– Смотрел “Неприкасаемого”? Если верить этому фильму, они все под конец дают себя застрелить.
– В фильмах, где герой Роберт Стэк, всегда полно трупов. На этот раз фильм был про итальянцев.
– Ну, черт с ним, – сказал Карелла. – Ну, и как – удалось Уиллису выяснить хоть что-нибудь об этом Ла-Скала?
– Пока ничего.
– Просто удивительно, правда?
– Да, странно.
– Темная, должно быть, личность.
– Да ведь все твои соотечественники темные личности, – сказал Мейер. – Неужто ты до сих пор этого не заметил? Хотя бы по “Неприкасаемому”?
– Конечно, заметил. Но знаешь, я там приметил кое-что еще.
– Что?
– Этот Роберт Стэк никогда не улыбается.
– А я однажды видел, как он улыбнулся, – сказал Мейер.
– И когда же это?
– Забыл. Он там как раз убивает очередного подонка. Но что я прекрасно запомнил – он там улыбался.
– Я, например, ни разу не видел, – серьезно проговорил Карелла.
– Ну, так ведь и жизнь полицейского – не сахар, – сказал Мейер. – А знаешь, что я заметил?
– Что?
– Что Фрэнк Нитти всегда носит один и тот же двубортный пиджак в полоску.
– Это как раз и подтверждает мою теорию о том, что преступления себя не очень окупают, – сказал Карелла.
– А актер мне нравится.
– Мне тоже, – Карелла убежденно кивнул. – Но, знаешь, что я тебе скажу? Ведь и его я тоже никогда не видел улыбающимся.
– Да что ты прицепился к ним со своими улыбками. Улыбается, не улыбается, тебе-то что?
– Не знаю. Просто я люблю, чтобы люди иногда улыбались.
– Тогда, пожалуйста, – сказал Мейер. – Улыбка специально для тебя. – Он оскалился, демонстрируя чуть ли не все зубы.
– А вот и больница, – сказал Карелла. – Ладно, прибереги свои улыбки для сестры, которая будет стоять на входе.
На дежурную сестру улыбка Мейера и в самом деле произвела завораживающее впечатление, и она объяснила, как им добраться до отделения, где работала Клер Таунсенд. Однако, реакция врача-ординатора оказалась куда более сдержанной. При низких заработках и огромном объеме работы ему совсем не улыбалось допускать в свое отделение какую-то комичную пару клоунов-полицейских, да еще в такое спокойное воскресное утро. Было ясно, что он собирается дать должный отпор наглым визитерам, но при этом он не учитывал того факта, что дело ему придется иметь не с кем-нибудь, а с детективом Мейером Мейером, который по праву может считаться не только грозой преступного и медицинского мира, но еще и самым терпеливым полицейским, если не во всех Соединенных Штатах, то уж, во всяком случае, во всем городе.
– Нам ужасно жаль, что приходится отнимать у вас ваше драгоценное время, доктор Мак-Элрой... – начал самым любезным тоном Мейер, но Мак-Элрой тоже был не лыком шит и тут же попытался перехватить инициативу.
– Очень рад, джентльмены, что вы так прекрасно понимаете мое положение, – быстро заговорил он. – Поэтому я попрошу вас отложить свой визит на какой-нибудь другой день с тем, чтобы я мог беспрепятственно вернуться к исполнению своих...
– Естественно, мы все понимаем, – принял подачу Мейер, – вам, конечно же, крайне затруднительно проводить при посторонних осмотры, выписывать больным успокаивающее или там слабительное, а также...
– Вы упрощаете обязанности врача-ординатора, – сказал Мак-Элрой.
– Конечно, упрощаю по незнанию и тут же приношу за это свои глубочайшие извинения. Я прекрасно понимаю степень вашей занятости, доктор Мак-Элрой. Но в данный момент мы занимаемся делом об убийстве...
– А мое дело – это забота о больных и страдающих людях, – прервал его Мак-Элрой.
– Да, да. Разумеется. И ваш долг – не дать им умереть. Однако наш долг состоит в том, чтобы разыскать того, кто убил тех, кто уже все-таки, увы, мертв. Поэтому все, что вы сможете сообщить нам относительно...
– У меня имеются четкие указания руководства, – сказал Мак-Элрой, – и я обязан строжайше выполнять их, особенно в отсутствие этого руководства. Больница должна работать как хорошо отлаженный часовой механизм, детектив... Мейер – вы, кажется, так себя назвали.
– Именно так, и при этом я прекрасно понимаю...
– ...и у меня нет времени отвечать здесь на ваши вопросы – во всяком случае сегодня это исключено. Просто ни минуты свободной. А почему бы вам не прийти тогда, когда здесь будет персонал, и не задать ему свои...
– Но дело в том, что с Клер Таунсенд работали именно вы, не так ли?
– Вообще-то Клер и в самом деле работала со мной, но она работала также и со всеми остальными врачами, а также и с руководством. Послушайте, детектив Мейер...
– И хорошо вам работалось с ней?
– Я не намерен отвечать на ваши вопросы, детектив Мейер.
– Знаешь, Стив, я думаю, что он просто не ладил с ней, – сказал Мейер.
– Конечно же я ладил с ней. С ней все ладили. Ведь Клер, можно сказать, была... Послушайте, детектив Мейер, вам не удастся вовлечь меня в разговор о достоинствах Клер. Честное слово! Меня ждет работа. Я сейчас нужен своим больным.
– Я ведь тоже болею за свое дело, – сказал Мейер, улыбаясь одной из самых очаровательных своих улыбок. – Так что вы говорили насчет Клер?
Мак-Элрой только молча со злостью поглядел на него.
– А я считаю, что нам нужно его арестовать, – сказал Карелла.
– Арестовать меня? Да какого черта вы?.. Послушайте, – Мак-Элрой решил, по-видимому, проявить максимум выдержки. – Ровно в одиннадцать часов мне предстоит делать обход. Затем мне нужно будет выписать массу лекарств и проследить за их приемом. Потом мне необходимо...
– Да, мы знаем, что вы страшно заняты, – сказал Мейер.
– Мне нужно у двух пациентов взять спинномозговую жидкость, назначить и провести несколько внутривенных вливаний, да еще истории болезней.
– Да что тут время терять, поехали за ордером на арест, – сказал Карелла.
Мак-Элрой как-то сразу сник.
– Господи, и зачем только я решил стать врачом? – тоскливо спросил он, обращаясь в пространство.
– Как давно вы знаете Клер?
– Месяцев шесть примерно, – усталым голосом отозвался Мак-Элрой.
– Вам нравилось с ней работать?
– С ней всем нравилось работать. Хорошие работники социальных служб очень ценятся в больницах, а Клер была еще вдумчивым, ответственным человеком. Я просто в ужас пришел, когда прочел о том, что случилось. Такая милая и красивая девушка, да и работник замечательный!
– Были у нее какие-нибудь стычки с кем-нибудь здесь, в отделении?
– Нет.
– С докторами? С сестрами? С пациентами?
– Нет.
– Но послушайте, доктор Мак-Элрой, – сказал Мейер. – Она ведь все-таки была живым человеком, а не святой.
– Может быть, святой она и не была, – сказал Мак-Элрой, – но была чертовски хорошим работником. А хороший работник никогда не ввязывается в мелкие дрязги.
– Но дрязги бывали все-таки в вашем отделении?
– Дрязги бывают повсюду.
– Но Клер никогда не была в них замешана.
– Насколько мне известно – никогда, – сказал Мак-Элрой.
– А какие у нее были отношение с пациентами? Вы же не станете убеждать нас, что все пациенты отличались идеальным характером и примерным поведением и что...
– Нет, многие из наших пациентов нервны, раздражительны, а зачастую бывают и просто невыносимы.
– В таком случае ведь далеко не все воспринимали ее...
– Совершенно верно. Не все и не сразу приняли ее с распростертыми объятьями. Поначалу, по крайней мере.
– Так, значит, все-таки и у нее возникали проблемы.
– Поначалу – да. Но у Клер была просто изумительная способность находить буквально к каждому особый подход, как бы ключик какой-то, и ей почти всегда удавалось завоевать доверие пациента.
– Почти всегда?
– Да.
– А в каких же случаях это ей не удавалось? – спросил Карелла.
– Что?
– Почти всегда еще не означает всегда, доктор Мак-Элрой. Так, значит, у нее все-таки бывали неприятности с пациентами?
– Ничего серьезного не было. Не было ничего такого, с чем она не смогла бы справиться. Видите ли, я ведь как раз и пытаюсь втолковать вам, что Клер была человеком исключительно преданным своей работе, она умела просто великолепно обращаться с пациентами. Если же говорить откровенно, то сотрудники социальных служб зачастую приносят нам массу неприятностей. Но Клер это никоим образом не касается. Клер всегда была мягкой и терпеливой с пациентами, она умела входить в их положение и... просто она была очень хорошей и не о чем тут дальше толковать. Она прекрасно знала свою работу и, главное, любила ее. Она была прекрасным специалистом. Это, собственно, и все, что я могу сказать. Да что там – она даже... она не ограничивалась тем, что приходилось делать тут, в отделении. Она интересовалась дальнейшей судьбой своих пациентов. Она навещала их дома, помогала родственникам наладить жизнь. Поверьте, она была просто необыкновенным человеком.
– А чьи дома она посещала?
– Что?
– Ну, в дома каких пациентов она заходила?
– Ах, вот в чем дело... Ну, я точно не знаю. Она посещала нескольких. Но я не помню.
– А вы попытайтесь припомнить.
– Нет, честное слово...
– А вы все-таки попробуйте.
– Погодите, погодите, дайте подумать. Тут у нас лежал один мужчина с переломом обеих ног – производственная травма. Клер тогда проявила необычайный интерес к его семье. Проявляла заботу о детях, сидела с ними. Или вот в начале прошлого месяца поступила к нам женщина с прободением аппендикса. Жуть просто: тут и перитонит, и абсцессы, и вообще – все что угодно. Она пролежала у нас довольно долго, кстати ее и выписали-то только на прошлой неделе, если хотите знать. Клер очень внимательно отнеслась не только к ней, но и к ее дочери, девчонке лет шестнадцати. Она продолжала интересоваться ею даже после того, как женщину выписали из больницы.
– Как это понять?
– Она звонила ей.
– Этой девочке? Прямо отсюда – из отделения?
– Да.
– А о чем они разговаривали?
– Ну уж этого я не знаю. Я не подслушиваю чужие...
– И как часто она звонила ей?
– Ну, довольно часто, особенно последнюю неделю. – Мак-Элрой помолчал немного, припоминая. – А если уж быть точным до конца, то однажды девушка эта звонила ей сюда. Представьте, звонила в больницу.
– Правда? Прямо сюда звонила? А как зовут эту девочку?
– Этого я не знаю. Но можно посмотреть фамилию ее матери, она должна быть в истории болезни.
– Будьте любезны, – сказал Карелла.
– Вам это тоже кажется не совсем обычным, правда? – спросил Мейер. – Едва ли это принято – поддерживать контакты с дочерью пациентки уже после того, как саму пациентку выписали домой?
– Нет, ничего особенно странного тут нет. Большинство сотрудников социальных служб не выпускают из поля зрения своих подопечных, а, как я уже сказал, Клер...
– А не кажется ли вам, что в случае с этой девушкой имела место и личная заинтересованность?
– Клер всегда и во всем...
– Извините, доктор Мак-Элрой, но, я полагаю, вы понимаете, что я имею в виду. Была ли заинтересованность Клер Таунсенд в судьбе этой девушки большей, чем в судьбе любой другой пациентки или кого-нибудь из членов их семей?
Мак-Элрой долго обдумывал ответ. Наконец он произнес:
– Думаю, что да.
– Так. А теперь не покажете ли вы нам историю болезни?
* * *
Вернувшись в участок, детектив Хол Уиллис засел за изучение результатов вскрытия трупа Энтони Ла-Скала. В заключении патологоанатома указывалось, что причиной смерти явились три огнестрельные раны, нанесенные пулями, выпущенными из пистолета сорок пятого калибра, прошедшими сквозь сердце и легкие умершего. В результате чего и наступила смерть, которую следует считать мгновенной. Однако в заключении также говорилось и о том, что на венах покойного, особенно на внутренней стороне локтевого сгиба и предплечьях имеются многочисленные шрамы длиной от трех до двадцати пяти миллиметров и шириной в два-три миллиметра. На основании этого, а также в связи с обнаружением значительного количества героина в крови Ла-Скала эксперт пришел к выводу, что погибший вводил себе внутривенно именно этот наркотик и что наркотики он принимает уже достаточно длительное время, о чем можно судить по числу шрамов и по образовавшимся утолщениям на стенках сосудов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27