Надо что-то сделать, опередив Крея.
С одной стороны — Крей, с другой — инертность распорядителей скачек... В порыве злости я нажал на акселератор, и машина понеслась по холмам, будто птица. Теперь я нечасто ездил с такой скоростью, мне еще не хватало второй руки на руле. Взлетев на очередной холм, я вспомнил о нервах своего пассажира и позволил стрелке спидометра застыть на пятидесяти.
— У меня такое же чувство, — сказал лорд Хегборн. Я удивленно взглянул на него.
— Ситуация приводит в ярость, — кивнул он. — Такой прекрасный ипподром, и ничего не сделаешь.
— Его можно спасти, — возразил я.
— Как?
— Новым подходом... — Я остановился.
— Продолжайте, — попросил он.
Но я не мог найти слова, чтобы вежливо объяснить ему, что прежде всего придется выгнать всех распорядителей Сибери. Многие из них, возможно, его личные друзья или сослуживцы.
— Предположим, — проговорил он через несколько минут, — вам предоставлена полная свобода действий. Что бы вы сделали?
— Полную свободу получить невозможно. Всегда есть только половина свободы. Один высказывает хорошие предложения, другой их топит. В результате не делается ничего.
— Нет, Сид, я имел в виду лично вас. Что бы сделали вы?
— Я? — Мне не удалось сдержать усмешку. — От того, что я сделал бы, Национальный охотничий комитет упал бы в обморок, будто девственница викторианской эпохи.
— Я хотел бы знать.
— Серьезно?
Он кивнул, словно умел быть только серьезным.
— Ну что ж, очень хорошо. — Я вздохнул. — Я украл бы любые хорошие идеи, которыми привлекают публику на ипподромы, и применил их в Сибери все скопом.
— Например?
— Я взял бы все деньги резервного фонда и предложил их как приз для больших скачек. Я сделал бы все, чтобы в этих скачках участвовали лучшие лошади. Потом я лично объехал бы всех тренеров, объяснил ситуацию и попросил поддержки. Я поехал бы к спонсорам скачек за Большой золотой кубок и выклянчил у них призы в пятьсот фунтов стерлингов для каждого заезда в этот день. Я организовал бы кампанию спасения Сибери, чтобы ее обсуждали по телевидению и в спортивных газетных колонках. Я постарался бы заинтересовать людей и вовлечь их в эту кампанию. Я превратил бы помощь Сибери в вопрос престижа. Я устраивал бы в Сибери все самое необычное. Например, попросил бы кого-нибудь вроде «Битлз» приехать и вручать призы. Я объявил бы, что в этот день будут бесплатная стоянка для машин и бесплатные программы с перечнем заездов, участников и так далее. В этот день я развесил бы на трибунах флаги и расставил кадки с цветами, чтобы скрыть облезшую краску и обветшалый вид. Я добился бы, чтобы каждый служащий считал своим долгом приветливо встречать зрителей. Я настоял бы, чтобы фирма, обслуживающая бары и ресторан, использовала все свое воображение. Я наметил бы эти соревнования на начало апреля и молил бы бога, чтобы день был солнечным. Для начала хватило бы и этого.
— И потом? — Лорд Хегборн не выразил никакого отношения к моим планам.
— Видимо, заем. В банке или у частных лиц. Но сначала надо показать, что Сибери, как и раньше, может успешно работать. Никто не придет и не предложит ссуду умирающему предприятию. Возрождение должно начаться раньше, чем будут получены деньги, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю, — медленно протянул он, — но...
— Да, планы всегда упираются в «но». В Сибери никто не собирается утруждать себя.
Мы долго ехали молча.
— Соревнования в пятницу и субботу... — заговорил он.
— Будет жаль, если их придется отменить в последнюю минуту из-за неожиданной аварии. Агентство Ханта Рэднора могло бы организовать охрану ипподрома. Патрули безопасности или что-то в таком духе.
— Слишком дорого, — быстро ответил Хегборн. — И вы еще не доказали, что в этом действительно есть необходимость. На мой взгляд, беды Сибери — просто полоса несчастных случаев.
— Но патрули безопасности могли бы предотвратить еще один такой случай.
— Не знаю. Надо подумать. — Он переменил тему разговора и до самого Лондона говорил о других скачках и других ипподромах.
Глава 10
Во вторник утром Долли нехотя подвинула ко мне телефон, и я попросил телефонистку соединить меня с отделом пропавших лиц.
— Сэмми? Сид Холли из отдела скачек. Ты занят?
— Последнюю несовершеннолетнюю только что извлекли из Гретны. Ну, выкладывай... Кто потерялся?
— Человек по фамилии Смит.
По проводу через три этажа проскочило слабое ругательство. Я засмеялся.
— Я думаю, он действительно Смит. Водитель по профессии. Последний год работал на цистерне в «Интерсоут кемикл». Ушел от них в прошлую среду, бросил жилье и не оставил нового адреса.
Я рассказал также об аварии, о предполагаемом сотрясении мозга и о ночных пирушках.
— А тебе не кажется, что его с дальним прицелом посадили за руль цистерны год назад? Тогда вряд ли Смит — настоящая фамилия. В этом случае наша задача становится гораздо сложнее.
— Не знаю. Но больше похоже, что он устроился в «Интерсоут кемикл» с честными намерениями, а потом ему предложили кругленькую сумму за особые услуги.
— Хорошо. Попробую сначала вашу версию. Вероятно, поступая в «Интерсоут кемикл», он сослался на прежние места, где работал. Они могут знать, есть ли у него другая профессия. Или я прослежу его прошлое через профсоюз. И его жена тоже могла где-то работать. Я перезвоню тебе.
— Спасибо.
— Не забудь вернуть мне стол, когда шеф купит тебе мебельный антиквариат с золотой крышкой.
— Боюсь, тебе придется долго ждать, — улыбнулся я. Значит, в ящике лежал завтрак Сэмми.
На столе я увидел тоненькую папку с делом Эндрюса, которую рассыльный Джонс раскопал в архиве. Я оглядел комнату.
— Где Чико?
— Помогает букмекеру переезжать в новый дом, — ответила Долли.
— Что он делает? — вытаращил я глаза.
— Вот именно — что! День давно был назначен. Букмекер перевозит сейф и хочет, чтобы Чико сидел на сейфе в мебельном фургоне. «Только Чико, — сказал он, — никого другого мне не надо». Заказчик, который платит, всегда прав, и Чико пошел сидеть на сейфе.
— Проклятие.
— Он оставил тебе пленку, — добавила Долли, потянувшись к ящику.
— Тогда беру свое проклятие назад.
Долли улыбнулась и передала мне пленку. Я вставил ее в магнитофон и надел наушники.
«Когда я истоптал ноги до самых лодыжек, — раздался бодрый голос Чико, — мне удалось раскопать, что ваш директор ипподрома, устраивая скачки, делал все, чтобы отпугнуть приличных участников, и был со всеми ужасно груб. Это самое плохое, что за ним числится. Говорят, что за год до самоубийства его все любили. Потом, как сказал каждый, с кем я разговаривал, он постепенно становился все хуже и хуже и наконец совсем чокнулся. Он так грубо обращался со служащими ипподрома, что половина из них не выдержала и ушла. Практически все местные торговцы при одном упоминании его имени плевались. Дополню рассказ, когда увижу тебя, но ничего похожего на Сибери тут нет — ни несчастных случаев, ни аварий, ничего в таком роде».
Вздохнув, я стер запись и вернул чистую пленку Долли Затем открыл папку с делом Эндрюса и стал изучать ее содержимое.
Мистер Мервин Бринтон из Рединга обратился в агентство за личной охраной, поскольку у него были основания предполагать, что он может подвергнуться нападению. Он не захотел сказать, почему на него могут напасть, и отказался от расследования, которое могло бы провести агентство. Все, что ему было нужно, — это телохранитель. Есть очень большая доля вероятности, говорилось в отчете, что Бринтон попытался кого-то шантажировать, и это срикошетило. В конце концов Бринтон сказал, что у него есть некое письмо, и он боится, что на него нападут, чтобы украсть этот документ. После долгих уговоров — дескать, не может же Бринтон содержать телохранителей всю оставшуюся жизнь — Чико Бернсу удалось убедить клиента, чтобы тот сообщил шантажисту, будто письмо лежит в отделе скачек в особом ящике стола. На самом деле письма в агентстве не было, и никто из сотрудников его не видел. Тем не менее Томас Эндрюс пришел или был послан, чтобы украсть письмо, но ему помешал Дж. С. Холли, которого он ранил выстрелом. После этого Эндрюс исчез. Два дня спустя позвонил Бринтон и сообщил, что телохранитель ему больше не требуется. И поскольку клиент отменил заказ, агентство дело закрыло.
Дальше шел отчет полиции о расследовании покушения на Холли.
Скучная мелкая история. Я представил напуганного маленького человека, игравшего не в своей лиге.
Бринтон.
Фамилия директора-распорядителя ипподрома в Данстейбле тоже была Бринтон.
Я сидел, уставясь в тонкую папку. Бринтон не очень распространенная фамилия. Но, вероятно, связи между ними нет. Бринтон из Данстейбла умер года на два раньше, чем Бринтон из Рединга обратился в агентство. Единственную связь можно усмотреть лишь в том, что и Бринтон из Данстейбла, и Томас Эндрюс зарабатывали на жизнь на ипподромах, хотя и по-разному. Немного. Или вообще ничего. Крохотная зацепка.
Я отправился домой, взял машину и поехал в Рединг.
Пожилой мужчина, седой и очень нервный, приоткрыл дверь, накинув цепочку, и в щель спросил:
— Да?
— Мистер Бринтон?
— Кто вы такой?
— Я из агентства Ханта Рэднора. Был бы очень благодарен, если бы вы согласились пару минут поговорить со мной.
Он колебался, пожевывая верхнюю губу, которую украшали неаккуратные седые усы. Встревоженные карие глаза обшарили меня с головы до ног, потом он перевел взгляд на белую машину, стоявшую возле кустов.
— Я послал чек, — наконец сказал он.
— С оплатой все в порядке, — заверил я его.
— Я не хочу никаких неприятностей... Это не моя вина, что стреляли в человека. — Последние слова прозвучали не очень уверенно.
— О, никто и не винит вас. Человек этот поправился и сейчас снова работает.
— Очень рад. — Он с облегчением вздохнул и потянул дверь на себя, чтобы снять цепочку.
Я последовал за ним в гостиную. Комната давно не проветривалась, и застоявшийся воздух казался густым от неприятного запаха. Мебель здесь была громоздкая, старомодная, покрытая коричневым лаком. Такая мебель в детстве представлялась мне недостижимой вершиной благосостояния по сравнению с нашими столом и шкафом из клееной фанеры. На стенах — застекленные витрины с тропическими бабочками, столешницы маленьких столиков покрыты резным орнаментом, похоже, сделанным на Яве или на Борнео. Вероятно, этот человек молодость провел за границей, а уйдя на пенсию, вернулся домой. Из солнечных жарких стран — в пригородную респектабельность Рединга.
— Жена пошла за покупками. — Мистер Бринтон все еще нервничал. — Она скоро вернется. — Он с надеждой посмотрел через тюлевую занавеску в окно, но миссис Бринтон не догадалась прийти пораньше, чтобы поддержать мужа.
— Я только хотел уточнить, мистер Бринтон, — начал я, — не связывают ли вас случайно родственные отношения с мистером Уильямом Бринтоном, бывшим управляющим ипподромом в Данстейбле?
Он долго страдальчески смотрел на меня, а потом, к моему ужасу, сел на диван и заплакал. Он закрывал глаза руками, и слезы капали сквозь пальцы на твидовые брюки.
— Прошу вас... мистер Бринтон... простите, — неловко бормотал я.
Он хлюпал носом и кашлял, потом вытащил платок и принялся вытирать глаза. Постепенно приступ горя прошел, и он неразборчиво прохрипел:
— Как вы узнали? Я же говорил, что не хочу никаких вопросов...
— Совершенно случайно. Никто не будет задавать вопросов, обещаю вам. Может быть, вы сами хотите рассказать? Тогда вопросы вообще не понадобятся.
— Полиция... — Он всхлипнул и недоверчиво посмотрел на меня. — Они уже приходили, но я отказался говорить, и они ушли.
— Все, что вы скажете, останется строго между нами.
— Я был таким дураком... Мне в самом деле хочется кому-то рассказать.
Я представил страшное напряжение, чувство вины, которые давили на него столько времени, и его рыдания показались мне не только понятными, но и неизбежными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38