«Почему он тут спрашивает обо мне?»
Этот вопрос мучил Мишель с той самой поры, когда она узнала, что Стивен в Париже, и образ жестокого, замкнутого ребенка Толбот-хауза возник в ее памяти. Она вспомнила, как бессердечно он унижал ее и угрожал ей, и годы понадобились, чтобы перестать видеть это во сне. Теперь без предупреждения он появился на улицах ее города, и Мишель терялась в догадках – зачем.
Наконец Мишель заговорила об этом с Эмилем Ротшильдом, с которым Стивен встречался и который оказал американцу холодный прием.
– У меня есть решение, – сказал банкир, выслушав ее. – Это имя частного детектива, чьими услугами я иногда пользуюсь. Он контактен и не болтлив. Если ты хочешь знать что-то о Стивене Толботе, этот человек тебе нужен.
На следующий день Мишель встретилась с ним, спокойным, ничем внешне не выделяющимся человеком, чьи внешность и манера вести себя напоминали ей почтового клерка. Он согласился взяться за дело и дал Мишель инструкции.
– Покажите вашим сотрудникам фото этого человека. Если они увидят его в любом из ваших офисов, пусть сразу позвонят мне.
Через неделю Мишель получила первые сведения. Стивен в самом деле посещал офисы, связанные с дорожными чеками. Насколько детектив смог узнать, вел себя Стивен как обычный американский турист, меняющий банкноты «Глобал» на французские франки. Он не задавал вопросов, не требовал внимания. Все это только усилило подозрения Мишель.
Через несколько недель Мишель узнала, что Стивен проводит много времени с фрахтовыми агентами «Глобал». Также он пил и ел с крупными финансистами и разного рода должностными лицами. Мишель снова поговорила с Эмилем Ротшильдом, который обещал прислушаться, о чем говорят в этих кругах.
Мысль о встрече со Стивеном лицом к лицу – через рукотворную «случайность» или через прямое приглашение – завладела умом Мишель. Возможно, это был единственный путь избавиться от вопросов. И все-таки каждый раз, когда Мишель думала, что она готова встретиться с ним, мужество покидало ее; она осознала, что есть вещи настолько болезненные, что одна мысль о воскрешении их делает человека трусом.
– Он уехал, мадам.
– Что? Вы уверены?
– Мсье Толбот освободил номер в гостинице в одиннадцать утра, – сообщил детектив, просматривая свои записи. – Он отправился прямо на Восточный вокзал, где сел в амстердамский экспресс. Я подождал, пока поезд отошел. Он не выходил.
Мишель почувствовала облегчение.
– Но почему?.. Детектив пожал плечами.
– Можно допустить, что мсье Толбот завершил свои дела в Париже и что оставаться далее было незачем.
«Но что он делал здесь?»
Детектив ушел, а вопрос оставался.
Мишель взглянула на маршрут Стивена, который детектив непостижимым образом раздобыл, и решила привести в состояние боевой тревоги свои точки в других европейских столицах. У нее было предчувствие, что пути их пересекутся снова. Когда это случится, Мишель должна быть готовой.
– Мама!
Мишель обернулась на голос влетевшей в комнату Кассандры с оттопыренными косичками. Она бежала на длинных жеребячьих ножках, но Мишель могла видеть, что под школьным платьицем расцветает прекрасная юная девушка. Голубые глаза Кассандры светились возбуждением, когда она обняла мать.
– Угадай, что скажу, мама, – крикнула она. – Сестра Агнес говорит, что мы можем поехать в Сен-Поль-де-Венс смотреть импрессионистов.
– Это прекрасно, дорогая, – ответила Мишель, посмеиваясь над возбуждением дочери.
Она не могла мечтать о лучшем ребенке. В свои десять лет Кассандра свободно говорила на четырех языках. Она любила литературу, интересовалась живописью, увлекалась спортом. Девочка была общительной, всюду играла роль лидера. И все-таки кроме радости за дочь Мишель иногда чувствовала свою вину, которую трудно объяснить.
Когда Кассандре было пять лет, она начала спрашивать об отце. Мишель, которая тщательно отрепетировала, что она расскажет, показала ей фотографии – свои и Франклина и объяснила, что ее отец был великим человеком, который погиб в войну. Она рассказала Кассандре, где Франклин родился и вырос, рассказала и о единственной родственнице, его сестре Розе. Мишель заплакала, когда они подошли к фотографии его с Монком.
– Не плачь, мама, – утешила ее Кассандра. – Папа теперь с ангелами.
Проходили годы, и Кассандра не говорила больше о Франклине. Даже когда Монк бранил ее, она никогда не обмолвилась, что он ей не родной отец. Вместо этого она излила свою детскую любовь на Монка, что обогащало их обоих. Иногда, когда она видела их вместе, Мишель думала, что она могла просто забыть правду.
– Может быть, я поеду с тобой в Сен-Поль-де-Венс, – предложила Мишель.
Кассандра состроила гримаску:
– Мама, это школьная поездка. О себе я сама могу позаботиться.
«Самонадеянность младенца!» – подумала Мишель.
Она сгребла дочь в охапку.
– Ты абсолютно права. Ты уже юная леди, и я думаю, вести себя ты умеешь.
Мишель почувствовала дрожь, наблюдая как Кассандра вихрем помчалась дальше. Она вдруг очень обрадовалась, что Стивен Толбот прошел стороной, не задев их жизни.
Совершая турне по европейским странам, Стивен убедился, что ситуация с «Глобал» в каждом городе – не лучше чем в Париже. Агенты компании были посредственные и мало заботились о своей репутации. С другой стороны, Мишель исподволь внушила своим людям чувство цели. В Копенгагене ли, Мадриде, Амстердаме или Риме – Стивен видел определенный настрой сотрудников: персоналу доверяли так же, как дорожному чеку, который этот персонал продавал. В отчетах матери он выражал сомнение, реально ли противостоять хватке Мишель. Она сумела сделать так, что, где бы дорожные чеки «Глобал» ни появлялись, они везде были проданы. Стивен не рассчитывал на иную ситуацию и в следующем месте – Берлине.
Однако изменение он почувствовал сразу, как только парижский поезд остановился в Мюнстре на немецкой границе. Где бы он ни путешествовал, Стивен чувствовал духовный упадок вокруг себя. Европа, как и Америка, была в тисках депрессии. Всюду были чудовищные контрасты: одни имели все, другие – ничего. Во Франции, Италии, Шотландии, Скандинавии было ощущение подавленности и безнадежности.
Стивен рассчитывал увидеть Германию разоренной страной. Как он быстро убедился – она была бедной, с инфляцией, доходящей до нелепости. В первый раз он посмотрел недоверчиво на щегольски одетую молодую женщину с ручной тележкой, полной денег, переходившей улицу. Заинтересовавшись, он зашел за ней к булочнику и увидел, что она осторожно выкладывает деньги на прилавок, взамен получив две буханки хлеба. Булочник пересчитал деньги, женщина потрогала хлеб, убеждаясь, что он свежий. Потом они перекинулись словами вежливости, и женщина ушла.
Что потрясло Стивена – не смехотворность сделки, а то достоинство, с которым она была проведена. Полки булочной были почти пусты, и все-таки он выбрал эти две буханки, будто они были лучшими. Женщина, чья одежда при ближайшем рассмотрении, была вылинявшей от многих стирок и заштопана во многих местах, проверила свежесть булок, будто ей было из чего выбирать. Каждый знал, что это не больше чем игра, но гордость не позволяла им вести себя соответственно обстоятельствам.
Этот момент остался в сознании Стивена. Когда он шел улицами Берлина, он видел, что это повторялось сотнями различных вариантов, увенчивая его уважение и восхищение немецким народом. Их экономика была разрушена обременительными и несправедливыми военными репарациями, но духовно они не были сломлены. Парии Европы, они сплотились перед лицом все еще враждебных соседей, не рассчитывая ни на помощь, ни на милосердие.
«Они никогда не примут последнее, – подумал Стивен, обедая в маленьком, элегантном ресторане на Курфюрстендамм. – Но они нуждаются в помощи».
– Герр Толбот?
Стивен взглянул на молодого человека, стоящего перед его столом.
– Да?
– Пожалуйста, простите меня за вторжение в ваш обед. Меня зовут Курт Эссенхаймер. Одна из наших компаний действует как форвард-агент «Глобал». Я хотел выразить свое уважение и пригласить в Берлин.
Стивен дал бы Эссенхаймеру лет 25. Он был высок, белокурые волосы зачесаны назад. Черты лица были тонкие, почти волчьи, эффект усиливали полинявшие утомленные глаза арктического волка.
– Не присоединитесь ли ко мне?
– Ах, герр Толбот, это так любезно с вашей стороны. Но я жду друзей.
– Приводите их с собой. Если, конечно, вы не собираетесь говорить о бизнесе прямо сейчас.
– Нет, герр Толбот.
Эссенхаймер щелкнул пальцами, появился официант с большой запотевшей бутылкой мартини.
– Джин, – объявил Эссенхаймер, – единственный вклад Англии в человеческие развлечения.
Стивен поднял свой стакан, рассматривая Эссенхаймера. Имя звучало как колокол. Эссенхаймеры – одна из известнейших немецких промышленных семей, конкурирующая с Круппами. Стивен вспомнил, что они имеют обширные промышленные инвестиции – от угольных шахт до выплавки стали. Второстепенное значение имело транспортирование, которое связывало их с «Глобал». Стивен был в Берлине меньше трех дней и, тем не менее, Эссенхаймер нашел его. Стивен был заинтригован.
– Я так понимаю, что у вас поездка с целью инспектирования ваших офисов в Европе, – сказал Эссенхаймер.
– Земля слухами полнится. Эссенхаймер засмеялся.
– Герр Толбот, в сравнении с Америкой, Европа очень маленькая. Что скажут в Париже – слышно в других местах. Вы принадлежите к тому же кругу, что и я.
– Вы мне льстите, – ответил Стивен. – С другой стороны, если вы принадлежите к компании «Эссенхаймер», я удивлен, почему вы упоминаете о том, что вы служите нашим агентом.
– Это правда, что наши связи, по крайней мере в настоящий момент, незначительны, – ответил Эссенхаймер. – Однако, если мы оба будем удовлетворены нашими переговорами, возможно, мы сможем двигаться вместе вперед в отношении других проектов.
– Возможно.
– Вы говорили, что вы готовились обсуждать бизнес, – сказал Эссенхаймер. – Естественно, я не принес ничего с собой, поскольку я не знал, что мы встретимся. Однако я только что просмотрел квартальный отчет нашего агента. Цифры я еще помню, если вам интересно.
Официант принес Стивену его заказ – отварную щуку.
– Очень интересно.
Во время еды Стивен нашел, что молодой немец производит на него все большее впечатление. Эссенхаймер говорил просто, но авторитетно упоминая тарифы, тоннаж, технологию, затраты, доходы. Хотя он того не показывал, Стивен был удивлен, что эта потрепанная страна положила больше денег в сейфы «Глобал», чем Франция и Италия вместе.
– Это впечатляюще, – сказал Стивен, когда официант убрал со стола.
Эссенхаймер пожал плечами:
– Мы работаем хорошо. Но есть много других возможностей.
Стивен предложил ему сигару.
– Быть может, вы просветите меня?
– С удовольствием.
Эссенхаймер кратко обрисовал, как сильно пострадали железные дороги и автомагистрали в его стране во время войны.
– Конечно, мы многое восстановили, но как вы сами можете видеть, сделать предстоит еще больше. Проблема осложняется инфляцией, которая делает нашу валюту посмешищем. В чем мы нуждаемся, герр Толбот, – так это в проницательных людях, желающих делать инвестиции. С взаимными гарантиями существенных доходов, конечно.
Но больше того. Как вы знаете, Германия располагает огромными естественными источниками – уголь, железо, строительный лес. Однако мы в полной зависимости от внешнего мира в отношении других вещей: каучука, бокситов, промышленных алмазов и. больше всего, нефти – не только для топлива, но для производства синтетических товаров. Исходя из того, что мы потеряли после войны почти все наши колонии, не имеем торгового флота и, согласно Версальскому договору, не имеем разрешения восстанавливать флот, – решение есть только одно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124