Просунув руку под его подбородок она сжала горло в захвате, который, конечно же, сломал бы ему шею, если бы не его удивительная сила. Модести стиснула ногами его ребра, отчаянно сдавливая их, все сильнее и сильнее.
На суше Секстон сумел бы освободиться от этого захвата пятью разными способами, в том числе просто применив силу. Но здесь он не мог оттолкнуться ногами, да и внезапная холодная ванна нанесла ощутимый удар по его нервной системе. Секстон прилагал огромные усилия, чтобы восстановить душевное спокойствие. Он ухватил Модести за предплечье, пытаясь нажать на нерв. Но пальцы его заскользили по смазанной маслом коже. Модести же, не теряя даром времени, ударила пяткой ему в пах, одновременно молотя вовсю второй ногой по воде, чтобы они продолжали кружение.
Вода попала Секстону в нос. Он фыркнул, потратив на это драгоценный запас воздуха в легких. Вдруг, словно взбесившись, он стал судорожно хвататься за все, что только было в пределах досягаемости — бедро, руку, плечо Модести, чтобы заставить ее ослабить хватку.
Наконец ему удалось поймать ее ступню. Он призвал на помощь все свои силы, чтобы сломать ее в лодыжке. Но в голове что-то глухо грохотало, в груди бушевал пожар. Модести вроде бы отпустила его горло. В Секстоне загорелась надежда. И тут же угасла, потому как он успел смекнуть, что, ослабив хватку, она одурачила его. Он хотел глотнуть воздуха, а глотнул воды.
После этого Модести снова стиснула его горло, чем вогнала противника в панику. Помутившийся рассудок Секстона вопил, что его одурачили, а не победили. Последнее, что он испытал, было всепоглощающее чувство ненависти, которое погребло под собой даже страх смерти.
Модести почувствовала, как противник вдруг обмяк. Но она не стала ликовать: с таким, как Секстон это было бы преждевременно. Ее организм тоже отчаянно требовал кислорода, но она заставила его замолчать. Собрав все свои силы, она в последний раз стиснула массивную, но уже не сопротивляющуюся шею своего врага.
Стоя на коленях, Таррант напряженно всматривался в полутьму. Рябь на черной воде стала исчезать. Он вдруг почувствовал, как вместо чудовищного напряжения его охватывает апатия. Да, теперь все кончено. Еще недавно, когда он, сидя в лодочке, неистово греб руками, ему казалось, что холод кусает его, словно дикий зверь. Да, с такой водой шутки плохи. Модести ушла на дно, увлекая за собой Секстона. Они оба погибли…
Вдруг что-то плеснуло в десяти футах от того места, куда он всматривался. Таррант увидел, как сверкнуло на черном фоне ее серебряное тело, как судорожно вдохнула она воздух. Ее волосы растрепались, прилипли к лицу. Она откинула их назад и, трижды взмахнув руками, подплыла к берегу, где сидел Таррант.
Когда он кое-как сумел подняться и доковылять до кромки берега, она уже подтянулась и выбралась из воды на камни.
— У-у-х… У-у-х… — Тяжкое дыхание Модести отдавалось глухим эхом в пещере.
Таррант присел возле Модести, хрипло повторяя:
— Милая… Дорогая… Вам надо поскорее одеться… Здесь очень холодно…
Модести подняла голову, посмотрела на него невидящим взглядом.
— Одежда, — только и смогла выговорить она.
Когда Таррант принес ей узел с одеждой, Модести уже стояла на коленях. Она взяла нижнюю рубашку и стала вытираться ею. Вода легко скатывалась со смазки, которая помешала Секстону применить свою хваленую силу и послужила защитой от жуткого холода.
Таррант, помогая Модести обсохнуть, заметил, что ее правая рука расцарапана от плеча до локтя и кровоточит.
Теперь Модести дышала гораздо ровнее. Она надела шерстяные рейтузы, брюки, верхнюю рубашку. Таррант обратил внимание, что у нее стучат зубы и трясутся руки, но холод явно был тут виновен лишь отчасти. Когда Модести посмотрела на Тарранта, он заметил в ее взгляде нечто похожее на страх. Она позволяла страху взять верх, только когда все было позади и он никак уже не мог помешать действовать. Модести тут же подавила вышедшее из-под контроля чувство.
Она кое-как застегнула ремень, мрачно посмотрела на Tap-ранга и срывающимся голосом спросила:
— Какого черта вы еще тут? Я же сказала: уходить!
— Моя дорогая… Я не мог…
— Не могли… Г-господи, вы м-мужчины все од-динаковы… У м-меня ушло д-два г-года, чтобы вразумить Вилли делать свое дело и не мешать мне делать мое…
Таррант едва подавил в себе приступ идиотского смеха.
— Я постараюсь превзойти Вилли, — кротко отозвался он.
Ее гнев погас, и она посмотрела на него с подобием улыбки.
— Погодите. Я заберу лампу. — Она села в лодку, перебралась на ту сторону и вернулась обратно. Когда она выбиралась на берег, по воде снова пошла рябь. Снизу вдруг стало что-то всплывать. Показалась рука в свитере, потом растрепанная копна светлых волос, потом появилось невидящее лицо. Затем тело снова ушло вглубь, но Таррант успел заметить, что голова Секстона была повернута под неестественным углом. Хриплым голосом он сказал:
— Вы проявили предусмотрительность…
Модести кивнула и, выжимая волосы, сказала:
— С такими, как Секстон, иначе нельзя. Сильнее противника у меня еще не было. Я ни за что не победила бы на его поле…
Таррант только кивнул. Да, она была права. Но с другой стороны, сражение есть сражение, и обстоятельства диктуют свои условия. Секстон упустил этот важный нюанс. В отличие от Модести. Она успела заметить еще тогда, в камере, его нелюбовь к холоду, а потом блестяще использовала против него ледяное подземное озеро и смазку…
— Нет, все-таки он оказался далек от совершенства, — сказал Таррант. — Ему не хватало вашего умения использовать внешние факторы.
— Может быть. Но я не хотела бы повторного поединка. Даже здесь. Ну а как вы себя чувствуете?
— Немного шатает, но в целом гораздо лучше.
— Ну и слава Богу. Остался один трудный участок. Пятнадцатифутовый подъем. Через двадцать минут будем на свежем воздухе. Где тепло и сухо.
На самом деле уже через семнадцать минут Модести забрала из тайника спальники, рюкзаки и винтовки и провела Tap-ранга туда, где на склоне имелась уютная впадинка, окруженная кустами. На чистом, голубом небе весело сияло солнце. Несмотря на полный упадок сил, Таррант с воодушевлением взирал на отличный погожий день.
Модести велела Тарранту снять башмаки и забраться в спальник, затем достала из рюкзака шоколад, изюм и таблетки глюкозы, заставила его все это съесть, а потом дала запить бренди из фляжки.
Откинув со лба мокрую прядь, Модести виновато сказала:
— Я, кажется, взъелась на вас в пещере… После всего этого я делаюсь жутко нервной…
— Право же, — только и сказал Таррант. Он слишком ослаб, чтобы смеяться.
— Нет, вы вели себя молодцом. А теперь поспите. — Она погладила приклад винтовки и добавила: — Если к полудню никакого оживления не возникнет, можно будет двигаться. Таррант с наслаждением завернулся в спальник, чувствуя, как по телу разливается тепло от выпитого бренди.
— Мы будем спать по очереди, — проговорил он, с трудом ворочая языком. — Вам тоже надо отдохнуть, а я могу вместо вас… — Тут он замолчал и вскоре заснул.
Заброшенная дорога шла возле горного склона. С одной стороны ввысь поднималась каменная стена, с другой начинался обрыв футов в пятьдесят. В одном месте стену прорезало небольшое ущелье. Стоял тот погожий апрельский день, когда с самого утра бывает тепло и солнечно.
Вилли Гарвин, остановившись у края дороги, там, где на нее выходило ущелье, к чему-то прислушивался. Леди Джанет стояла на одной ноге, Квинн поддерживал девушку за талию. Запылившиеся волосы Джанет липли ко лбу. Брюки на бедрах потемнели от пота, выступившего на спине Вилли. Башмаки Квинна были в грязи и царапинах от камней, а брюки порваны на коленях. Он произнес с отчаянием в голосе:
— Они смекнут… Они смекнут, что мы не могли забрать и Тарранта. Они догадаются, что она ушла с ним через шахту. Этот бугай американец — подлец и маньяк, но у него звериный нюх… Его не обхитришь.
— Заткнись, я слушаю, — перебил его Вилли. Но вокруг стояла тишина. Нигде не гудел мотор машины. Вилли расслабился лишь на мгновение: только через полмили обрыв перейдет в обычный склон и можно будет спуститься в долину. Им предстояло пятнадцать минут продвигаться по совершенно открытой местности, где укрыться было негде.
— Ладно, в путь, — сказал Вилли своим спутникам. — Чем быстрее пройдем это гиблое место, тем лучше.
— Тебе что, наплевать? — вдруг спросил Квинн.
— На что?
— Не на что, а на кого! На Модести! Они же ринутся за ней, сволочи…
Вилли повернулся к Джанет, чтобы она смогла ухватиться за него, и поднял ее себе на спину. Его одолевала усталость, плечо ломило, но он терпеливо произнес:
— Хватит распалять себя, дружище. Ты то и дело вытаскиваешь свои горести из заплечного мешка и льешь на них слезы. Я начну волноваться за Модести, когда смогу что-то для нее сделать. А теперь заткнись.
— Не сердись, Вилли, — устало сказала Джанет. — Я тоже все время думаю о ней. И об этом пожилом джентльмене. Мы-то в безопасности, а они…
— Надеюсь, ты окажешься права. Пошли.
Они вышли на дорогу. Вилли сразу задал резвый темп.
Примерно в полумиле от них Токуда устроился на скале и пристально смотрел в бинокль. Затем он быстро соскочил вниз на дорогу, где стоял «ситроен». За рулем сидел полковник Джим, рядом с ним Клара, сзади Да Круз и Муро. Клара и Да Круз держали в руках пистолеты, у полковника Джима на поясе в кобуре покоился «кольт» сорок пятого калибра. В замке остался только Меллиш.
Первой услышала шум вдалеке Джанет. Как раз в этом месте дорога расширялась настолько, что две машины свободно могли разъехаться. Когда-то здесь обрыв был огорожен колючей проволокой, но теперь от ограды остались лишь ржавые железные колья.
— Вилли, по-моему, это машина, — сказала Джанет.
Они остановились, прислушались. Джанет покачала головой.
— Теперь вроде тихо, но горы порой выкидывают фокусы. Я слышала шум мотора сзади.
Вилли оглянулся. Он понимал, что Джанет, скорее всего, права. Полковник Джим или Секстон, конечно же, организовали преследование. Но теперь уже было поздно возвращаться к ущелью.
Вилли почувствовал, как его охватывает отчаяние. Он стал быстро осматривать окрестности, чтобы найти хоть что-то, что можно было бы использовать к своей выгоде. Дорога расширялась в шестидесяти футах от поворота. Вилли подскочил к одному из железных кольев и начал неистово расшатывать его в земле. Квинн подвел Джанет к большому камню и усадил на него. Она взяла его руку и посмотрела на Вилли. Квинн глухо прошептал:
— Что он делает?
— Не знаю. — Ее голос задрожал. — Но что-то явно придумал. Скоро мы все поймем.
— Они жутко находчивы. Но я просто не понимаю… — Квинн осекся. Они увидели, что Вилли уже выдрал из земли этот столбик, который с одного конца был заострен, затем встал посреди дороги, держа его в правой руке, чуть опустив на плечо.
Машина гудела уже гораздо громче. Повороты она преодолевала на третьей скорости, но довольно быстро. Вилли чуть приподнял своеобразное копье. Судя по звуку, машина должна была вот-вот выйти из-за поворота. Выждав еще пять секунд. Вилли бросился ей навстречу, причем в последние мгновения он изменил разбег и продвигался боком. Квинн понял, что именно так разбегаются метатели копья на спортивных соревнованиях. Впрочем, Вилли держал свой снаряд чуть иначе, но на этот раз точность была гораздо важнее дальности броска.
Как только машина выскочила из-за поворота, Вилли прицелился и метнул снаряд, вложив в бросок все свои силы и сноровку. У Вилли имелось множество талантов, но мало кто мог сравниться с ним в искусстве метания предметов. «Копье» полетело по блестяще вычисленной низкой траектории. Расстояние между Вилли и автомобилем составляло тридцать ярдов, когда «копье» отправилось в свой полет, а когда врезалось в ветровое стекло, эта дистанция сократилась до двадцати ярдов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
На суше Секстон сумел бы освободиться от этого захвата пятью разными способами, в том числе просто применив силу. Но здесь он не мог оттолкнуться ногами, да и внезапная холодная ванна нанесла ощутимый удар по его нервной системе. Секстон прилагал огромные усилия, чтобы восстановить душевное спокойствие. Он ухватил Модести за предплечье, пытаясь нажать на нерв. Но пальцы его заскользили по смазанной маслом коже. Модести же, не теряя даром времени, ударила пяткой ему в пах, одновременно молотя вовсю второй ногой по воде, чтобы они продолжали кружение.
Вода попала Секстону в нос. Он фыркнул, потратив на это драгоценный запас воздуха в легких. Вдруг, словно взбесившись, он стал судорожно хвататься за все, что только было в пределах досягаемости — бедро, руку, плечо Модести, чтобы заставить ее ослабить хватку.
Наконец ему удалось поймать ее ступню. Он призвал на помощь все свои силы, чтобы сломать ее в лодыжке. Но в голове что-то глухо грохотало, в груди бушевал пожар. Модести вроде бы отпустила его горло. В Секстоне загорелась надежда. И тут же угасла, потому как он успел смекнуть, что, ослабив хватку, она одурачила его. Он хотел глотнуть воздуха, а глотнул воды.
После этого Модести снова стиснула его горло, чем вогнала противника в панику. Помутившийся рассудок Секстона вопил, что его одурачили, а не победили. Последнее, что он испытал, было всепоглощающее чувство ненависти, которое погребло под собой даже страх смерти.
Модести почувствовала, как противник вдруг обмяк. Но она не стала ликовать: с таким, как Секстон это было бы преждевременно. Ее организм тоже отчаянно требовал кислорода, но она заставила его замолчать. Собрав все свои силы, она в последний раз стиснула массивную, но уже не сопротивляющуюся шею своего врага.
Стоя на коленях, Таррант напряженно всматривался в полутьму. Рябь на черной воде стала исчезать. Он вдруг почувствовал, как вместо чудовищного напряжения его охватывает апатия. Да, теперь все кончено. Еще недавно, когда он, сидя в лодочке, неистово греб руками, ему казалось, что холод кусает его, словно дикий зверь. Да, с такой водой шутки плохи. Модести ушла на дно, увлекая за собой Секстона. Они оба погибли…
Вдруг что-то плеснуло в десяти футах от того места, куда он всматривался. Таррант увидел, как сверкнуло на черном фоне ее серебряное тело, как судорожно вдохнула она воздух. Ее волосы растрепались, прилипли к лицу. Она откинула их назад и, трижды взмахнув руками, подплыла к берегу, где сидел Таррант.
Когда он кое-как сумел подняться и доковылять до кромки берега, она уже подтянулась и выбралась из воды на камни.
— У-у-х… У-у-х… — Тяжкое дыхание Модести отдавалось глухим эхом в пещере.
Таррант присел возле Модести, хрипло повторяя:
— Милая… Дорогая… Вам надо поскорее одеться… Здесь очень холодно…
Модести подняла голову, посмотрела на него невидящим взглядом.
— Одежда, — только и смогла выговорить она.
Когда Таррант принес ей узел с одеждой, Модести уже стояла на коленях. Она взяла нижнюю рубашку и стала вытираться ею. Вода легко скатывалась со смазки, которая помешала Секстону применить свою хваленую силу и послужила защитой от жуткого холода.
Таррант, помогая Модести обсохнуть, заметил, что ее правая рука расцарапана от плеча до локтя и кровоточит.
Теперь Модести дышала гораздо ровнее. Она надела шерстяные рейтузы, брюки, верхнюю рубашку. Таррант обратил внимание, что у нее стучат зубы и трясутся руки, но холод явно был тут виновен лишь отчасти. Когда Модести посмотрела на Тарранта, он заметил в ее взгляде нечто похожее на страх. Она позволяла страху взять верх, только когда все было позади и он никак уже не мог помешать действовать. Модести тут же подавила вышедшее из-под контроля чувство.
Она кое-как застегнула ремень, мрачно посмотрела на Tap-ранга и срывающимся голосом спросила:
— Какого черта вы еще тут? Я же сказала: уходить!
— Моя дорогая… Я не мог…
— Не могли… Г-господи, вы м-мужчины все од-динаковы… У м-меня ушло д-два г-года, чтобы вразумить Вилли делать свое дело и не мешать мне делать мое…
Таррант едва подавил в себе приступ идиотского смеха.
— Я постараюсь превзойти Вилли, — кротко отозвался он.
Ее гнев погас, и она посмотрела на него с подобием улыбки.
— Погодите. Я заберу лампу. — Она села в лодку, перебралась на ту сторону и вернулась обратно. Когда она выбиралась на берег, по воде снова пошла рябь. Снизу вдруг стало что-то всплывать. Показалась рука в свитере, потом растрепанная копна светлых волос, потом появилось невидящее лицо. Затем тело снова ушло вглубь, но Таррант успел заметить, что голова Секстона была повернута под неестественным углом. Хриплым голосом он сказал:
— Вы проявили предусмотрительность…
Модести кивнула и, выжимая волосы, сказала:
— С такими, как Секстон, иначе нельзя. Сильнее противника у меня еще не было. Я ни за что не победила бы на его поле…
Таррант только кивнул. Да, она была права. Но с другой стороны, сражение есть сражение, и обстоятельства диктуют свои условия. Секстон упустил этот важный нюанс. В отличие от Модести. Она успела заметить еще тогда, в камере, его нелюбовь к холоду, а потом блестяще использовала против него ледяное подземное озеро и смазку…
— Нет, все-таки он оказался далек от совершенства, — сказал Таррант. — Ему не хватало вашего умения использовать внешние факторы.
— Может быть. Но я не хотела бы повторного поединка. Даже здесь. Ну а как вы себя чувствуете?
— Немного шатает, но в целом гораздо лучше.
— Ну и слава Богу. Остался один трудный участок. Пятнадцатифутовый подъем. Через двадцать минут будем на свежем воздухе. Где тепло и сухо.
На самом деле уже через семнадцать минут Модести забрала из тайника спальники, рюкзаки и винтовки и провела Tap-ранга туда, где на склоне имелась уютная впадинка, окруженная кустами. На чистом, голубом небе весело сияло солнце. Несмотря на полный упадок сил, Таррант с воодушевлением взирал на отличный погожий день.
Модести велела Тарранту снять башмаки и забраться в спальник, затем достала из рюкзака шоколад, изюм и таблетки глюкозы, заставила его все это съесть, а потом дала запить бренди из фляжки.
Откинув со лба мокрую прядь, Модести виновато сказала:
— Я, кажется, взъелась на вас в пещере… После всего этого я делаюсь жутко нервной…
— Право же, — только и сказал Таррант. Он слишком ослаб, чтобы смеяться.
— Нет, вы вели себя молодцом. А теперь поспите. — Она погладила приклад винтовки и добавила: — Если к полудню никакого оживления не возникнет, можно будет двигаться. Таррант с наслаждением завернулся в спальник, чувствуя, как по телу разливается тепло от выпитого бренди.
— Мы будем спать по очереди, — проговорил он, с трудом ворочая языком. — Вам тоже надо отдохнуть, а я могу вместо вас… — Тут он замолчал и вскоре заснул.
Заброшенная дорога шла возле горного склона. С одной стороны ввысь поднималась каменная стена, с другой начинался обрыв футов в пятьдесят. В одном месте стену прорезало небольшое ущелье. Стоял тот погожий апрельский день, когда с самого утра бывает тепло и солнечно.
Вилли Гарвин, остановившись у края дороги, там, где на нее выходило ущелье, к чему-то прислушивался. Леди Джанет стояла на одной ноге, Квинн поддерживал девушку за талию. Запылившиеся волосы Джанет липли ко лбу. Брюки на бедрах потемнели от пота, выступившего на спине Вилли. Башмаки Квинна были в грязи и царапинах от камней, а брюки порваны на коленях. Он произнес с отчаянием в голосе:
— Они смекнут… Они смекнут, что мы не могли забрать и Тарранта. Они догадаются, что она ушла с ним через шахту. Этот бугай американец — подлец и маньяк, но у него звериный нюх… Его не обхитришь.
— Заткнись, я слушаю, — перебил его Вилли. Но вокруг стояла тишина. Нигде не гудел мотор машины. Вилли расслабился лишь на мгновение: только через полмили обрыв перейдет в обычный склон и можно будет спуститься в долину. Им предстояло пятнадцать минут продвигаться по совершенно открытой местности, где укрыться было негде.
— Ладно, в путь, — сказал Вилли своим спутникам. — Чем быстрее пройдем это гиблое место, тем лучше.
— Тебе что, наплевать? — вдруг спросил Квинн.
— На что?
— Не на что, а на кого! На Модести! Они же ринутся за ней, сволочи…
Вилли повернулся к Джанет, чтобы она смогла ухватиться за него, и поднял ее себе на спину. Его одолевала усталость, плечо ломило, но он терпеливо произнес:
— Хватит распалять себя, дружище. Ты то и дело вытаскиваешь свои горести из заплечного мешка и льешь на них слезы. Я начну волноваться за Модести, когда смогу что-то для нее сделать. А теперь заткнись.
— Не сердись, Вилли, — устало сказала Джанет. — Я тоже все время думаю о ней. И об этом пожилом джентльмене. Мы-то в безопасности, а они…
— Надеюсь, ты окажешься права. Пошли.
Они вышли на дорогу. Вилли сразу задал резвый темп.
Примерно в полумиле от них Токуда устроился на скале и пристально смотрел в бинокль. Затем он быстро соскочил вниз на дорогу, где стоял «ситроен». За рулем сидел полковник Джим, рядом с ним Клара, сзади Да Круз и Муро. Клара и Да Круз держали в руках пистолеты, у полковника Джима на поясе в кобуре покоился «кольт» сорок пятого калибра. В замке остался только Меллиш.
Первой услышала шум вдалеке Джанет. Как раз в этом месте дорога расширялась настолько, что две машины свободно могли разъехаться. Когда-то здесь обрыв был огорожен колючей проволокой, но теперь от ограды остались лишь ржавые железные колья.
— Вилли, по-моему, это машина, — сказала Джанет.
Они остановились, прислушались. Джанет покачала головой.
— Теперь вроде тихо, но горы порой выкидывают фокусы. Я слышала шум мотора сзади.
Вилли оглянулся. Он понимал, что Джанет, скорее всего, права. Полковник Джим или Секстон, конечно же, организовали преследование. Но теперь уже было поздно возвращаться к ущелью.
Вилли почувствовал, как его охватывает отчаяние. Он стал быстро осматривать окрестности, чтобы найти хоть что-то, что можно было бы использовать к своей выгоде. Дорога расширялась в шестидесяти футах от поворота. Вилли подскочил к одному из железных кольев и начал неистово расшатывать его в земле. Квинн подвел Джанет к большому камню и усадил на него. Она взяла его руку и посмотрела на Вилли. Квинн глухо прошептал:
— Что он делает?
— Не знаю. — Ее голос задрожал. — Но что-то явно придумал. Скоро мы все поймем.
— Они жутко находчивы. Но я просто не понимаю… — Квинн осекся. Они увидели, что Вилли уже выдрал из земли этот столбик, который с одного конца был заострен, затем встал посреди дороги, держа его в правой руке, чуть опустив на плечо.
Машина гудела уже гораздо громче. Повороты она преодолевала на третьей скорости, но довольно быстро. Вилли чуть приподнял своеобразное копье. Судя по звуку, машина должна была вот-вот выйти из-за поворота. Выждав еще пять секунд. Вилли бросился ей навстречу, причем в последние мгновения он изменил разбег и продвигался боком. Квинн понял, что именно так разбегаются метатели копья на спортивных соревнованиях. Впрочем, Вилли держал свой снаряд чуть иначе, но на этот раз точность была гораздо важнее дальности броска.
Как только машина выскочила из-за поворота, Вилли прицелился и метнул снаряд, вложив в бросок все свои силы и сноровку. У Вилли имелось множество талантов, но мало кто мог сравниться с ним в искусстве метания предметов. «Копье» полетело по блестяще вычисленной низкой траектории. Расстояние между Вилли и автомобилем составляло тридцать ярдов, когда «копье» отправилось в свой полет, а когда врезалось в ветровое стекло, эта дистанция сократилась до двадцати ярдов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34