего детства я инстинктивно избегал сочувствия. Мне не нужно сочувствие. Я не доверяю ему. От него размягчаешься, а незаконнорожденный ребенок не может позволить себе быть мягким. Один способен рыдать на всю школу, а другой никогда не допустит такого ужасного позора. Бедность, насмешки, потом уход жены и поломанная карьера вызывали у меня только пожатие плечами и твердое убеждение: горе должно быть спрятано глубоко внутри, подальше от посторонних глаз. Глупо, наверно, но ничего не поделаешь.
Мы с Чарлзом позавтракали внизу в ресторане и обсудили детали развода так, будто говорили о посторонних людях. Оказалось, Дженни не хотела упоминать о том, что причина развода — ее новое замужество. «Пусть Сид устроит как-нибудь это дело, он же работает в агентстве и должен знать способы», — сказала она Чарлзу. Чарлз объяснил, что будущий муж Дженни так же, как и Тони, дипломат и предпочел бы, чтобы не она была инициатором развода.
Изменял ли я уже Дженни, деликатно спросил Чарлз. Глядя, как он зажигает сигару, я ответил:
— Боюсь, что нет, потому что по не зависящим от меня причинам долго неважно себя чувствовал.
Он согласился, что причины вполне уважительные. Но я заверил его, что устрою все так, как хочет Дженни. Для моего будущего это не имеет значения, а для нее — очень важно. Чарлз сказал, что она будет очень благодарна. Впрочем, зная ее, я подумал, что Дженни просто воспримет мои хлопоты как должное.
Закончив обсуждение этой темы, мы переключились на Крея. Я спросил Чарлза, видел ли он его на прошедшей неделе.
— Да, я как раз собирался тебе сказать, что в четверг завтракал с ним в клубе. Совершенно случайно. Так получилось, что, кроме нас, там никого не было.
— Вы впервые встретили его у себя в клубе?
— Да. Разумеется, он благодарил меня за прекрасный уик-энд и тому подобное. Поговорили о кварцах. «Очень интересная коллекция», — сказал он. Но ни звука о камне «Святого Луки». Мне очень хотелось прямо спросить его, чтобы увидеть реакцию. — Чарлз стряхнул пепел и улыбнулся. — Я мимоходом упомянул о тебе. Он мягко сказал, что ты грубо оскорбил его самого и его жену, но что, разумеется, это не могло испортить ему удовольствие от пребывания в моем доме. Я подумал, что дело скверно. Он может устроить тебе какую-нибудь гадость. По крайней мере, он намерен это сделать.
— Да, — жизнерадостно согласился я. — Я действительно оскорбил его и, кроме того, шпионил за ним. И все, что он обо мне говорил, вполне заслуженно.
И я рассказал Чарлзу, как сфотографировал бумаги Крея, что узнал или о чем догадался за прошедшую неделю. Его сигара потухла. Он выглядел потрясенным.
— Разве вы не хотели, чтобы я влез в это дело? — спросил я. — Вы же сами начали. Чего же вы ожидали?
— Просто я забыл, каким ты был всегда. Решительным. Даже безжалостным. — Чарлз улыбнулся. — Моя игра ради твоего выздоровления пошла даже лучше, чем я ожидал.
— Боже, помоги другим вашим пациентам, если Крей — обычное лекарство, которое вы применяете.
Мы направились к стоянке, где Чарлз оставил машину. Он собирался сразу вернуться домой.
— Надеюсь, что, несмотря на развод, я буду иногда видеть вас? — спросил я. — Меня бы очень огорчило, если бы это оказалось невозможным. Став бывшим зятем, я вряд ли смогу приезжать в Эйнсфорд.
— Я страшно рассержусь, Сид, если ты не будешь приезжать. — Он остановился и посмотрел на меня. — Дженни начнет метаться по свету, как и Джил. В Лондоне ее не будет. Приезжай в Эйнсфорд всегда, когда захочешь.
— Спасибо. — Я испытывал искреннюю благодарность, и она прозвучала в моем голосе.
Он стоял рядом с машиной и смотрел на меня сверху вниз с высоты своих шести футов.
— Дженни, — небрежно заметил он, — дура.
Я покачал головой: нет, Дженни не была дурой. Она хорошо знала, что ей нужно, но это был не я.
* * *
Когда в понедельник я пришел — вовремя! — в офис агентства Рэднора, телефонистка перехватила меня и сообщила, что шеф уже давно ждет моего прихода.
— Доброе утро, — сказал Рэднор. — Я только что разговаривал с лордом Хегборном. Он считает, что нам уже пора представить ему результаты расследования, и он сообщил, что не может сегодня поехать в Сибери, потому что его машина на профилактическом осмотре. Пока вы еще не взорвались, Сид, послушайте... Я сказал, что вы сразу же по приходу заедете за ним и отвезете туда на своей машине. Так что пошевеливайтесь.
— Держу пари, ему не понравилось ваше предложение, — усмехнулся я.
— Он не сумел быстро придумать убедительную причину для отказа. Забирайте его, пока он ее не придумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38