— Ах вы, хитрец! Значит, вы и на этот раз сумели свести счеты с противником! А всего пять минут назад убеждали меня, что ничего не имеете против Райта!
И чтобы пояснить, о чем идет речь, Дрейк протягивает мне фотографию, только что вынутую из поляроидного аппарата: убийца Питер склонился над своей жертвой Джоном Райтом. Не знаю, кто на этот раз выполнил роль фотографа и где он прятался, за кроватью или позади ящиков в углу, но снимок сделан в идеальном фокусе. Очень красноречивый снимок.
— Цена этому вещественному доказательству невелика, сэр, — безучастно замечаю я.
— Конечно, если бы вас сфотографировали в самый момент убийства, снимок был бы убедительнее, — соглашается Дрейк, — но не забывайте, что если к нему приложить снимок вашего предыдущего преступления, он приобретет солидный вес.
— И для чего вам эта новая фальшивка, сэр?
— О, фальшивка! Вы действительно иногда слишком резки в своих оценках, Питер! — заявляет Дрейк, убирая фотографию в сейф. Покончив с этим, он поворачивается ко мне и разводит руками:
— Зачем нужна? Не знаю. Может быть, ни за чем. Может, она еще пригодится вам самому, друг. Я ведь вам уже говорил: чем крепче держишь человека в руках, тем больше можешь ему доверять. А от моего доверия, Питер, вы можете только выиграть.
Дрейк лезет в кармашек и достает сигару. Но перед тем как приступить к обязательному ритуалу, смотрит на меня холодными голубыми глазками, в которых сверкают искорки неподдельной симпатии, и произносит:
— Позвольте сделать одно неслужебное замечание: вы ужасно везучий человек, Питер!
— Возможно. Хотя в порядке неслужебного разговора я должен сказать, что не вижу, в чем именно мое везение.
— В том, что судьба привела вас сюда, на Дрейк-стрит. И что сам Дрейк взял вас к себе в помощники. Потому что с этого дня, Питер, вы становитесь моим первым помощником. Личным секретарем. Шефом канцелярии. Лицом, ответственным за секретные операции. Представляете, какая власть сосредоточена в ваших руках?

Моя огромная власть, разумеется, — миф, один из тех миражей, которыми так любит развлекать себя мой шеф. И это к лучшему. Меня устраивает и то, что финансово-бухгалтерские и контрольные функции покойного Райта возложены на лицо, о котором я до сих пор не упоминал по причине его полного безличия. Это управляющий «Евы» и подлинный обладатель имени Дональд Стентон, под которым мне удалось съездить на родину.
Стентон — образцово-исполнительный чиновник, которые необходимы всюду, даже подпольный мир не может без них существовать, — ведь там, где заключаются сделки и идет счет деньгам, нужны образцово-честные и надежные чиновники. Как у большинства его собратьев, педантизм Стентона развит за счет воображения, а верность хозяину заменяет приверженность к каким-либо нравственным принципам. Важно не то, откуда берутся деньги, а сколько их; важен не характер сделок, а содержание в полном порядке счетов и прочей документации. Стентону все равно, чьи дела вести — публичного дома или филиала банка; все равно, кому платить законные проценты — солисткам стриптиза или торговым посредникам; все равно, какие приходы заносить в бухгалтерские книги — от продажи гашиша или продажи картошки. Такого рода подробности не имеют ничего общего с его служебным долгом.
— Вам не страшно занимать место человека, умершего насильственной смертью? — интересуюсь я, встретив его сразу после вступления в новую должность.
— Насильственная смерть, мистер Питер, связана не столько с местом, сколько с индивидом, занимавшим его, — назидательно говорит Стентон, часто моргая розовыми глазками альбиноса. — Есть люди, в силу своего характера предрасположенные к насильственной смерти, и есть другие люди, которые не страдают таким предрасположением. Я принадлежу к последним, мистер Питер.
В чем я не сомневаюсь. Поступи Стентон на службу к людоеду, ему и там нечего было бы опасаться насильственной смерти. Потому что даже людоеду — если таковые существуют — нужны верные, педантично аккуратные и лишенные высоких амбиций люди, которые готовы за скромное вознаграждение всю жизнь заниматься сложением и вычитанием.
Итак, управляющий «Евы» каждый день является на нашу улицу и выполняет свои обязанности, но всем известно, что он ни на йоту не возвысился в иерархии фирмы. Возвысился я. И хотя, по свидетельству Дорис, на Дрейк-стрит много такого, о чем не говорят, всем и без слов ясно, что настоящий помощник Дрейка — это я, Питер. И вся эта мелкота — продавцы марихуаны, торговцы порнографическим товаром, сутенеры, азартные игроки, вышибалы и официанты, которые еще вчера меня почти не замечали, сегодня при встрече спешат засвидетельствовать почтение улыбкой или приветствием. И если прилюдно не говорят, то уж с глазу на глаз наверняка шушукаются о том, какой ловкач этот Питер, который так здорово умеет убрать соперника с пути.
Эта репутация, естественно, не кружит мне голову и отнюдь не беспокоит меня. Тем более что убийство Райта никто даже не расследует. Чтобы начать следствие, нужен труп. А трупа нет. Наверное, беднягу отвезли в багажнике машины на берег Темзы и сдали на попечение рыбам. И хотя все знают об исчезновении данного лица, и хотя это происшествие обсуждают, некому довести его до знания властей. А раз властям ничего не известно, откуда же быть следствию.
— О мистер Питер, здесь кое-кто говорит… мне как-то неудобно повторять, что говорят люди, — признается однажды вечером Дорис, приглашенная на стаканчик виски в мой номер.
Бедняжка совсем теряется, и я говорю:
— Говорят, что я убил Райта, верно?
— Ну, не так грубо, но многие считают, что вы замешаны в его исчезновении.
— И вы им верите?
— Нет, что вы, мистер Питер! — решительно возражает Дорис. — Если бы я им верила, разве я сидела бы сейчас здесь с вами?
— Рад это слышать. Вы правы, как всегда: у меня нет ничего общего с исчезновением Райта, хотя я желаю его не больше, чем все остальные. Вообще мне кажется, что здесь, в нашем квартале, только один человек расстроен этой историей.
Дорис, добрая душа, тут же прижимает палец к губам и говорит:
— Тс-с-с, мистер Питер!
— А что «тс-с-с», — пренебрежительно машу я рукой. — В конце концов, его уже нет, и сделать ему ничего нельзя.
— Его-то нет, но она здесь, — напоминает Дорис. — А раз она здесь, о ней могут вспомнить и призвать к ответу.
— Дорогая Дорис, вы неисправимый романтик! Неужели вы думаете, что мистер… сами знаете, кто, не догадывался о приключениях мисс… сами знаете кого?
— Ну, мистер Питер, я не так уж наивна. Конечно, догадывался. Не только догадывался, а просто знал. Моя приятельница, хозяйка отеля «Селект», мне говорила, что эта самая мисс даже специально держала комнату в том самом доме, где находится косметический салон. Хитро придумано, правда? Будто идет к косметичке, а сама…
— Комбинация удачная.
— Конечно. Но мистер… сами знаете, кто, все-таки узнал об этом. Он просто закрывал на все глаза.
— Ну вот, видите?
— Что тут видеть? Дело в том, мистер Питер, что эта самая мисс никогда не принимала в этой комнате Джона Райта.
— Ну, этого вы знать не можете.
— Вот и ошибаетесь, мистер Питер, — хитро улыбается Дорис. — Знаю, причем достоверно. От той же приятельницы. Потому что мисс встречалась с Райтом именно в отеле «Селект» и приходила туда через черный ход… Хитро придумано, правда? Уж про это-то никто не знал, даже я, и приятельница посвятила меня в эту тайну только недавно, после того как Райт исчез.
— Зачем столько предосторожностей? — недоумеваю я. — Раз он знал о других ее связях, какая разница, узнал бы он про Райта или нет.
— Огромная разница! — уверяет меня Дорис. — Огромная! Он мог закрывать глаза на случайные встречи со случайными людьми, но никогда не стал бы терпеть такое от собственного подчиненного! Вы же знаете, что он — человек дисциплины.
Это верно. И вообще мне кажется, что Райт пал жертвой правил поведения и внутренного распорядка, причем не столько по пункту «Не убивай коллегу своего», сколько по пункту «Не пожелай приятельницу шефа своего». Я даже допускаю, что наш разговор с Линдой, записанный на пленку, послужил решающим поводом для расправы. В противном случае экзекуция совершилась бы раньше: Дрейк не из тех, кто любит откладывать на завтра.
Проблемы отношений Бренды и шефа не особенно меня занимают, и если я завожу беседу с Дорис на эту тему, то делаю это потому, что мисс Нельсон в последние дни, то есть после исчезновения Райта, вдруг изменила отношение ко мне.
Началось с того, что она стала замечать меня при встрече и даже дружески улыбаться, тем самым наводя меня на размышления. И я размышляю. А чем больше размышляю, тем яснее понимаю, что я вовсе не хочу отправляться вслед за Райтом в горные селения и райские кущи.
Возможно, мисс Нельсон считает естественным поддерживать связи — я хочу сказать интимные связи — с секретарем и помощником Дрейка, будь то Райт или хитрый Питер; может быть, она даже считает такие связи неписаными обязанностями указанного помощника… А может, ее интерес к моей скромной особе вызван совсем другими причинами, как знать! Но я твердо уверен в одном: ее внимание ко мне весьма обременительно, особенно если она проявляет его в кабинете Дрейка. А такое случалось уже дважды. И, наверное, будет еще.
Бренда сидит на своем месте, то есть на диване, в обычной позе породистой домашней кошки, от которой она отличается только тем, что кошки не курят сигарет и не демонстрируют бедер. Она сидит и молча курит, но стоит шефу отвернуться к сейфу, заняться бутылкой «Баллантайна» или сигарой, она тут же устремляет на меня пристальный красноречивый взгляд, полный недвусмысленных намеков. Иногда она сопровождает этот взгляд откровенной полуулыбкой. Хотя он и без улыбки вызывает во мне трепет — весьма неприятный трепет: вдруг Дрейк повернется и увидит ее заигрывания.
Бренда твердо решила заняться мной. В этом меня лишний раз убеждает встреча с ней под аркадами Берлингтон-отеля. Эти аркады — торговый пассаж, соединяющий Риджент-стрит и Бонд-стрит. В этот утренний час там довольно безлюдно, я хожу и бесцельно разглядываю витрины, поскольку работой я не перегружен, а шефу нездоровится и вряд ли он вызовет к себе.
Итак, я разглядываю витрины и чувствую, как кто-то касается моего плеча. Оглядываюсь. Узкая рука в светлой шелковой перчатке ложится мне на плечо, и тихий бархатный голос мурлычет мне на ухо:
— Здравствуйте, Питер!
Передо мной стоит мисс Нельсон во всем блеске своей красы, словно только что сошла с витрины модного магазина.
— Добрый день, — бросаю я без энтузиазма.
— Какая неожиданная встреча, не правда ли? — говорит она, устремляя на меня уже знакомый красноречивый взгляд.
Особой неожиданности тут нет, мы, жители Дрейк-стрит, если не сидим в Сохо, то крутимся возле Пикадилли. Но Бренда думает иначе.
— Мне кажется, Питер, что сама судьба позаботилась о том, чтобы сегодня свести нас здесь, под аркадами.
— Возможно, судьбе просто захотелось пошутить, — говорю я. — Как знать, может, ей делать нечего?
— О, не думайте, что я не замечала ваших взглядов, — прожолжает мисс Нельсон. — Но вы сами понимаете, что там, в кабинете Дрейка…
«Ваших взглядов»! Вот нахалка!
— Лучше не будем говорить о том, что было, — с понятным великодушием предлагаю я.
— О да, — соглашается леди. — О прошлом мы будем думать, когда состаримся. А сейчас займемся настоящим. У меня здесь есть небольшая комнатка, это совсем недалеко…
«О прошлом будем думать, когда состаримся», — машинально повторяю я про себя. Но если я окажусь в этой комнатке, у меня вряд ли будет такая возможность.
— Видите ли, Бренда… Это прекрасно, что у вас есть небольшая отдельная комнатка. И сами вы тоже прекрасны, не буду скрывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43