Он приходил к нам каждый день, как и обещал, и приносил Вирджинии лекарства, сделанные из трав, от которых ей стало намного лучше. И все же он по секрету шепнул мне, что без недостающих ингредиентов не может рассчитывать на окончательное выздоровление.
Эти замечания лишь подкрепили то, что я и так знал. Когда я приехал накануне, меня весьма обрадовало, что Сестричка настолько поправилась, что смогла встать с кровати и радостно помогала девочкам в подготовке любительского спектакля. Однако, даже несмотря на это, я не мог не заметить несомненных признаков тлеющего недуга, ясно проступавших в лихорадочном румянце щек, слишком ярко блестевших глазах и восковой прозрачности высокого лба.
– Что ж, – со вздохом продолжала миссис Элкотт, – мы все должны нести свой крест и возможно достойнее противостоять бедам, которые Господь считает нужным насылать на нас. Я каждый день молилась и буду молиться за выздоровление Вирджинии. Знаете, я успела полюбить ее как родную. Даже иногда думаю о ней как еще об одном своем ребенке.
– Со своей стороны, – ответил я, глубоко тронутый задушевными словами доброй женщины, – жена говорит мне, что чувствует себя почти сестрой вашим прелестным дочерям.
– И мы тоже чувствуем, – вмешался знакомый голос за моей спиной.
Обернувшись, я увидел стоявшую в дверях Луи, по обыкновению одетую в простое синее платье и ситцевый фартук. Ее густые каштановые волосы были заколоты и спрятаны под сеточку.
– Доброе утро, милая, – сказала миссис Элкотт, вставая. – Что, сестры уже проснулись?
– Анна и Лиззи только что встали и умываются, – сказала Луи, широкими шагами подходя к столу и садясь рядом со мной. – А Мэй все еще дрыхнет, соня.
Пожелав ей доброго утра, я спросил резвое дитя, что заставило ее встать так рано в отличие от сестер.
– Не люблю валяться в постели, – ответила Луи, потирая руки при виде тарелки с блинчиками, которую мать поставила перед ней. – Я не кошечка, чтобы все дремать да дремать.
– Насколько я успел заметить, – сказал я, – ваш кот – необычайно активный представитель вида Felis domestica. Всего несколько минут назад я видел, как он буквально ринулся в свой лаз.
– Ну, Барнаби тоже любит поспать, – сказала Луи. – Но не весь же день. Ему нравится гулять и когда с ним происходят разные приключения. Совсем как я. Поэтому я и думаю пойти с вами к мистеру Ватти.
Это заявление настолько удивило меня, что я чуть не поперхнулся кофе, который только что отхлебнул из чашки. Одним махом проглотив напиток, я посмотрел на Луи и сказал:
– Хотя мне всегда приятно твое общество, Луи, в данном случае, по-моему, от него не будет пользы.
– Но разве я не помогла вам в прошлый раз? – запротестовала девочка. – Я же видела, когда мистер Ватти врет. Осмелюсь сказать, что снова могу вам пригодиться.
– Не сомневаюсь, что твои впечатления о мистере Ватти оказались исключительно ценными, – дружелюбно сказал я. – Однако теперь, когда я уже познакомился с этим в высшей степени эксцентричным джентльменом, я определенно чувствую, что нам лучше пообщаться один на один. Мои вопросы потребуют от меня величайшей деликатности и сосредоточенности. Твое присутствие при нашем разговоре будет по меньшей мере отвлекать и его, и меня.
– Не беспокойтесь, я не полезу, куда меня не просят, – сказала девочка.
– Кроме того, милая, – вмешалась миссис Элкотт, – сегодня утром вы все мне будете нужны. Ты же знаешь, я хочу закончить стеганое одеяло для бедной миссис Хаммель, прежде чем наступит зима. А для этого нам всем придется заняться шитьем.
– Отлично, мамуля, – сказала Луи. – Раз надо, так надо. Ворчать не стану.
За подобное проявление кротости и послушания мать вознаградила дочку, поцеловав ее в лоб.
– И потом, – продолжала девочка, – у меня еще куча работы перед сегодняшней премьерой. Надо поставить в сарае декорации и устроить места для зрителей. Я пригласила всех соседских детей, так что соберется целая толпа. Вы тоже придете, правда, мистер По?
– Наверное, – ответил я. – Пожалуйста, оставь места в ложе.
– В таком случае вам придется принести ложу с собой, – с улыбкой ответила Луи, – потому что у нас особой роскоши не будет – всего несколько скамеек из старых досок.
– Превосходно, сойдет, – сказал я. Затем, посмотрев на часы, добавил: – А теперь мне пора.
– Да, вспомнила, мистер По, – сказала Луи, пристально глядя, как я кладу часы в карман. – Дядюшка Мэй обрадовался, что ключ нашелся?
Уж представляю, милая, – сказала миссис Элкотт, явно знавшая о письме, которое я получил от ее дочки, пока был в Бостоне. – Кому, как не мне, знать своего брата, – то-то он, должно быть, убивался, когда обнаружил, что ключ пропал.
За последние дни произошло так много печальных событий, что я успел позабыть о маленьком золотом ключе. Теперь, все еще намереваясь скрывать от семейства Элкотт свои подозрения, связанные с убийством Эльзи Болтон, я ответил так:
– Получив твое письмо, я немедленно направился к вашему дядюшке. Однако оказалось, что ключ не его. Вот он, – продолжал я, извлекая ключ из кармана жилетки и протягивая девочке. – А поскольку владелец неизвестен, он принадлежит – по праву владения – тому, кто его нашел, в данном случае твоей младшей сестре Мэй.
– Вот чудеса, – сказала Луи, беря протянутый ей ключик и озадаченно на него глядя. – Откуда же он взялся?
– Не могу сказать наверняка, – чистосердечно заявил я.
Через несколько минут, попрощавшись с миссис Элкотт и ее дочерью, я вышел в переднюю, снял с вешалки толстый плащ и касторовую шляпу и отправился в путь.
На дворе тучи повисли в кебе гнетуще низко и ветер дул так яростно, что мне пришлось крепко держать шляпу за поля. Идя по лесной тропе, которая вела к усадьбе Ватти, я обдумывал таинственную историю с неопознанным ключом.
Как читатель, наверное, помнит, мое изначальное предположение сводилось к тому, что ключ принадлежит Герберту Баллингеру. И действительно, то, что ключ был найден на месте убийства Эльзи Болтон, привело меня к выводу, что дагеротипист не просто мошенник, а убийца-маньяк.
Теперь все складывалось так, что безумцем оказался не Баллингер, а его ассистент, Бенджамин Боуден. Однако я продолжал верить, что загадочный предмет принадлежал Баллингеру, у которого явно не было ключа, когда мы впервые встретились. Тогда каким образом ключ от часов дагеротиписта оказался на месте преступления? Вероятным казался лишь один ответ. Каким-то образом Боудену удалось снять ключ с цепочки своего работодателя и оставить его на месте убийства, чтобы подозрения пали на него.
Хотя меня не полностью удовлетворяло такое объяснение, в данный момент я не мог придумать ничего иного. Мою неудачу следовало приписать разным причинам. Ужасные события последних дней настолько ослабили меня физически и Эмоционально, что мои незаурядные умственные способности несколько притупились. Кроме того, мои мысли по большей части были сосредоточены не на задержании преступника – эту задачу предстояло теперь решать бостонской полиции, – а на поисках исчезнувших медикаментов доктора Фаррагута и на предстоящей беседе с человеком, который, как я полагал, приведет меня к ним – с помешанным на смерти чудаком Питером Ватти.
В мрачном свете безотрадно-серого утра жилище Ватти казалось, если это вообще возможно, еще большей развалиной, чем во время моего прежнего визита. Отогнав демона страха, завладевшего моим сердцем при первом взгляде на полусгнившее строение, я поднялся по расшатанным ступеням и прошел по громко скрипевшим доскам крыльца, которые едва не проваливались у меня под ногами. На крыльцо выходило несколько окон, но все попытки что-либо разглядеть через них оказались тщетны: стекла покрылись таким толстым слоем грязи, что стали почти непрозрачны.
Подходя к двери, я увидел, что она слегка приоткрыта. Приблизившись к щелке, я позвал, но ответа не последовало. Тогда я несколько раз постучал в дверь костяшками пальцев. От ударов дверь откачнулась внутрь на кожаных петлях, позволив мне частично разглядеть совсем темную переднюю.
– Добрый день, мистер Ватти! – крикнул я.
Никто не откликнулся.
Решив, что отшельник может быть в мастерской, я сошел с крыльца, пересек замусоренный двор и громко постучал в дверь сарайчика, но снова безрезультатно.
Стало ясно, что Ватти дома нет. Стоя перед сараем и думая, как следует поступить дальше, я услышал вдалеке выстрел из охотничьего ружья. Зная, что Ватти, который редко осмеливался наведаться в город за провизией, вынужден существовать за счет кроликов, белок, птиц и другой мелкой дичи, я предположил, что он отправился в одну из ежедневных охотничьих вылазок. Как надолго он ушел, я сказать не мог, но, судя по залпу, стрелок находился на значительном расстоянии.
Оттуда, где я стоял, мне был ясно виден фасад дома. Когда я рассматривал дверь, все еще стоявшую полуоткрытой, мной овладел внезапный, очевидно безрассудный, но тем не менее непреодолимый соблазн.
Я был убежден, что Ватти знал больше, чем давал понять, об исчезнувших лекарственных снадобьях доктора Фаррагута. Однако я не мог рассчитывать, что он откроет мне тайну их местонахождения. А тут у меня появлялся шанс поискать их самому. Возможно, я обнаружу пропажу в доме Ватта, а возможно, нет. Так или иначе, при моем отчаянном настрое представившийся случай казался слишком драгоценным, чтобы его упускать.
Поспешно вернувшись к дому, я поднялся на скрипучее крыльцо, ожидая, что оно вот-вот провалится, не выдержав моего веса, и проскользнул в дверь, закрыв ее за собой.
Несколько мгновений я стоял неподвижно, ожидая, пока глаза не привыкнут к царившему внутри мраку. Затхлый, крайне неприятный запах – пожалуй, лишь чуть менее отталкивающий, чем тошнотворная вонь анатомического колледжа доктора Мак-Кензи, – коснулся моих ноздрей, заставив меня сморщиться от отвращения. Наконец зрение приспособилось к сумраку, и я медленно двинулся вперед по узкому коридору.
Осторожная походка требовалась еще и потому, что дом был чрезвычайно захламлен. Повсюду валялись груды мусора и отбросов: гниющие мешки из-под продуктов, источенные червем козлы, ржавые инструменты, погнутые металлические трубы, кипы истлевающих газет, битая посуда, полуразвалившаяся мебель и бесчисленное множество других, траченных временем предметов, назначение которых установить было невозможно. Разумеется, я знавал людей, дома у которых все было с иголочки. Ватта, напротив, напоминал человека, который не просто оставлял, но бережно хранил свое старье. Его дом мало чем отличался от обнесенной стенами мусорной кучи.
Осторожно пробираясь через завалы хлама, я свернул и в изумлении остановился. В конце коридора тускло-оранжевый свет свечи лился из открытого дверного проема. Или Ватти все же был дома? С учащенно бьющимся сердцем я нетвердым голосом позвал его по имени. Ответа не последовало. Подавив овладевшее мной жутковатое предчувствие, я двинулся дальше по усыпанному мусором коридору, пока не дошел до двери и не заглянул в нее.
Представшее моему взору невольно вызвало приглушенный возглас удивления. Оттуда, где я стоял, мне была видна лишь малая часть комнаты. Однако можно было судить, что это спальня. В ней стояли шкаф красного дерева, покрытый узором умывальник, мягкое кресло в стиле шератон возле столика с мраморной столешницей. Стены, оклеенные обоями с цветочным рисунком, были увешаны гравюрами в рамках на библейские сюжеты.
Но особенно поразительной делала спальню ее безупречная чистота. Трудно вообразить себе больший контраст, чем контраст между ее чрезвычайной опрятностью и диким беспорядком, с которым я до сих пор сталкивался. Словно Ватти сосредоточил всю заботу о доме на этой, единственной комнате, позволив мерзости запустения воцариться в остальной части своего жилища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58