— Спасибо, Рене, но мне надо как можно скорее вернуться в Лондон. Мой рейс в двенадцать сорок пять. Есть еще одна версия, которую неплохо бы отработать.
— А этот самый Квинн…
— Он сейчас у меня. Он явно видел что-то важное, иначе они не предприняли бы попытки устранить его.
— Модести, послушайте. Если есть причины полагать, что сэр Джеральд сейчас находится не на Западе, то можно считать его покойником. Тут уж мы ничего не сможем поделать.
— И пусть его режут на части?
— Извините… Вы правы.
— Хорошо, Рене…
Тот посмотрел на нее, потом тихо чертыхнулся.
— Я зря трачу слова.
За час до того, как Модести начала знакомиться с досье и фотографиями в отделе Сюрте, Квинна разбудил какой-то крупный мужчина и сообщил ему, что к его услугам ванная комната, что его одежда вычищена и висит в шкафу и что через полчаса дворецкий Венг подаст завтрак в столовую.
— Где Модести? — спросил все еще сонный Квинн.
— В Париже. Вернется сегодня попозже.
Прежде чем Квинн сумел сформулировать следующий вопрос, гигант исчез. Квинн вылез из кровати. Она была тут, рядом с ним, еще несколько часов тому назад. Он это отлично помнил. Но Париж? И сейчас? Что, черт побери, происходит? Надо спросить того громилу — как, кстати, его зовут? Да, Вилли Гарвин… Так, кажется, сказал ему в пивной Дагган. Квинн вдруг решил, не имея на то никаких оснований, что Вилли Гарвин ему не по душе.
Полчаса спустя, появившись в столовой, Квинн увидел, что за столом сидит Вилли и читает газету, а молодой индокитаец принес для него, Квинна, еду: кофе, сливки, тосты, а также яичницу с беконом и почками.
— Еще чашечку кофе, Венг, — сказал Вилли, кладя газету. — А это мистер Квинн.
Венг слегка поклонился.
— Доброе утро, мистер Квинн.
— Привет, — отозвался Квинн и сел. Он вдруг испытал приступ голода.
— «Черный бархат» — вещь суровая, — сказал Вилли. — Как себя чувствуете?
— Неплохо, — ответил Квинн и начал есть. — А где Модести?
— В Париже. Улетела восьмичасовым рейсом. Сказала, чтобы вам дали выспаться.
— Я выспался. А вы где ночевали?
— Здесь. У меня тут своя комната.
— Ясно. Впрочем, ничего мне не ясно. Но не в этом дело. А почему она так внезапно понеслась в Париж?
— Увидеть знакомого. Хочет узнать о тех троих, что пытались напасть на вас.
— На меня?
— Вот именно.
— А зачем ей это?
— Все скажет Модести. Ей хочется кое-что у вас узнать.
Квинн почувствовал приступ ярости. Бог знает, что она там надеялась услышать от него, но неужели прошлая ночь — исключительно предлог для допроса? Приласкать старину Квинна, чтобы он был паинькой и рассказал все, что ее интересует?..
— Ну что ж, — буркнул он, — я порядком повеселился, а теперь, пожалуй, мне пора.
— Нет, вам придется подождать Принцессу. Я же сказал: она хочет кое-что у вас узнать.
— Кто-кто?
— Модести.
— А, ласкательное обозначение… Очень трогательно. Очень мило. Но кто может заставить меня торчать тут, Гарвин?
— Отчасти это делается ради вашего же блага. Не исключено, что некто все еще надеется добраться до вас, довести до конца то, что тогда сорвалось из-за Модести.
— Добраться до меня? Чушь. Так кто же меня удержит?
— А, давайте без конфликтов, — устало вздохнул Гарвин. — Они меня утомляют.
Квинн стал намазывать маслом тост, внутренне бурля от гнева. Фальшиво улыбнувшись, он доложил:
— Модести вчера пришла ко мне в постель.
— Угу, — кивнул Вилли. — После того кошмара. Она мне говорила, что осталась…
— Отлично потрахались. — Квинн не успел выговорить это слово, как возненавидел себя. Он понимал, что портит что-то очень хорошее, но уже не мог остановиться и продолжал злобно улыбаться.
Вилли снова взялся за газету. Он словно не услышал Квинна. Тот же доверительно продолжал:
— Теперь хотелось бы знать, приятель, сколько я должен оставить на каминной полке? Сколько принято? Обычная такса — гинея?
Вилли Гарвин задумался на мгновение, потом встал, похлопал Квинна по плечу.
— Не то говоришь, приятель, — сказал он. Затем одной рукой он стиснул его плечо, а другой ударил Квинна по щеке. Раздался такой звук, словно лопнул бумажный пакет. У Квинна чуть не вылетели зубы, а перед глазами поплыли круги. Если бы не ручища Вилли, крепко державшая его за плечо, он бы полетел на пол. Но он остался на стуле. Вскоре в голове прояснилось. Квинн попытался встать, но ничего не вышло. Ручища держала его мертвой хваткой. — У тебя плохие манеры, Квинн, — мрачно сказал Вилли. — Учти, мне плевать, что ты там думаешь о Модести Блейз. И говорить тоже можешь все, что взбредет тебе в голову. Но когда ты заявляешься в ее дом пьяным, потом блюешь на нее, потом остаешься на ночь, а она приходит отогнать твои дурные сны, когда ты находишься под ее крышей, завтракаешь за ее столом, тогда думай, прежде чем ляпнуть что-то лишнее в моем присутствии. Потому что по части правил хорошего тона я большой консерватор.
Он отпустил Квинна, дружески кивнул ему, сел и налил себе еще кофе. Квинн сидел, и его сотрясала дрожь. Он прижал руки к щекам.
— Меня что… действительно вырвало на нее? — наконец спросил он тихим, срывающимся голосом.
— Еще как. Но ты не беспокойся. Она поняла…
— О Боже… Слушайте, я сейчас наговорил черт-те что… Я не хотел. Ни в коем случае… На самом деле она великолепна. Просто чудо. Но мне взбрело вдруг в голову, что она сделала все это, только чтобы использовать меня… А это задело за живое старину Квинна и подняло в нем столько всякой мути… В общем, я очень, очень виноват…
— Она надеется, что вы нам сумеете помочь, — медленно произнес Вилли. — Но то, что она сделала для вас, она сделала бы в любом случае.
— Жалеет хромых собачек, — криво улыбнулся Квинн.
— Только некоторых хромых собачек. Я мог бы рассказать о себе, но это ни к чему. — Вилли чуть отодвинулся на стуле. — Нам надо убить время, но Принцесса не велела выходить на случаи если за вами следят. Внизу есть бассейн и корт, и если вам охота прогнать похмелье…
— У меня его нет. — Квинн осторожно посмотрел на Вилли и буркнул: — Если я скажу, что она вылечила мое похмелье лучше, чем альказельцер, вы не сочтете это неучтивым?
Вилли улыбнулся и покачал головой.
— Если вам неохота плавать или играть в сквош, тут есть отличная коллекция джазовых пластинок. И классики.
— Я не играл в сквош три года, но почему бы не попробовать? А потом можно и поплавать.
— Хорошо. Сейчас возьму ракетки.
Когда в два часа появилась Модести, Вилли и Квинн как раз успели переодеться после получасового купания в бассейне. Она обнаружила, что враждой вроде бы и не пахнет, и это ее успокоило.
— Вы пропустили забавное зрелище, — сказал Квинн. — В шортах Вилли я выглядел как Амелия Блумер.
— Вы хорошо себя вели? — спросила Модести, погладив его по плечу.
— После небольшого фальстарта, да. Верно, Вилли?
— Просто паинька. Ты ела, Принцесса?
— В самолете.
— Ну, что Рене? Помог?
— Он оповестил всех, кого нужно, чтобы срочно задержали ту троицу, но неизвестно, сколько уйдет на это времени. У вас все в порядке, Квинн? Я хочу с вами поговорить.
— Вилли меня уже предупреждал. Когда я плавал, то постарался припомнить все, что видел, пока валялся на том карнизе. Я уже говорил, что то терял сознание, то опять приходил в себя. В общем, воспоминаний немного, но все лучше, чем ничего…
— Ясно. Итак, вы лежали на карнизе, смотрели через ущелье на шоссе и надеялись, что там появится кто-то…
— Не особенно и надеялся. Машины проходили тот отрезок за несколько секунд, а там крутой поворот, поэтому водители больше интересовались дорогой. Во всяком случае, все нормальные люди. За французов водителей, конечно, не поручусь.
— Когда я спросила вас про серый «пежо», вы ответили, что не видели, как он упал с обрыва. Но вы его все же видели?
— Не уверен насчет марки, но какое-то время там действительно стояла серая машина.
— Стояла? Это точно?
— Ну конечно, милая Модести. — Он улыбнулся своей симпатичной улыбкой и пояснил: — Я так вас называю, чтобы успокоить свое "я" и не чувствовать перед вами благоговейного страха, который, в свою очередь, вызвал бы во мне недобрые чувства. Понимаете?
— Понимаю. Продолжайте в том же духе. Итак, сколько пробыла там серая машина?
— Не знаю. Голова плохо работала. Но сперва там возник «дормобил». Потом уже появился «пежо». Какое-то время там стояли оба автомобиля.
— «Дормобил»?
— Ну, я не большой специалист по фургонам, но похоже на то. Из него еще вышли две монахини.
— Монахини? — в один голос переспросили Модести и Вилли.
— Ну да. А что такого? Монахини тут свободно катаются в машинах. Вы разве не видели?
— Кажется, сестру Джанет взяла в оборот именно монахиня? — спросила Модести у Вилли.
Он кивнул. Квинн хотел что-то сказать, но заметил, что они поглощенно обдумывают свое. Ему вдруг показалось, что между этими двумя есть какая-то телепатическая связь. Наконец Вилли проговорил:
— Опять магнитный поток. Или у нас не две работы, а одна.
— Да, но… — начала Модести и тут же осеклась. Потом она обернулась к Квинну, который увидел, что ее синие глаза стали совсем черными. — Ну-ка, давайте все по порядку с момента появления фургона.
— Ладно. Он остановился на повороте. Вышли две монахини. У меня было плохо с головой, и мне сначала померещилось, что это два пингвина. Они ничего не делали. Просто вышли и стали чего-то ждать. Я попытался привлечь их внимание, но безуспешно. То ли они меня не видели, то ли они мне померещились… Потом я снова потерял сознание. Можно закурить?
— Вон там, в шкатулке, сигареты.
Квинн закурил, потом задумчиво произнес:
— Понятия не имею, сколько я провел без сознания. Но когда я очнулся, и фургон, и монахини были по-прежнему там. Но кроме того, появилась эта серая машина. Она стояла чуть сзади. А рядом с ней — человек. Он вдруг наклонился, потом снял дверь с петель и положил ее на крышу.
— Минуточку, — перебила его Модести. — У машин дверцы сидят прочно.
— Знаю. Я думал об этом в бассейне. Но, по крайней мере, так мне показалось. Он нагнулся, поднял дверь и положил ее на крышу…
Модести посмотрела на Вилли, который только покачал головой.
— Ладно, — сказала она. — Что было дальше?
— Ничего. Пустота. Но я отчетливо помню того типа с дверью. Как на снимке. Я, кажется, стал искать плащ, чтобы помахать им. И снова впал в забытье. Но вскоре снова пришел в себя, потому что помню, как махал плащом. Монахини были у фургона, но мужчина исчез. Нет, неверно. Господи, даже вспоминать это тяжело… Там был такой большой камень, и человек этот оказался на нем. Издалека походил на крест…
— Он стоял, вытянув руки? — спросила Модести. — Вот так?
— Не выпячивайте вашу очаровательную грудь. Я волнуюсь. Нет, иначе. — Квинн выбросил руки по сторонам, согнул в локтях, а кисти поднес к лицу.
— Господи, он смотрел в бинокль, — сказал Вилли.
— Точно! — воскликнул Квинн. — Значит, мерзавец углядел меня, но не подумал ничего сделать.
— Почему же, — возразила Модести. — Он послал трех бандитов, чтобы они вас успокоили навсегда.
Квинн посмотрел сначала на нее, потом на Вилли и наконец на сигарету в руке.
— Господи, — пробормотал он. — Пожалуй, лучше с вами не спорить.
— Вы махали плащом? Сигналили? — спросил Вилли.
— Как безумный!
— Итак, монахини стояли у фургона, мужчина на скале, а что же серая машина?
Квинн зажмурился и долго сидел неподвижно и молча. Потом открыл глаза и виновато покачал головой.
— Пытаюсь представить, но не могу.
— Если вы видели, как фургон уехал, вы заметили бы, что серая машина осталась, — сказала Модести.
— Я не видел, как они отъехали, — сказал Квинн. — Пару минут я махал плащом, а потом выбился из сил и рухнул на карниз. Не то чтобы я опять потерял сознание, но просто лежал. — Он скривил губы и добавил: — Даже какое-то время скулил. Очень жалел себя… А потом, когда набрался сил, чтобы снова посигналить, дорога уже опустела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34