А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Вот мы и работаем. Дай бог, чтобы мы сняли отравленную почву к следующей среде.
— А новую землю положить не успеете, — заметил я.
— Разве что чудом, а если все будет, как сейчас, то наверняка не успеем, — мрачно согласился он.
Я наклонился, провел рукой по пятну потемневшей травы и невольно скривился: гнилая, отвратительно пахнущая слизь. Десятник засмеялся.
— Ужасно, да? И так воняет.
Я поднес пальцы к носу и тут же пожалел об этом: тошнотворная вонь.
— Эта слизь покрыла землю с самого начала?
— Да.
— Не буду больше отнимать у вас время, — сказал я.
— Я скажу капитану Оксону, что вы приезжали. Жаль, что не застали его.
— Не стоит отвлекать его от дел, у него сейчас, должно быть, полно хлопот и без меня.
— Будто проклятие какое над ипподромом, одно несчастье за другим, — кивнул Тед Уилкинс. — До свидания. — Он вернулся к своей нелегкой работе, а я зашагал к пустым трибунам.
Возле весовой я долго стоял в нерешительности, раздумывая, не войти ли, воспользовавшись отмычками. Я понимал, что меня тянет в весовую ностальгия по ушедшим дням, а вовсе не убеждение, будто там можно найти что-нибудь полезное для расследования. Всегда есть искушение использовать профессиональное мастерство ради собственного удовольствия. Тогда я решил заглянуть в окно и этим ограничиться.
Пустая весовая выглядела как обычно. Огромное пустое пространство, в углу — стол и стулья с прямыми спинками, слева — весы. Весы на всех ипподромах одинаковые и совсем не такие, как в старые времена. Прежде жокей становился на одну платформу, а на другую служитель ставил гири. Взвешивание шло очень медленно. Сейчас жокей садится на стул, прикрепленный пружиной к платформе, а стрелка показывает вес на диске, похожем на циферблат гигантских часов. Я вспомнил несколько случаев, когда сидел на этом стуле.
«Мне уже никогда не сидеть на этих весах, — подумал я, пожав плечами, — и никто не вспомнит обо мне».
Сев в машину, я направился в ближайший город в поисках «Интерсоут кемикл» и через час уже разговаривал с управляющим по кадрам. Я объяснил, что приехал по поручению Национального охотничьего комитета, чтобы узнать, как чувствует себя водитель и не вспомнил ли он еще какие-нибудь детали аварии.
Управляющий, толстый человек лет пятидесяти, встретил меня любезно.
— Смит уволился, — сообщил он. — Мы дали ему несколько выходных, чтобы он пришел в себя после аварии, а вчера он явился и сказал, что его жена раскапризничалась и требует, чтобы он больше не возил химикаты.
— Он давно у вас работал? — сочувственно спросил я.
— Около года.
— Наверное, хороший водитель?
— Понимаете, для того, чтобы перевозить такие грузы, водители должны быть хорошими, иначе мы их не берем.
— Вы до сих пор не знаете, что же все-таки произошло?
— Так и не знаем, — вздохнул он. — Перевернуть цистерну не так-то просто. Всю дорогу залило бензином и химикатами, и обнаружить на ней ничего не удалось. Если там и были какие-нибудь следы, то гусеницы крана, поднимавшего грузовик, все измочалили.
— Ваши цистерны давно используют эту дорогу?
— Нет, совсем недавно, а после аварии вообще по ней не ездят. Кстати, я только сейчас вспомнил: по-моему, Смит и нашел этот объезд, потому что, вы же знаете, лондонское шоссе перегружено. Многие водители обрадовались, что есть объездная дорога.
— Значит, они регулярно пересекали Сибери?
— Думаю, да. Это прямая дорога к нефтеперегонному заводу.
— Вот как? А что именно вез Смит в цистерне?
— Серную кислоту. Она используется при очистке нефти.
Серная кислота. Густая, маслянистая, едкая жидкость, обугливающая органические ткани. Вряд ли можно было вылить на землю Сибери что-либо более опасное и разрушительное. Скачки не пришлось бы отменять, окажись это обыкновенные химикаты. Засыпали бы дорожки песком или опилками и провели бы соревнования. Но никто не рискнет пустить лошадь по земле, пропитанной кислотой.
— Не могли бы вы дать мне адрес Смита? — попросил я. — Раз уж я приехал сюда, загляну и узнаю, не вернулась ли к нему память.
— Конечно. — Управляющий порылся в картотеке. — Передайте ему, что если хочет, то может вернуться к нам. Сегодня утром еще несколько человек заявили, что не хотят водить цистерны.
Пообещав передать и поблагодарив управляющего, я поехал по адресу, который он мне дал. Двухэтажный дом в пригороде, две комнаты на втором этаже. Но Смит и его жена там больше не жили. Молодая женщина с бигуди на голове сообщила, что Смиты вчера упаковали вещи и уехали. Нет, они не сказали, куда уезжают, и не оставили адреса, и она бы на моем месте не стала беспокоиться о его здоровье, потому что он после аварии все дни хохотал, пил и ставил пластинки. Сотрясение мозга у него очень быстро прошло. А когда она пожаловалась на шум, он заявил, будто радуется, что остался жив.
Начало темнеть, и я медленно возвращался в Лондон навстречу потоку машин. Мой дом находился в современном здании недалеко от агентства с гаражом в подвале. Оставив там машину, я поднялся в лифте к себе на шестой этаж.
Две комнаты с окнами на юг, спальня и гостиная, а за ними ванная и кухня, окна которых смотрят во внутренний двор-колодец. Уютная солнечная квартира, мебель светлого дерева, шторы прохладных тонов, центральное отопление, в стоимость аренды входит уборка. Налаженный быт: из соседнего магазина регулярно каждую неделю по кухонному подъемнику поступают продукты и так же регулярно исчезает мусор в мусоропроводе. Спокойная жизнь. Ни скандалов, ни огорчений, ни обязательств. Проклятая одинокая жизнь. Без Дженни.
Но она никогда здесь не жила. Дом в беркширской деревне, где мы прожили большую часть нашей совместной жизни, со временем превратился в поле боя. Когда она ушла, я с облегчением продал его и вскоре после того, как пришел к Рэднору, переехал сюда. Эту квартиру я и выбрал-то потому, что она была рядом с агентством, хотя и стоила очень дорого. Зато я экономил на дороге.
Я смешал бренди со льдом и водой, сел в кресло, положил ноги на стол и стал размышлять о Сибери. Сибери, капитан Оксон, Тед Уилкинс, «Интерсоут кемикл» и водитель по фамилии Смит.
Потом я вспомнил о Крее. Ничего приятного в голову не пришло. Абсолютно ничего. Фальшивая маска цивилизованности, под которой скрывается необузданная жадность. Бешеная страсть к кварцам и к земле. Одержимость чистотой собственного тела, которую компенсирует грязь его мыслей. Необычные сексуальные вкусы. Ненормальная способность получать удовольствие, причиняя боль.
Нет, этот Говард Крей мне совсем не нравился.
Глава 7
— Чико, — сказал я, — как бы ты перевернул грузовик, опрокинувшийся на трассе?
— Это легко. Какой-нибудь тяжелый подъемный механизм. Гидравлический домкрат. Кран. Что-то вроде этого.
— И сколько это займет времени?
— Если предположить, что грузовик и кран уже стоят рядом? Это ты имеешь в виду?
— Да.
— Минуту или две. А какой грузовик?
— Цистерна.
— Для бензина?
— Немного меньше. Ближе к молочной цистерне.
— Легче, чем поцеловать собственную руку. У них низкий центр тяжести, понимаешь? Нужен хороший мощный подъемник, и дело в шляпе.
— Чико занят сегодня? — Я повернулся к Долли. — Не могла бы ты уступить мне его на весь день?
Долли, покусывая карандаш, склонилась над списком сегодняшних дел. Треугольный вырез блузки опустился на пару дюймов ниже.
— В Кемптон я могу послать кого-нибудь другого... — Она перехватила мой взгляд, засмеялась и подняла вырез на полдюйма. — Ладно, сегодня он твой. — Она окинула Чико материнским взглядом.
— Чико, — сказал я, — поезжай в Сибери и поспрашивай, не видел ли кто в прошлую пятницу около скаковой дорожки тяжелый подъемник... В этих маленьких бунгало полно людей, которым нечего делать, кроме как глазеть по сторонам. Проверь, может, нанимали кого-нибудь из местных, но на это надежды мало. По-моему, дорогу на несколько минут перекрыли перед тем, как цистерна перевернулась. Посмотри, не найдешь ли кого-нибудь, кто заметил, к примеру, знак объезда, или ремонта дороги, или что-то подобное. Потом зайди в местный муниципалитет и покопайся в старых картах. Нет ли там какого упоминания о дренажных сооружениях на землях ипподрома? — Я рассказал ему, во что превратилось поле ипподрома из-за того, что в почве по необъяснимым причинам появились ямы. — И будь осторожен.
— Яйца курицу стали учить, — усмехнулся он.
— Тот, за кем мы охотимся, действует грубо.
— И ты не хочешь, чтобы он услышал, как мы подкрадываемся к нему?
— Совершенно верно.
— Маленький Чико сумеет позаботиться о себе, — сказал он, и это была истинная правда.
Когда он ушел, я позвонил лорду Хегборну и описал ему положение дел в Сибери.
— Им нужен бульдозер, чтобы быстро очистить скаковую дорожку от загрязненной почвы, а у них нет за душой ни пенни, чтобы заплатить. Не мог бы фонд Леви...
— Фонд Леви не сказочная фея, — перебил меня лорд Хегборн. — Но я посмотрю, что можно сделать. Вы говорите, почва очищена меньше чем наполовину? Хм... Насколько мне известно, капитан Оксон заверил стюардов, что ипподром будет готов к следующим соревнованиям. Он изменил свою точку зрения?
— Я не видел его, сэр. Он уезжал на целый день.
В голосе лорда Хегборна появился арктический холод:
— Следовательно, он не просил вас обратиться ко мне за помощью?
— Не просил.
— Тогда я не нахожу возможным вмешиваться в это дело. Как управляющий ипподромом капитан Оксон несет ответственность за решения, которые принимает. И я считаю, что не стоит менять заведенный порядок. Разумеется, капитан Оксон посоветуется с директором-распорядителем ипподрома, если сочтет необходимым.
— Директор ипподрома, мистер Фотертон, живет в Бристоле, он еще и директор бристольского ипподрома. В Бристоле скачки завтра и в понедельник, так что он занят.
— Хм, да, он действительно занят.
— Ведь вы можете позвонить капитану Оксону неофициально и просто поинтересоваться, как идут дела, — предложил я.
— Право, не знаю...
— Сэр, поверьте моему слову, если работы будут вестись такими же темпами, как сейчас, никаких соревнований в следующую субботу в Сибери не будет. Не уверен, что капитан Оксон понимает, как медленно эти шесть человек снимают загрязненную почву.
— Должен понимать, — возразил лорд Хегборн. — Он заверил стюардов...
— Сэр, если второй раз соревнования будут отменены в последнюю минуту, это убьет Сибери, — с нажимом сказал я.
Наступило молчание. Потом Хегборн неохотно признал:
— Да, тогда для Сибери наступит конец. Хорошо. Я спрошу у капитана Оксона и мистера Фотертона, удовлетворены ли они темпами, какими продвигается работа.
Мне не удалось подтолкнуть его на более решительные действия, а разговор с Оксоном и Фотертоном вряд ли поможет делу. «Субординация погубит Сибери», — с грустью подумал я.
Захватив телефон Долли, я позвонил в Эппинг и поговорил со старшим инспектором Корнишем.
— Есть какие-нибудь новости в деле Эндрюса? — спросил я.
— Полагаю, у вас вполне понятный личный интерес. — До меня донесся его смешок. — В ходе следствия мы выяснили, что у него есть сестра, и вчера вызвали ее для опознания тела, поскольку она родственница. Но должен вам признаться, пользы от нее было мало. Едва она взглянула на останки покойного, ее вырвало.
— Бедная девушка, вы не должны упрекать ее за это.
— Мы и не упрекаем. И не похоже, чтобы она сумела опознать вообще кого-нибудь. У нас есть ваши показания, которые неопровержимы.
— Как он умер? Вам удалось узнать?
— Да. Ему выстрелили в спину. Пуля отскочила от ребра и осталась в грудине. Эксперты сравнили ее с пулей, которую нашли в стене вашего офиса. Ваша пуля немного сплющилась, попав в стену, но нет сомнений, что обе пули одинаковы. Он был убит из того же оружия, из которого сам стрелял в вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38