— Под правым двигателем стоят два компрессорных опреснителя. Да, мистер Росс, по комфорту нам за «Лафайеттами» не угнаться: душ — не чаще раза в неделю. Так что скажите спасибо, если ваша вахта на мостике совпадет с хорошим ливнем.
— А там что? — осведомился Бернштейн, показывая на корму.
— Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.
— Нет. Пока прервем нашу экскурсию, — сказал адмирал. — Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, — обратился он к негру, — я задержу еще на пять минут.
— Есть, сэр.
Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.
Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.
— О Брент, как приятно слышать твой голос.
— А мне — твой, — сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на «Блэкфин» самое прямое отношение.
— Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.
— Мы «без берега».
— Вот, тебе на!
— Поселили нас в «Оукмонте».
— В этом клоповнике?
— Твое ЦРУ расщедрилось.
— Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.
— Мне это ни о чем не говорит.
— На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на «берегу». Почему же мы не можем увидеться?
От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:
— Извини, Дэйл… Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе…
— Я — сотрудник ЦРУ!
— Знаю. И тем не менее…
— Но как же нам тогда встретиться? — с печалью и тревогой спросила она.
— Не знаю, — изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: — Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.
— В четверг? Черт, в четверг я — в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?
— Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.
— Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?
— Не знаю, Дэйл, — он саданул кулаком по монетоприемнику. — В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?
— Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…
Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.
— В «холодильник»?
Она рассмеялась.
— Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, — сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, — ходят слухи, что твой друг Кеннет — тоже здесь.
Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:
— Розенкранц? — Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.
— Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.
— Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.
— Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? — Брент молчал. — Про Хомейни? Стало известно — опять же, это слухи, — будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».
— Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..
— Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.
— Чушь какая-то.
— Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы — тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.
— Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц — летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат — как из меня балерина.
— Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.
Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.
— Эй! Алло! Ты здесь?
— Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.
— В пятницу вечером, Брент.
— Если не будет складываться, я позвоню.
— Сделай так, чтобы сложилось.
— Сделаю. Постараюсь. — Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. — Мне пора идти.
— Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.
— А я — о тебе.
— В пятницу.
— В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН — туда же.
Они одновременно и неохотно повесили трубки.
Отель «Оукмонт», судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и — как Брент убедился чуть позже — водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.
— О Господи! — сказал Брент, входя в обшарпанный холл. — Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.
— Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, — фыркнул Уильямс.
Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.
— У нас такого нет, — сказал потрясенный Бернштейн.
— Неустанно твердим самим себе и всему миру: «Мы — богатейшая страна», а таких бродяг — тысячи в одном Нью-Йорке, — с горечью сказал Уильямс, направляясь к стойке портье. — Никакой сегрегации, — саркастически добавил он, заметив, что один из спящих оборванцев — негр.
Стали искать ночного портье, и Брент наконец обнаружил его за допотопным коммутатором — он рассматривал замусоленный номер иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого бургундского стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и портье — плешивый и истощенный старик, заменивший, похоже, все нужные организму питательные вещества одной винной глюкозой, — поднял голову, вскочил и с заискивающей улыбкой поспешил на зов. У него было нездорово бледное, словно измятое, лицо в морщинах, воспаленные белки глаз в кровяных прожилках, сутулая спина.
— Добрый вечер, джентльмены, — дохнув густым винным перегаром, сипло произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. — Вы решили почтить наш отель своим вниманием?
— Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию «Аллен».
Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:
— Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена… Вот… «Профайл Боут Уоркс» забронировало два номера.
— Три, — сказал Уильямс.
Старик испуганно поглядел на него:
— Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, — голос его дрожал. — Простите, сэр. Больше свободных мест у нас нет. Еще раз простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.
Уильямс взглянул на Брента:
— Что ж, делать нечего: полковник, как старший по званию, займет одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?
Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за Уильямсом направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь как клетка для канарейки футов шести ростом.
— «Свободных мест нет», — передразнил израильтянин.
— Можно подумать, весь бомонд сюда слетелся, — поддержал его Брент.
— Почище «Хилтона», — сказал Уильямс, открывая стальную решетчатую дверь.
Все молча вошли в лифт.
В просторном номере с двумя большими окнами стояли две застеленные кровати и прикроватный столик красного дерева с массивной лампой под гигантским абажуром, похожим на дамскую шляпу, модную в весенний сезон 1909 года. Выключатели были круглые и не нажимались, а поворачивались. Широкие шашки дубового паркета посередине комнаты были закрыты истертым ковров. В большой ванной комнате стояли умывальник с двумя облупленными кранами и ванна викторианской эпохи — исполинских размеров и на четырех чугунных ногах. Бачок унитаза — чудо инженерной мысли прошлого века — находился вверху, и от него спускалась цепочка с массивной ручкой. Когда Брент дернул за нее, поток воды хлынул с таким напором, что стены уборной заходили ходуном. Незамедлительно выяснилось, что дверь ванной не запирается, и все вообще было покореженное, изношенное, покосившееся, шаткое — ни одного прямого угла.
— Наконец-то мы дома, — сказал Уильямс, швыряя на кровать свой тощий ранец.
— Видали мы дома и получше, — мрачно отозвался Брент.
— Ты есть хочешь?
— Вроде бы нет. В самолете кормили, а вернее — недотравили какой-то гадостью.
Уильямс кивнул:
— Я тоже успел перекусить как раз перед вашим появлением. — Он полез в ранец и выудил оттуда полдюжины сандвичей. — Пабло Фортуне позаботился. Думаю, это лучше, чем искать какую-нибудь забегаловку по соседству. Тем более что адмирал перевел нас, можно сказать, на казарменное положение.
Эти слова болезненно напомнили Бренту недавний разговор с Дэйл.
— Но я припас кое-что, чтобы было не так скучно, — плутовато улыбнулся негр и достал бутылку «Хейг энд Хейг», а когда Брент удивленно поднял брови, пояснил: — Адмирал велел вылить все спиртное за борт?
— Я его понял именно в этом смысле, — рассмеялся Брент.
— Но он, конечно, имел в виду все, что имелось в кают-компании. А это — из моего холодильника.
Смеясь, они подошли к окну, перед которым стоял стол с графином и двумя стаканами. Наполнив их до половины, Уильямс сказал:
— Схожу позову полковника, — и в голосе его прозвучала сердечность, о которой Брент даже не подозревал.
Но он покачал головой:
— Не стоит. Он сказал, что валится с ног от усталости и сейчас же ляжет спать.
— Ладно. За «Блэкфин»! Зови меня Реджи.
— За «Блэкфин»! — он поднял свой стакан и выпил. — Я совсем не знаю этот тип — «эскадренная лодка».
— Ты специалист по связи, кажется?
— Считаюсь.
— А в курсе насчет переговоров в духе «гласности»?
Брент пожал плечами:
— Только то, что доходило до «Йонаги».
Уильямс допил и сейчас же налил еще:
— Но про новую русскую игрушку ты слышал — бомбомет, который кидает глубинные бомбы на шесть тысяч метров?
— Слышал, — кивнул Брент. — Шестиствольная пусковая установка, бьет трехсотмиллиметровыми на шесть тысяч метров перед кораблем.
— Верно. Форменная зверюга: автоматическое перезаряжение, каждая бомба — по четыреста фунтов. Не знаешь, нам придется иметь с ней дело?
— Нет, Реджи. В Женеве договорились исключить все русские бомбометные системы, так же как и самонаводящуюся торпеду «533».
Уильямс вздохнул, выпил, покатал по дну стакана кубик льда:
— Это хорошо. У «Блэкфина» не было бы шансов увернуться от нее — активное и пассивное самонаведение плюс провода… — Он пристукнул стаканом о стол и допил виски.
Брент последовал его примеру, удивляясь, куда это он так гонит:
— Гидролокатор и шестисотфунтовые глубинные бомбы с гидростатическими взрывателями — вот и все, Реджи, что нам грозит по Женевским соглашениям.
— И этого хватит: одна бомба в четырнадцати футах от нас — и все! Капут! — Он развел руками, подняв ладони кверху. Брент почувствовал, как побежали по спине мурашки, и сделал большой глоток. — Как ты считаешь, будут «иваны» соблюдать договоренности?
— По части выполнения обещаний они слабоваты. Но штука в том, что русские очень неохотно дают свои новейшие разработки кому бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
— А там что? — осведомился Бернштейн, показывая на корму.
— Кормовое машинное отделение и кормовой торпедный отсек. Прошу за мной.
— Нет. Пока прервем нашу экскурсию, — сказал адмирал. — Полковник Бернштейн, Росс, Уильямс, вам пора в гостиницу. Но вас, — обратился он к негру, — я задержу еще на пять минут.
— Есть, сэр.
Офицеры тронулись в обратный путь в кают-компанию.
Брент, заметив у ворот дока будку телефона, ринулся туда, а Бернштейн тактично остался в отдалении ждать Уильямса. Брент набрал номер Дэйл, и она сняла трубку в ту же минуту.
— О Брент, как приятно слышать твой голос.
— А мне — твой, — сказал он и принялся объяснять, что уже прибыл к новому месту службы, совсем забыв, что Дэйл имеет к его назначению на «Блэкфин» самое прямое отношение.
— Да я знаю, знаю! Я ждала твоего звонка. Скажи лучше, когда мы увидимся.
— Мы «без берега».
— Вот, тебе на!
— Поселили нас в «Оукмонте».
— В этом клоповнике?
— Твое ЦРУ расщедрилось.
— Ну, я тут ни при чем. Я знаю, где этот, с позволения сказать, отель. Недалеко от Шестьдесят восьмой улицы.
— Мне это ни о чем не говорит.
— На углу Двадцать третьей и Вест. Это за пределами базы. Так что ты уже на «берегу». Почему же мы не можем увидеться?
От звука ее голоса, от мысли, что она сейчас одна, Брента опахнуло жаром, и он ощутил такое знакомое желание, но стиснул зубы и покачал головой, словно Дэйл могла это видеть:
— Извини, Дэйл… Это было бы непорядочно по отношению ко всем детальным: они-то заперты на лодке или в бараках на базе. Я не чувствую себя вправе…
— Я — сотрудник ЦРУ!
— Знаю. И тем не менее…
— Но как же нам тогда встретиться? — с печалью и тревогой спросила она.
— Не знаю, — изменившимся от досады голосом сказал Брент. Он на мгновение задумался: — Завтра стою вахту, а в четверг мы должны быть в ООН.
— В четверг? Черт, в четверг я — в Лэнгли, у начальства. А что тебе понадобилось в ООН?
— Люди из Организации Освобождения Палестины желают встретиться с представителями адмирала Фудзиты.
— Убийцы! Кровавые подонки! Только они будут?
— Не знаю, Дэйл, — он саданул кулаком по монетоприемнику. — В пятницу вечером, а? Постараюсь выцарапать увольнительную. Как насчет пятницы?
— Хорошо! Хорошо, Брент! Приходи ко мне, я что-нибудь приготовлю повкуснее, поужинаем вдвоем…
Снова Брент стал переминаться с ноги на ногу, охваченный зудом нетерпения.
— В «холодильник»?
Она рассмеялась.
— Вот именно. Адрес у тебя есть. Это недалеко от твоей мерзкой гостиницы. Знаешь, — сказала она, чуть понизив голос, словно бы для того, чтобы тон соответствовал зловещему смыслу слов, — ходят слухи, что твой друг Кеннет — тоже здесь.
Брент почувствовал, как чаще забилось у него сердце, запульсировала жилка на шее:
— Розенкранц? — Дэйл Макинтайр, похоже, знала все.
— Да. Он вербует летчиков-наемников. Кроме того, Каддафи поручил ему встретиться без лишней огласки с иранскими и иракскими дипломатами.
— Ты, пожалуйста, держи меня в курсе, Дэйл. У меня с этим человеком свои счеты.
— Знаю. Хорошо. А про аятоллу ты не слышал? — Брент молчал. — Про Хомейни? Стало известно — опять же, это слухи, — будто бы он намерен прекратить войну с Ираком и примкнуть к джихаду против Израиля и «Йонаги».
— Боже, сто миллионов фанатичных мусульман!..
— Я думаю, этим и объясняется появление Розенкранца в Нью-Йорке: он будет встречаться с представителями Садата и Хомейни в ООН.
— Чушь какая-то.
— Нет, это не чушь: разве ты не знаешь арабов? Они ни за что не поедут на переговоры в столицу враждебного государства. И персы — тоже. А если устроить встречу здесь или где-нибудь в Женеве, можно сохранить лицо.
— Да нет, я говорю «чушь» потому, что Розенкранц — летчик, истребитель, убийца… Из него дипломат — как из меня балерина.
— Ты его недооцениваешь, Брент. Он принял ислам и стал чуть ли не первым человеком у Каддафи. На нем замыкается вся истребительная авиация. Каддафи доверяет ему больше, чем своим генералам.
Брент в сердцах стукнул кулаком по аппарату так, что тот звякнул.
— Эй! Алло! Ты здесь?
— Да! Я здесь и я очень хочу тебя видеть.
— В пятницу вечером, Брент.
— Если не будет складываться, я позвоню.
— Сделай так, чтобы сложилось.
— Сделаю. Постараюсь. — Брент видел, что к нему уже приближаются Уильямс и Бернштейн. — Мне пора идти.
— Я соскучилась, Брент. Я все время о тебе думаю.
— А я — о тебе.
— В пятницу.
— В пятницу, даже если мне придется удрать с лодки. К черту войну, и ООН — туда же.
Они одновременно и неохотно повесили трубки.
Отель «Оукмонт», судя по всему, был построен на рубеже веков и тогда же забыт: казалось, в него с тех самых пор не ступала нога маляра, плотника, паркетчика и — как Брент убедился чуть позже — водопроводчика. Семнадцатиэтажное здание было сложено из необожженного кирпича и так просело, что засохшая полоска раствора между рядами кладки представляла собой волнообразную линию, будто Нью-Йорк стоит в сейсмоопасной зоне.
— О Господи! — сказал Брент, входя в обшарпанный холл. — Какая седая старина! Не удивлюсь, когда выяснится, что здесь останавливался Джордж Вашингтон.
— Вэлли-Форж показался бы дворцом рядом с этим, — фыркнул Уильямс.
Они прошли мимо нескольких ветхих и колченогих кожаных диванов, два из которых были заняты крепко спавшими личностями весьма подозрительного вида. К вытянутой ноге одной личности была привязана тележка из супермаркета, наполненная разнообразным старым хламом.
— У нас такого нет, — сказал потрясенный Бернштейн.
— Неустанно твердим самим себе и всему миру: «Мы — богатейшая страна», а таких бродяг — тысячи в одном Нью-Йорке, — с горечью сказал Уильямс, направляясь к стойке портье. — Никакой сегрегации, — саркастически добавил он, заметив, что один из спящих оборванцев — негр.
Стали искать ночного портье, и Брент наконец обнаружил его за допотопным коммутатором — он рассматривал замусоленный номер иллюстрированного журнала и потягивал вино. Бутылка дешевого бургундского стояла перед ним на столе. Уильямс хлопнул ладонью по стойке, и портье — плешивый и истощенный старик, заменивший, похоже, все нужные организму питательные вещества одной винной глюкозой, — поднял голову, вскочил и с заискивающей улыбкой поспешил на зов. У него было нездорово бледное, словно измятое, лицо в морщинах, воспаленные белки глаз в кровяных прожилках, сутулая спина.
— Добрый вечер, джентльмены, — дохнув густым винным перегаром, сипло произнес он с неожиданно интеллигентной интонацией. — Вы решили почтить наш отель своим вниманием?
— Да. Решили почтить. У нас заказаны три номера на фамилию «Аллен».
Портье принялся водить пальцем по строчкам регистрационной книги:
— Вот, нашел! Для мистера Марка Аллена… Вот… «Профайл Боут Уоркс» забронировало два номера.
— Три, — сказал Уильямс.
Старик испуганно поглядел на него:
— Заказаны один двухместный номер и один одноместный рядом, — голос его дрожал. — Простите, сэр. Больше свободных мест у нас нет. Еще раз простите. Мне очень, очень жаль, что вышло такое недоразумение.
Уильямс взглянул на Брента:
— Что ж, делать нечего: полковник, как старший по званию, займет одиночный, а тебе уж придется терпеть мое общество. Согласен?
Бернштейн и Брент кивнули, подхватили свои ранцы и следом за Уильямсом направились к лифту, выглядевшему точь-в-точь как клетка для канарейки футов шести ростом.
— «Свободных мест нет», — передразнил израильтянин.
— Можно подумать, весь бомонд сюда слетелся, — поддержал его Брент.
— Почище «Хилтона», — сказал Уильямс, открывая стальную решетчатую дверь.
Все молча вошли в лифт.
В просторном номере с двумя большими окнами стояли две застеленные кровати и прикроватный столик красного дерева с массивной лампой под гигантским абажуром, похожим на дамскую шляпу, модную в весенний сезон 1909 года. Выключатели были круглые и не нажимались, а поворачивались. Широкие шашки дубового паркета посередине комнаты были закрыты истертым ковров. В большой ванной комнате стояли умывальник с двумя облупленными кранами и ванна викторианской эпохи — исполинских размеров и на четырех чугунных ногах. Бачок унитаза — чудо инженерной мысли прошлого века — находился вверху, и от него спускалась цепочка с массивной ручкой. Когда Брент дернул за нее, поток воды хлынул с таким напором, что стены уборной заходили ходуном. Незамедлительно выяснилось, что дверь ванной не запирается, и все вообще было покореженное, изношенное, покосившееся, шаткое — ни одного прямого угла.
— Наконец-то мы дома, — сказал Уильямс, швыряя на кровать свой тощий ранец.
— Видали мы дома и получше, — мрачно отозвался Брент.
— Ты есть хочешь?
— Вроде бы нет. В самолете кормили, а вернее — недотравили какой-то гадостью.
Уильямс кивнул:
— Я тоже успел перекусить как раз перед вашим появлением. — Он полез в ранец и выудил оттуда полдюжины сандвичей. — Пабло Фортуне позаботился. Думаю, это лучше, чем искать какую-нибудь забегаловку по соседству. Тем более что адмирал перевел нас, можно сказать, на казарменное положение.
Эти слова болезненно напомнили Бренту недавний разговор с Дэйл.
— Но я припас кое-что, чтобы было не так скучно, — плутовато улыбнулся негр и достал бутылку «Хейг энд Хейг», а когда Брент удивленно поднял брови, пояснил: — Адмирал велел вылить все спиртное за борт?
— Я его понял именно в этом смысле, — рассмеялся Брент.
— Но он, конечно, имел в виду все, что имелось в кают-компании. А это — из моего холодильника.
Смеясь, они подошли к окну, перед которым стоял стол с графином и двумя стаканами. Наполнив их до половины, Уильямс сказал:
— Схожу позову полковника, — и в голосе его прозвучала сердечность, о которой Брент даже не подозревал.
Но он покачал головой:
— Не стоит. Он сказал, что валится с ног от усталости и сейчас же ляжет спать.
— Ладно. За «Блэкфин»! Зови меня Реджи.
— За «Блэкфин»! — он поднял свой стакан и выпил. — Я совсем не знаю этот тип — «эскадренная лодка».
— Ты специалист по связи, кажется?
— Считаюсь.
— А в курсе насчет переговоров в духе «гласности»?
Брент пожал плечами:
— Только то, что доходило до «Йонаги».
Уильямс допил и сейчас же налил еще:
— Но про новую русскую игрушку ты слышал — бомбомет, который кидает глубинные бомбы на шесть тысяч метров?
— Слышал, — кивнул Брент. — Шестиствольная пусковая установка, бьет трехсотмиллиметровыми на шесть тысяч метров перед кораблем.
— Верно. Форменная зверюга: автоматическое перезаряжение, каждая бомба — по четыреста фунтов. Не знаешь, нам придется иметь с ней дело?
— Нет, Реджи. В Женеве договорились исключить все русские бомбометные системы, так же как и самонаводящуюся торпеду «533».
Уильямс вздохнул, выпил, покатал по дну стакана кубик льда:
— Это хорошо. У «Блэкфина» не было бы шансов увернуться от нее — активное и пассивное самонаведение плюс провода… — Он пристукнул стаканом о стол и допил виски.
Брент последовал его примеру, удивляясь, куда это он так гонит:
— Гидролокатор и шестисотфунтовые глубинные бомбы с гидростатическими взрывателями — вот и все, Реджи, что нам грозит по Женевским соглашениям.
— И этого хватит: одна бомба в четырнадцати футах от нас — и все! Капут! — Он развел руками, подняв ладони кверху. Брент почувствовал, как побежали по спине мурашки, и сделал большой глоток. — Как ты считаешь, будут «иваны» соблюдать договоренности?
— По части выполнения обещаний они слабоваты. Но штука в том, что русские очень неохотно дают свои новейшие разработки кому бы то ни было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52