Но матросы эти никак не могут считаться классными специалистами, они еще очень мало знают и умеют — их придется всему учить, а делать это опять же придется ему и его старшинам… Он только собрался зайти в ходовую рубку посмотреть на компьютер управления торпедной стрельбой, как по принудительной трансляции его срочно вызвали в кают-компанию.
Там он с Питтмэном, Оуэном и Бэттлом погрузился в изучение руководств по средствам связи. Сам он листал тоненькие, помеченные 1942 годом, брошюрки — наставления по эксплуатации компьютера торпедной стрельбы. «Компьютер… — хмыкнул он. — Значит, уже тогда были компьютеры?»
Еще через несколько часов, когда все уже выдохлись, а у Брента заболели глаза, в кают-компанию вошел адмирал. Он по-стариковски грузно и устало опустился в кресло, сообщив троим новичкам, что старший механик ждет их в машинном отделении. Когда они вышли, он повернулся к Бренту:
— Новый радар и РЛС радиоэлектронной разведки смонтируют завтра. Получаем SPS—10, РЛС обнаружения надводных и воздушных целей.
— О Господи! «Десятке» — лет тридцать!
— «Вестингауз» слегка модернизировал ее. Новая катодная трубка.
— Ну а РЭР чем нас порадует?
Аллен медленно раздвинул губы в улыбке:
— С радиоэлектронной разведкой дела обстоят получше, чем с гидропеленгатором. Нам дают WLR—8.
— Мощная штука, — просиял Брент.
— К тому же модернизирован.
— Неужели?
Аллен рассмеялся:
— У нас на лодке места не хватит для всей системы.
— Для компьютеров? Их два, а без них — это просто груда железа.
— Обойдемся одним. Нам дают «Сильванию» PSP—300.
— Отлично. Это уже режим автоматического захвата и сопровождения цели. Немало.
— Немало, Брент. И измерение направления сигнала, анализ частоты, модуляции и ширины импульса.
— Но каталога первостепенных «угроз» нет?
— Нет. — Кончиками пальцев адмирал провел по отросшей седой щетине на подбородке. — В ходовой рубке места для него не хватит. Я прикажу поставить его в ЦП у поста погружения и всплытия. Так или иначе, использовать его мы будем перед всплытием и на поверхности.
— Правильно, сэр.
Взгляд адмирала стал озабоченным:
— Вот какое дело, Брент… Я не смогу завтра пойти с вами в ООН. — Он беспомощно развел руками. — Ты сам видишь, что творится на лодке: миллион проблем и все надо решить одновременно. Если останусь здесь, проку и пользы будет больше. Итак, пойдете вы с Бернштейном, а мою особу будет представлять старпом.
— Я уверен, что все это будет впустую, сэр.
— У нас приказ — никуда не денешься.
— Разумеется, сэр.
Адмирал пробежал пальцами по столу, как по клавишам рояля.
— Есть один маленький, едва заметный шансик на то, что будет сделан первый шаг ко взаимопониманию.
— С палестинцами? Но ведь в этой игре они пешки. Тяжелые фигуры — это Каддафи, Хафез Асад, Саддам Хуссейн, Валид Джумблат…
— Знаю, знаю, Брент. Но Арафат пользуется большим влиянием в арабских кругах.
— Теперь в игру вступает еще и Хомейни.
— Откуда такие сведения, Брент?
Лейтенант передал ему свой разговор с Дэйл Макинтайр.
— Скверно, — выслушав его, покачал головой Аллен, но уже в следующее мгновение плутоватая улыбка заиграла на его лице: — Кстати, лейтенант Росс, в пятницу вечером идете в увольнение. Надеюсь, вы используете его с толком.
Брент покраснел, как школьник.
— Постараюсь, сэр.
До штаб-квартиры Организации Объединенных Наций было недалеко — по диагонали до Ист-Ривер и Сорок Второй улицы, — однако поймать такси оказалось очень сложно: количество их сильно сократилось из-за нехватки бензина. А к «делегации адмирала Фудзиты» в последний момент прибавился еще один член — старшина торпедистов Масайори Фудзивара. Аллен отправил его с Брентом в качестве, как он сказал, «советника и телохранителя»: «Он будет прикрывать тебе спину — от арабов можно ждать чего угодно».
Брент не возражал: Фудзивара и вправду был надежнейшим из надежных. Пистолет остался на лодке, а без него Брент чувствовал себя словно раздетым. Но пронести «Оцу» через установленные при входе в ООН рамы-детекторы было невозможно.
Три такси промчались мимо, и тогда старшина стал посреди Вест-авеню, так что четвертому волей-неволей пришлось затормозить. Водитель выругался и закричал, что машина заказана. Фудзивара, хлестнув своим кожаным витым жгутом по ветровому стеклу, схватил его за шиворот. Тотчас выяснилось, что заказ может и подождать. Брент, Бернштейн и Уильямс, не теряя времени, залезли на заднее сиденье, Фудзивара сел впереди. Рядом с элегантными моряками в «синем повседневном» полковник в своем песочном бесформенном комбинезоне смотрелся несколько странно и выпадал из ансамбля. Однако все уже не раз слышали от него: «Пока моя страна воюет, я в штатском ходить не буду».
Тридцатидевятиэтажная башня Секретариата ООН, сотворенная из белого мрамора, зеленого стекла и алюминия, выделялась своим величавым изяществом даже в этом мире великолепных небоскребов, окружавших ее.
Они вылезли из такси на Первой авеню и подошли к семи бронзово-никелевым дверям главного входа в здание Генеральной Ассамблеи. По дороге Уильямс прочел надпись на постаменте бронзовой фигуры:
— «Перекуем мечи на орала»…
— …и поглубже запашем Каддафи, — под общий смех презрительно усмехнулся Бернштейн.
У дверей охранник проверил их документы и пропуска, заглянул в регистрационную книгу и вежливо сообщил, что встреча состоится в зале номер два, что арабская делегация уже прибыла и ожидает их вместе с британским посредником. Он показал на широкий коридор, уходящий из холла влево. Миновав справочную, бронзовую фигуру Посейдона и бронзовую же модель первого спутника, они оказались у цели.
Через массивные дубовые двери офицеры и Фудзивара вошли в длинную комнату с полированным столом посередине, за которым сидело шесть человек: пятеро — в щегольских, но строгих костюмах, а шестой — в великолепном шелковом бурнусе. Трое курили — в комнате стоял характерный душный запах египетского табака.
При появлении делегации со своего места во главе стола поднялся высокий сухощавый господин средних лет и, показывая зубы в улыбке, претендующей на сердечность, заговорил нежнейшим голосом актера Королевского шекспировского театра:
— Меня зовут Невилл Хэтсуэй, я помощник британского представителя при ООН, генеральный секретарь попросил меня тут посидеть, посмотреть что к чему. Он сам ужасно хочет, чтобы дело пошло, ну, и всякое такое.
Брент, разглядывая англичанина, с трудом подавил усмешку: этот облаченный в превосходно сшитый твидовый костюм сухопарый джентльмен с редкими седеющими волосами, прилизанными на прямой пробор, с тоненькими усиками под аристократически горбатым крупным носом и не менее крупным кадыком, казалось, сошел со страниц журнала «Панч». Для того чтобы еще полнее соответствовать представлению о совершенном британце, на переносице у него ненадежно сидело золотое пенсне.
Но вот взгляд его упал на человека, сидевшего рядом, и он узнал Кеннета Розенкранца — американца, изменившего своей стране. Это был рослый, мучнисто-бледный человек лет тридцати с львиной головой, увенчанной гривой густых светло-русых, почти соломенных волос, бесцветными губами и восковыми, как у покойника, щеками. Серо-синие глаза вонзились в Брента двумя лазерными лучами, и в них появилось такое удовлетворение, что казалось: Кеннет сидит не за столом, а в кабине своего истребителя, долго ловил и вот наконец поймал Брента в прицел видоискателя.
При появлении представителей адмирала Фудзиты никто из арабов не встал.
— Рад до смерти, что опять пришлось свидеться, мистер Росс, — с сарказмом произнес Розенкранц.
— Оу, вы знакомы? — сказал Хэтсуэй. — Добрый знак.
Брент, гладя на Розенкранца, чувствовал, как давняя ненависть снова вселяется в его душу, затопляя ее. Да, он знал этого человека — он слишком хорошо его знал. Он вспомнил, как год назад в лазарете «Йонаги» едва не прикончил его в жестокой кулачной драке. А Кеннет, поменяйся они тогда местами, не упустил бы такого случая. Ничего удивительного: это был прирожденный убийца, убийца по профессии и по душевному складу, убивавший из-за денег, но не только поэтому. Брент был уверен, что, лишись Розенкранц своего миллионного жалованья и пятидесяти тысяч долларов в виде премии за каждый сбитый самолет, он все равно продолжал бы убивать, ибо это доставляло ему наслаждение. Ходили слухи, что на фюзеляже его Me-109 изображено семьдесят звездочек — по числу сбитых японских самолетов.
— Да, мистер Хэтсуэй, — ровным голосом сказал Брент. — Мы — старинные приятели. — Он не отрывал глаз от Кеннета. — Давно мы с вами не виделись, капитан. Помнится, у нас оставались кое-какие нерешенные вопросы.
Бесцветные губы дрогнули:
— Как же, как же. Не думай, что я об этом забыл.
— Хорошо. А то я готов освежить вам память — где скажете, когда скажете.
— Скажу, не сомневайся. Встретимся, будь спокоен.
— Прошу садиться, джентльмены, — сказал британец, — и приступим к делу.
Бернштейн кивнул и придвинул стул. Брент и Уильямс последовали его примеру. Хэтсуэй представил первых трех членов арабской делегации — худых смуглых людей с ярко выраженными чертами своей расы. Иман Юнис, так живописно драпировавшийся в свой бурнус, был личным представителем Ясира Арафата. Сириец Джаи Ахмед — Хафеза Асада, Али Сабах — аятоллы Хомейни.
Брент и Бернштейн обменялись в эту минуту быстрым многозначительным взглядом.
Розенкранц, прервав британца, представил пятого и последнего участника переговоров — тучного седого человека за пятьдесят, с толстыми чувственными губами и неподвижными глазами кобры.
— Это капитан Вольфганг Ватц, больше известный по прозвищу «Зебра», один из моих лучших истребителей. За ним числятся десять япошек.
Фудзивара гневно вскинулся, но Брент положил ему руку на плечо.
Ватц кивнул и скривил пухлые яркие губы в самодовольной усмешке.
Брент никогда не видел его, но, разумеется, был о нем наслышан. Этот ас еще в шестнадцать лет стал офицером Люфтваффе и воевал в эскадрилье знаменитого Адольфа Галланда. Теперь он служил Каддафи, был одним из самых высокооплачиваемых пилотов и летал ведомым Розенкранца на ярко размалеванном, полосатом — отсюда и его прозвище — «Мессершмитте». Он пользовался славой безжалостного убийцы, расстреливавшего в воздухе спускавшихся на парашютах летчиков и в воде — моряков на спасательном плоту.
Фудзивара тем временем все же высвободился и встал. Брент, загремев стульями, схватил его и почти силой усадил обратно. Британец так широко раскрыл глаза, что пенсне чуть не соскочило у него с носа, и голосом школьного учителя, урезонивающего шалунов, сказал:
— А ну-ка, тихо! У нас важные дела!
Брент чувствовал, что старшина чуть обмяк под его рукой, но дышал по-прежнему коротко и прерывисто, а лицо его от прилива крови потемнело. Хэтсуэй кивнул Бернштейну как старшему в чине:
— Представьте, полковник, своих коллег, и приступим без канители.
Бернштейн поднялся и назвал фамилии представителей адмирала Фудзиты. Участники переговоров смотрели друг на друга с откровенной и неприкрытой ненавистью. Рукопожатий не было. Брент не ждал от этой встречи ничего хорошего. Что это — в самом деле первый шаг к примирению или хитроумная интрига?
Британец постучал о стол оправой пенсне:
— Как все вы знаете, наша встреча проводится при участии ООН и имеет целью попытку достичь взаимопонимания. Попытаться найти почву для переговоров, которые позволили бы прийти к соглашению и прекратить кровавый… э-э… конфликт, тянущийся уже почти четыре года и не принесший пока победы ни одной из сторон.
Розенкранц поднял руку. Хэтсуэй кивнул.
— Да, мы просили об этой встрече именно потому, что те, кто нас уполномочил, руководствуются стремлением положить конец войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Там он с Питтмэном, Оуэном и Бэттлом погрузился в изучение руководств по средствам связи. Сам он листал тоненькие, помеченные 1942 годом, брошюрки — наставления по эксплуатации компьютера торпедной стрельбы. «Компьютер… — хмыкнул он. — Значит, уже тогда были компьютеры?»
Еще через несколько часов, когда все уже выдохлись, а у Брента заболели глаза, в кают-компанию вошел адмирал. Он по-стариковски грузно и устало опустился в кресло, сообщив троим новичкам, что старший механик ждет их в машинном отделении. Когда они вышли, он повернулся к Бренту:
— Новый радар и РЛС радиоэлектронной разведки смонтируют завтра. Получаем SPS—10, РЛС обнаружения надводных и воздушных целей.
— О Господи! «Десятке» — лет тридцать!
— «Вестингауз» слегка модернизировал ее. Новая катодная трубка.
— Ну а РЭР чем нас порадует?
Аллен медленно раздвинул губы в улыбке:
— С радиоэлектронной разведкой дела обстоят получше, чем с гидропеленгатором. Нам дают WLR—8.
— Мощная штука, — просиял Брент.
— К тому же модернизирован.
— Неужели?
Аллен рассмеялся:
— У нас на лодке места не хватит для всей системы.
— Для компьютеров? Их два, а без них — это просто груда железа.
— Обойдемся одним. Нам дают «Сильванию» PSP—300.
— Отлично. Это уже режим автоматического захвата и сопровождения цели. Немало.
— Немало, Брент. И измерение направления сигнала, анализ частоты, модуляции и ширины импульса.
— Но каталога первостепенных «угроз» нет?
— Нет. — Кончиками пальцев адмирал провел по отросшей седой щетине на подбородке. — В ходовой рубке места для него не хватит. Я прикажу поставить его в ЦП у поста погружения и всплытия. Так или иначе, использовать его мы будем перед всплытием и на поверхности.
— Правильно, сэр.
Взгляд адмирала стал озабоченным:
— Вот какое дело, Брент… Я не смогу завтра пойти с вами в ООН. — Он беспомощно развел руками. — Ты сам видишь, что творится на лодке: миллион проблем и все надо решить одновременно. Если останусь здесь, проку и пользы будет больше. Итак, пойдете вы с Бернштейном, а мою особу будет представлять старпом.
— Я уверен, что все это будет впустую, сэр.
— У нас приказ — никуда не денешься.
— Разумеется, сэр.
Адмирал пробежал пальцами по столу, как по клавишам рояля.
— Есть один маленький, едва заметный шансик на то, что будет сделан первый шаг ко взаимопониманию.
— С палестинцами? Но ведь в этой игре они пешки. Тяжелые фигуры — это Каддафи, Хафез Асад, Саддам Хуссейн, Валид Джумблат…
— Знаю, знаю, Брент. Но Арафат пользуется большим влиянием в арабских кругах.
— Теперь в игру вступает еще и Хомейни.
— Откуда такие сведения, Брент?
Лейтенант передал ему свой разговор с Дэйл Макинтайр.
— Скверно, — выслушав его, покачал головой Аллен, но уже в следующее мгновение плутоватая улыбка заиграла на его лице: — Кстати, лейтенант Росс, в пятницу вечером идете в увольнение. Надеюсь, вы используете его с толком.
Брент покраснел, как школьник.
— Постараюсь, сэр.
До штаб-квартиры Организации Объединенных Наций было недалеко — по диагонали до Ист-Ривер и Сорок Второй улицы, — однако поймать такси оказалось очень сложно: количество их сильно сократилось из-за нехватки бензина. А к «делегации адмирала Фудзиты» в последний момент прибавился еще один член — старшина торпедистов Масайори Фудзивара. Аллен отправил его с Брентом в качестве, как он сказал, «советника и телохранителя»: «Он будет прикрывать тебе спину — от арабов можно ждать чего угодно».
Брент не возражал: Фудзивара и вправду был надежнейшим из надежных. Пистолет остался на лодке, а без него Брент чувствовал себя словно раздетым. Но пронести «Оцу» через установленные при входе в ООН рамы-детекторы было невозможно.
Три такси промчались мимо, и тогда старшина стал посреди Вест-авеню, так что четвертому волей-неволей пришлось затормозить. Водитель выругался и закричал, что машина заказана. Фудзивара, хлестнув своим кожаным витым жгутом по ветровому стеклу, схватил его за шиворот. Тотчас выяснилось, что заказ может и подождать. Брент, Бернштейн и Уильямс, не теряя времени, залезли на заднее сиденье, Фудзивара сел впереди. Рядом с элегантными моряками в «синем повседневном» полковник в своем песочном бесформенном комбинезоне смотрелся несколько странно и выпадал из ансамбля. Однако все уже не раз слышали от него: «Пока моя страна воюет, я в штатском ходить не буду».
Тридцатидевятиэтажная башня Секретариата ООН, сотворенная из белого мрамора, зеленого стекла и алюминия, выделялась своим величавым изяществом даже в этом мире великолепных небоскребов, окружавших ее.
Они вылезли из такси на Первой авеню и подошли к семи бронзово-никелевым дверям главного входа в здание Генеральной Ассамблеи. По дороге Уильямс прочел надпись на постаменте бронзовой фигуры:
— «Перекуем мечи на орала»…
— …и поглубже запашем Каддафи, — под общий смех презрительно усмехнулся Бернштейн.
У дверей охранник проверил их документы и пропуска, заглянул в регистрационную книгу и вежливо сообщил, что встреча состоится в зале номер два, что арабская делегация уже прибыла и ожидает их вместе с британским посредником. Он показал на широкий коридор, уходящий из холла влево. Миновав справочную, бронзовую фигуру Посейдона и бронзовую же модель первого спутника, они оказались у цели.
Через массивные дубовые двери офицеры и Фудзивара вошли в длинную комнату с полированным столом посередине, за которым сидело шесть человек: пятеро — в щегольских, но строгих костюмах, а шестой — в великолепном шелковом бурнусе. Трое курили — в комнате стоял характерный душный запах египетского табака.
При появлении делегации со своего места во главе стола поднялся высокий сухощавый господин средних лет и, показывая зубы в улыбке, претендующей на сердечность, заговорил нежнейшим голосом актера Королевского шекспировского театра:
— Меня зовут Невилл Хэтсуэй, я помощник британского представителя при ООН, генеральный секретарь попросил меня тут посидеть, посмотреть что к чему. Он сам ужасно хочет, чтобы дело пошло, ну, и всякое такое.
Брент, разглядывая англичанина, с трудом подавил усмешку: этот облаченный в превосходно сшитый твидовый костюм сухопарый джентльмен с редкими седеющими волосами, прилизанными на прямой пробор, с тоненькими усиками под аристократически горбатым крупным носом и не менее крупным кадыком, казалось, сошел со страниц журнала «Панч». Для того чтобы еще полнее соответствовать представлению о совершенном британце, на переносице у него ненадежно сидело золотое пенсне.
Но вот взгляд его упал на человека, сидевшего рядом, и он узнал Кеннета Розенкранца — американца, изменившего своей стране. Это был рослый, мучнисто-бледный человек лет тридцати с львиной головой, увенчанной гривой густых светло-русых, почти соломенных волос, бесцветными губами и восковыми, как у покойника, щеками. Серо-синие глаза вонзились в Брента двумя лазерными лучами, и в них появилось такое удовлетворение, что казалось: Кеннет сидит не за столом, а в кабине своего истребителя, долго ловил и вот наконец поймал Брента в прицел видоискателя.
При появлении представителей адмирала Фудзиты никто из арабов не встал.
— Рад до смерти, что опять пришлось свидеться, мистер Росс, — с сарказмом произнес Розенкранц.
— Оу, вы знакомы? — сказал Хэтсуэй. — Добрый знак.
Брент, гладя на Розенкранца, чувствовал, как давняя ненависть снова вселяется в его душу, затопляя ее. Да, он знал этого человека — он слишком хорошо его знал. Он вспомнил, как год назад в лазарете «Йонаги» едва не прикончил его в жестокой кулачной драке. А Кеннет, поменяйся они тогда местами, не упустил бы такого случая. Ничего удивительного: это был прирожденный убийца, убийца по профессии и по душевному складу, убивавший из-за денег, но не только поэтому. Брент был уверен, что, лишись Розенкранц своего миллионного жалованья и пятидесяти тысяч долларов в виде премии за каждый сбитый самолет, он все равно продолжал бы убивать, ибо это доставляло ему наслаждение. Ходили слухи, что на фюзеляже его Me-109 изображено семьдесят звездочек — по числу сбитых японских самолетов.
— Да, мистер Хэтсуэй, — ровным голосом сказал Брент. — Мы — старинные приятели. — Он не отрывал глаз от Кеннета. — Давно мы с вами не виделись, капитан. Помнится, у нас оставались кое-какие нерешенные вопросы.
Бесцветные губы дрогнули:
— Как же, как же. Не думай, что я об этом забыл.
— Хорошо. А то я готов освежить вам память — где скажете, когда скажете.
— Скажу, не сомневайся. Встретимся, будь спокоен.
— Прошу садиться, джентльмены, — сказал британец, — и приступим к делу.
Бернштейн кивнул и придвинул стул. Брент и Уильямс последовали его примеру. Хэтсуэй представил первых трех членов арабской делегации — худых смуглых людей с ярко выраженными чертами своей расы. Иман Юнис, так живописно драпировавшийся в свой бурнус, был личным представителем Ясира Арафата. Сириец Джаи Ахмед — Хафеза Асада, Али Сабах — аятоллы Хомейни.
Брент и Бернштейн обменялись в эту минуту быстрым многозначительным взглядом.
Розенкранц, прервав британца, представил пятого и последнего участника переговоров — тучного седого человека за пятьдесят, с толстыми чувственными губами и неподвижными глазами кобры.
— Это капитан Вольфганг Ватц, больше известный по прозвищу «Зебра», один из моих лучших истребителей. За ним числятся десять япошек.
Фудзивара гневно вскинулся, но Брент положил ему руку на плечо.
Ватц кивнул и скривил пухлые яркие губы в самодовольной усмешке.
Брент никогда не видел его, но, разумеется, был о нем наслышан. Этот ас еще в шестнадцать лет стал офицером Люфтваффе и воевал в эскадрилье знаменитого Адольфа Галланда. Теперь он служил Каддафи, был одним из самых высокооплачиваемых пилотов и летал ведомым Розенкранца на ярко размалеванном, полосатом — отсюда и его прозвище — «Мессершмитте». Он пользовался славой безжалостного убийцы, расстреливавшего в воздухе спускавшихся на парашютах летчиков и в воде — моряков на спасательном плоту.
Фудзивара тем временем все же высвободился и встал. Брент, загремев стульями, схватил его и почти силой усадил обратно. Британец так широко раскрыл глаза, что пенсне чуть не соскочило у него с носа, и голосом школьного учителя, урезонивающего шалунов, сказал:
— А ну-ка, тихо! У нас важные дела!
Брент чувствовал, что старшина чуть обмяк под его рукой, но дышал по-прежнему коротко и прерывисто, а лицо его от прилива крови потемнело. Хэтсуэй кивнул Бернштейну как старшему в чине:
— Представьте, полковник, своих коллег, и приступим без канители.
Бернштейн поднялся и назвал фамилии представителей адмирала Фудзиты. Участники переговоров смотрели друг на друга с откровенной и неприкрытой ненавистью. Рукопожатий не было. Брент не ждал от этой встречи ничего хорошего. Что это — в самом деле первый шаг к примирению или хитроумная интрига?
Британец постучал о стол оправой пенсне:
— Как все вы знаете, наша встреча проводится при участии ООН и имеет целью попытку достичь взаимопонимания. Попытаться найти почву для переговоров, которые позволили бы прийти к соглашению и прекратить кровавый… э-э… конфликт, тянущийся уже почти четыре года и не принесший пока победы ни одной из сторон.
Розенкранц поднял руку. Хэтсуэй кивнул.
— Да, мы просили об этой встрече именно потому, что те, кто нас уполномочил, руководствуются стремлением положить конец войне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52