Так вот, она считала, что полиция должна работать в более тесном сотрудничестве с социальными службами города. На эту тему мы тоже часто шутили. Понимаете, я говорю не о полиции вообще или о социальных службах города, а о нас с ней. – Он немного помолчал, а потом продолжил. – Я рассказывал ей о разработке новых программ у нас и о том, что социальные службы города уже предпринимают кое-что в области работы с подростками, но она и сама знала об этом. Просто она считала, что мы должны вести свои дела в более тесном взаимодействии друг с другом.
– А сама она работала с молодежью?
– Только в тех случаях, когда это было связано с ее подопечными. Многие из них имеют семьи, и там редко бывает все благополучно. Ну и, само собой, она часто занималась их детьми.
– А не упоминала ли она когда-нибудь о меблированной комнате на Первой Южной?
– Нет, – Клинг на мгновение задумался, а потом спросил: – О меблированной комнате? А это еще что такое?
– Видишь ли, Берт, мы считаем, что она сняла там комнату. Собственно, мы не просто предполагаем это, а знаем точно.
– А зачем?
– Чтобы поселить там Эйлин Гленнон.
– А это еще зачем?
– Потому что Эйлин Гленнон должны были сделать аборт.
– А какое отношение могла иметь Клер к...
– Именно Клер и договорилась об этом.
– Не может быть, – отрезал Клинг. Для пущей убедительности он отрицательно покачал головой. – Вы ошибаетесь.
– Мы все проверили, Берт.
– Это совершенно исключено. Клер никогда бы... нет, это невозможно. Она прекрасно знала, что закон запрещает это. Нет, нет... Понимаете, она всегда задавала мне вопросы относительно того, что законно, а что – нет. Вы ошибаетесь. Она ни за что не стала бы участвовать в чем-то подобном.
– Постарайся вспомнить, когда она советовалась с тобой по правовым вопросам, не было ли случая, чтобы она расспрашивала тебя об абортах?
– Нет. С чего бы это ей спрашивать?.. – Клинг внезапно умолк, и на лице его появилось удивленное выражение. Он даже тряхнул головой, как бы желая избавиться от глупых мыслей.
– В чем дело, Берт?
Но Клинг продолжал молчать, растерянно глядя перед собой.
– Так, значит, спрашивала она насчет абортов?
Клинг только молча кивнул в ответ.
– И когда это было?
– Где-то в прошлом месяце. Сначала я подумал... ну, я подумал, что она...
– Продолжай, Берт.
– Я подумал, что она... ну, в общем, я решил было, что ей самой понадобилось, понимаете? Но оказалось, что... что ей хотелось знать, в каких случаях это допускается законом.
– Именно это она у тебя спрашивала, да? Значит, она спрашивала, в каких случаях аборт может считаться не противоречащим закону?
– Вот именно. Я сказал ей тогда, что только в том случае, если сохранение беременности создает серьезную угрозу жизни либо матери, либо ребенка. Ну, вы же знаете – статья восьмидесятая “...если только указанные действия не были вызваны необходимостью сохранения жизни женщины или...”
– Да, да. Ну, а дальше.
– А это все.
– Ты уверен в этом?
– Хотя нет. Знаете, она тогда задала мне еще какой-то вопрос... Погодите, дайте припомнить.
И они стали ждать, пока Клинг, потирая рукой лоб, мучительно старался восстановить в памяти разговор.
– Правильно, – наконец изрек он с самым мрачным видом.
– Ну что?
– Она тогда спросила еще относительно жертвы изнасилования... ну, если девушка забеременела в результате изнасилования... Так вот, она спросила, не может ли считаться не противоречащим закону сделанный ей аборт.
– Вот оно! – воскликнул Мейер. – Вот где собака зарыта! Все теперь объясняется. Вот откуда эта меблированная комната и почему Эйлин не могла вернуться домой. Если этот ее братец, с его характером, узнал бы, что ее изнасиловали...
– Погоди, погоди, – сказал Клинг. – О чем это ты?
– Сначала скажи, что ты тогда ответил Клер?
– Ну, я тогда сказал ей, что тут я и сам ничего толком сказать не могу. Я сказал, что с моральной точки зрения в таком случае аборт вроде бы должен допускаться, но полной уверенности у меня все-таки не было. Об этом я ей тоже сказал.
– А что она тебе ответила на это?
– Она попросила меня навести справки и сказать ей. Она говорила тогда, что ей это очень нужно выяснить.
– Ну, и ты навел справки?
– Да, на следующий же день я позвонил в прокуратуру. Там мне сказали совершенно определенно: сохранение жизни матери или ребенка. Все остальное – не в счет. Во всех остальных случаях произведенный аборт рассматривается как уголовное преступление.
– И ты рассказал об этом Клер?
– Рассказал...
– А как она отреагировала на это?
– Ну тут уж она спустила собак! Она заявила, что до этого момента она считала, что законы издаются для того, чтобы защищать права пострадавших, а не для того, чтобы причинять им новые страдания. Я пытался как-то успокоить ее, но куда там!.. Можно подумать, что это я пишу эти дурацкие законы! Она орала на меня так, будто я несу личную ответственность за все, что написано в уголовном кодексе. Я спросил ее тогда, чего это она так разволновалась, но в ответ она стала говорить что-то насчет пуританской морали, которая должна считаться самой аморальной вещью на всем белом свете – что-то в этом духе, я уж точно не помню всего. Помню только, что под конец разговора она сказала, что, в таком случае, жизнь девушки может быть окончательно загублена, с одной стороны – преступными действиями, а с другой – с помощью самого закона. Общими усилиями, так сказать.
– А еще когда-нибудь она заговаривала на эту тему?
– Нет.
– А спрашивала она у тебя когда-нибудь, не знаешь ли ты врачей, которые тайно делают аборты?
– Нет, – тут же ответил Клинг. – Значит, если я все правильно понял... – он немного помолчал. – Значит, Эйлин Гленнон была изнасилована, да?
– Мы пришли именно к такому выводу, – сказал Мейер. – А произошло это скорее всего тогда, когда мать ее находилась в больнице.
– И вы считаете, что узнав об этом... ну, о том, что девушка забеременела, она... она и устроила ей этот аборт, да?
– Да, Берт, мы уверены в этом, – сказал Карелла. – Она даже уплатила за него.
Клинг кивнул.
– Ну, я полагаю... я полагаю, что можно было бы проверить это по ее банковскому счету.
– Вчера мы это сделали. Первого октября она сняла со счета пятьсот долларов.
– Ну, тогда... тогда все, что вы говорите, очень похоже на правду.
– Поверь, Берт, нам самим это очень неприятно, – сказал Карелла.
– Но, знаете, если она пошла на это, – начал было горячо Клинг. – Если она и в самом деле на это пошла, то только потому, что девушка была изнасилована. Я хочу сказать... что в другом случае она ни за что не пошла бы на нарушение закона. Вы и сами это знаете, правда?
– Да на ее месте я и сам пошел бы на это, – проговорил Карелла, стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительнее. Честно говоря, он вовсе не был в этом уверен, но сказать это нужно было ради Клинга.
– Единственное, чего она хотела, так это спасти эту несчастную девчонку, – сказал Клинг. – Ведь на все это можно посмотреть и с другой стороны... В конце концов она... она, можно сказать, спасла ей жизнь, а это как раз то, чего требует уголовный кодекс.
– А заодно, – проговорил вдруг Мейер, – она спасла жизнь и того типа, который изнасиловал Эйлин. Послушай, Стив, ради чего этот подонок должен в конце концов выйти сухим из воды? Почему этот мерзавец спокойно...
– Очень может быть, что он все же не был так уж и спокоен, – сказал Карелла. – Может быть, он сам решил принять кое-какие меры по обеспечению свой безопасности. И очень может быть, что он начал как раз с того, кто наверняка знал о его преступлении, но лично не был причастен к нему.
– О чем это ты?
– Я говорю о том, что ни Эйлин, ни ее мать не решились бы рассказать об этом кому-нибудь из опасений перед тем, что может тогда натворить молодой Гленнон. Но он никак не мог рассчитывать, что станет молчать и Клер Таунсенд. И не исключено, что он выследил ее в этом книжном магазине и...
– А мать ее знает, кто это сделал? – спросил Клинг.
– Мы оба считаем, что она наверняка знает имя насильника.
На этот раз Клинг только коротко кивнул, как бы отмечая что-то про себя. Когда он заговорил, голос его и выражение лица были лишены всяких эмоций.
– Мне она скажет, – сказал он.
Прозвучало это как обещание.
* * *
Человек этот жил этажом выше, прямо над квартирой Гленнонов.
Клинг вышел из квартиры миссис Гленнон и спокойно зашагал вверх по ступенькам. Хозяйка квартиры осталась стоять в дверях и неотрывно следила за ним испуганным взглядом, прижимая руку ко рту. Трудно было сказать, о чем она думает в этот момент. Может, она сейчас думала о том, почему это некоторым людям никогда и ни в чем не везет.
Клинг постучал в дверь квартиры 4-А и подождал. Откуда-то издалека до него донесся голос. – Минуточку! – А теперь дверь приоткрылась, лязгнув цепочкой. В щель выглянуло мужское лицо.
– Да? – сказал мужчина.
– Полиция, – коротко бросил Клинг. Он показал мужчине бумажник с пристегнутым к внутренней стороне жетоном детектива.
– А в чем дело?
– Вы Арнольд Холстед?
– Да.
– Откройте, мистер Холстед.
– А что? В чем дело? Почему?..
– Откройте дверь, если не хотите, чтобы я ее вышиб! – отвечал Клинг.
– Ладно, ладно, открываю, погодите минутку. – Холстед стал суетливо возиться с цепочкой. Как только ему удалось освободить ее, Клинг толкнул дверь и вошел в квартиру.
– Вы один дома, мистер Холстед?
– Да.
– Насколько мне известно, у вас есть жена и трое детей, мистер Холстед. Это так?
В голосе Клинга явно чувствовалась скрытая угроза. Холстед, маленький человечек в черных брюках и нижней сорочке, инстинктивно попятился.
– Д-да, – сказал он. – Совершенно верно.
– А где они?
– Дети? Они в школе.
– А жена?
– Она на работе.
– А как насчет вас, мистер Холстед? Вы что – не работаете?
– Я... я временно безработный.
– И как давно вы состоите во временных безработных? – Вопросы свои Клинг резко бросал в лицо этому невзрачному человечку, и тот каждый раз вздрагивал от них, как от ударов.
– С... с этого лета.
– С какого времени?
– С августа.
– А что вы делали в сентябре, мистер Холстед?
– Я...
– Конечно, помимо того, что изнасиловали Эйлин Гленнон?
– Чт... что? – у Холстеда как бы перехватило горло. Он сразу побледнел и сделал шаг назад, но Клинг тут же шагнул вперед и стал еще ближе к нему.
– Надевай рубашку. Ты пойдешь со мной.
– Я... я ничего не делал. Вы ошиблись.
– Ничего не делал, да? – Клинг перешел на крик. – Ах, ты, сукин сын, ты ничего не делал, да? Ты пошел вниз и изнасиловал там шестнадцатилетнюю девчонку! И ты считаешь, что это ничего? Это ничего, да?
– Тише... тише... соседи услышат... – взмолился Холстед.
– Ах, соседи? – выкрикивал Клинг. – Он соседей стесняется! И у тебя хватает наглости!..
Постоянно пятясь, Холстед дошел до кухни. Руки его дрожали, но Клинг продолжал напирать на него.
– Я... я... это она сама, – торопливо бормотал Холстед. – Она сама хотела... Я... я не хотел. Все это...
– Прекрати врать, мразь! – рявкнул Клинг и влепил Холстеду тяжелую пощечину.
Тот издал какой-то нечеловеческий, приглушенный и испуганный не то крик, не то стон и, пятясь, прикрыл лицо руками.
– Не бейте меня, – сорвалось с его трясущихся губ.
– Ты изнасиловал ее, да? – не унимался Клинг. Холстед только кивнул, не отрывая ладоней от лица.
– Как это произошло?
– Я... я не знаю. Мать ее... понимаете, мама ее была в больнице. Миссис Гленнон, я хотел сказать. Она... она очень хорошая подруга моей жены, миссис Гленнон, она дружит с моей женой. Они и в церковь ходят вместе... они в одной общине состоят... вместе... они...
Клинг терпеливо ждал. Пальцы его помимо воли сжались в кулаки, но он терпеливо дожидался момента, когда придет пора задать Холстеду главный вопрос. А уж после этого он превратит его прямо тут на кухонном полу в кровавое месиво.
– Когда... когда ей пришлось лечь в больницу, жена моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27