Сорвав с лица платок, я глубоко, с благодарностью , вздохнул. Какой бы смрадный дух ни стоял в комнате для вскрытия, он положительно казался бодрящим ; и свежим по сравнению с удушливо-спертым воздухом похожего на гроб шкафа, где я был замурован. Постепенно дыхание мое выровнялось, и самообладание – хотя бы в какой-то степени – вернулось ко мне.
Несмотря на все треволнения и ужасы, операция моя оказалась не такой уж и бесплодной. Пора было идти. Однако в обступившей меня кромешной тьме я не знал точно, где находится дверь. Поэтому пришлось извлечь свечу, которую я зажег, чиркнув последней спичкой, и огляделся.
Взгляд мой остановился на спеленутом саваном теле, вытянувшемся на столе. Меня мгновенно охватило необоримое любопытство. Подойдя к столу, я протянул дрожащую руку и медленно стянул верхнюю часть простыни. Яркое пламя свечи упало на лицо. Я глядел, и немота, ледяное чувство постепенно сковывали меня.
Колени мои дрожали, смятенные мысли бессвязно крутились в голове, кровь застыла в жилах.
Со сдавленным криком ужаса я попятился от стола и резко развернулся к нему спиной. И, объятый страхом, бежал из этой комнаты, этого дома.
Труп, который я увидел, оказался трупом служанки Мэя – Эльзи Болтон.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Даже наяву страшно описать кошмары, снившиеся мне в ту ночь. Не считая мелькания каких-то в высшей степени тревожных происшествий, я оказался в обществе некоего таинственного существа, высокого, худого, облаченного в мертвецкие одежды, которое провело меня по широкому и длинному коридору к массивной двери из полированного черного дерева. Распахнув эти врата, оно ввело меня в похожий на пещеру зал с высоким потолком и белыми, безликими стенами. Единственным источником света служило узкое, продолговатое готическое окно, расположенное на таком расстоянии от дубового пола, что было практически недосягаемо. Слабые отблески красноватого света, проникавшие сквозь узорчатый переплет, озаряли покои зловещим сиянием.
Середину зала занимал огромный вытянутый стол, уставленный серебряными блюдами, на которых были в изобилии разложены странные на вид яства. Дюжина людей, одетых как слуги, стояли вокруг, не сводя немигающих глаз с пиршественно накрытого стола. Сначала я не мог определить, что за кушанья приковывают к себе их внимание. Наконец, выпростав костлявую руку и впившись в меня железной хваткой, мой вожатый подвел меня ближе, пока – к моему неописуемому ужасу – взору моему не предстало чудовищное зрелище.
На блюдах были разложены омерзительные останки безжалостно разделанного на куски женского тела!
Здесь лежала отсеченная по локоть прекрасная рука, заканчивавшаяся маленькой, изящной ладонью, но по алебастру предплечья и белоснежной ладони неким злым проклятьем разлилась гнилостная синева, обратив красоту в мерзость. Там – зловонный торс, обрубленный чуть пониже пупка. Голова тоже была отрублена, и под сочащейся кровью шеей можно было различить две белые округлости – груди той, что когда-то была женщиной.
– Ты когда-нибудь видел столько цветов? – шепнула фигура в саване, стоявшая рядом. – Совсем как радуга.
Несмотря на дурноту, проникшую до самой сути моего существа, я не мог оторваться от омерзительного зрелища. Вглядевшись попристальнее, я понял, что мой спутник прав. Радужные цвета разложения покрывали эту некогда млечно-белую плоть: синий, красный, пурпурный, серый, розовый, оранжевый смешались в единое тошнотворно отталкивающее свечение.
Меня чуть не вывернуло наизнанку.
– Уведи меня отсюда, – взмолился я, обращаясь к стоящему рядом остову.
– Но тебе еще предстоит увидеть piece de resistance, – ответил он голосом, в котором явно слышались насмешливые нотки. – Гвоздь программы!
Вновь взглянув на стол, я увидел, что теперь он совершенно пуст, не считая большого блюда, покрытого серебряной куполообразной крышкой. По кивку моего спутника один из слуг подошел и медленно приподнял ее.
На блюде, как живая, стояла голова необычайно красивой молодой женщины. Когда в ужасной муке я поглядел на изысканно тонкие, такие знакомые черты, глаза внезапно открылись, две слезы скатились по щекам и губы произнесли мое имя.
Я начал стучать зубами, лихорадочная дрожь, похожая на приступ малярии, сотрясала все тело, я почувствовал, что глаза вот-вот выскочат из орбит, каждый вздох напоминал спазм.
В то же мгновение я вскочил на постели, пот градом стекал по лицу, я задыхался, словно только что пробежав огромную дистанцию. Еще несколько мгновений в мыслях моих царил полнейший сумбур. Медленно, постепенно туман в голове поулегся, и я понял, где я и что со мной.
Я находился в гостевой комнате миссис Рэндалл. Ужасы, свидетелем которых я стал, были всего-навсего кошмаром. Осознание этого принесло острое чувство облегчения, которое, увы! – оказалось очень недолговременным. Поскольку способность ясно мыслить возвращалась ко мне, я вспомнил о своих приключениях этим вечером и мгновенно ощутил глубокое беспокойство. То, что я слышал и видел в школе доктора Мак-Кензи, было почти таким же жутким, как мой сон.
Было уже далеко за полночь, когда я вернулся в дом миссис Рэндалл и рухнул на постель. Судя по яркости солнечного света, льющегося сквозь муслиновые занавеси, утро было уже в разгаре. Чувствуя себя совершенно разбитым, поскольку дремота, хоть и продолжительная, не принесла никакого отдохновения, я с трудом выбрался из постели, умылся, накинул одежду и вышел из комнаты.
Когда я шел к лестнице, мне показалось, что я слышу скорбные стенания, доносившиеся из комнаты, которая (насколько я знал еще по первому визиту) принадлежала отныне бывшей служанке миссис Рэндалл – Салли. Остановившись возле закрытой двери, я внимательно прислушался. Теперь я достаточно отчетливо различил приглушенные всхлипывания, перемежаемые горестными восклицаниями «Как она могла?» и «Что теперь со мной будет?». Хотя уволили ее явно по заслугам, невозможно было не пожалеть бедное создание. Однако, поскольку я ничем не мог ее утешить, я просто повернулся и поспешно спустился вниз.5
Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз ел. Невероятный голод в немалой степени способствовал слабости, которую я испытал при пробуждении. Проследовав в столовую, я увидел, что стол накрыт, но на одного. Миссис Рэндалл нигде не было видно. Приблизившись к столу, я заметил сложенный листок бумаги, прислоненный к цветочной вазе, стоявшей посередине. Это была записка от моей хозяйки, в которой сообщалось, что ее вызвали по делу. Вернуться она обещала через несколько часов. Между тем она приглашала меня позавтракать; к моему глубокому удовлетворению, я увидел, что оставленная для меня трапеза состоит из толстых ломтей ветчины, нескольких сортов сыра, крутых яиц, ржаного хлеба и клубничного джема.
Сразу же сев за стол, я заправил салфетку за воротник, целиком и полностью сосредоточившись на еде. Спустя немалое время, значительно подкрепившись, я откинулся на стуле, размышляя о событиях прошлого вечера.
Несмотря на то что я не справился с первостепенной задачей (а именно, найти украденную шкатулку доктора Фаррагута), поиски мои оказались не совсем тщетны. Теперь я знал – и это самое главное, – что доктор Мак-Кензи пребывает в ожидании какой-то очень дорогой для него вещи, которую вор еще не успел ему передать. Однако, поскольку личность вора осталась неустановленной, теперь мне предстояло ее установить.
Что я о нем знал? Исходя из замечаний, которые мне удалось подслушать, явствовало, что помимо прочих услуг, которые он оказывал Мак-Кензи, ему каким-то образом удавалось сообщать анатому о лучших трупах, которые затем, под покровом ночи, можно было эксгумировать в целях вскрытия. Эту способность студент по имени Джек обозначил как «работа у него такая». Таким образом, можно было сделать логичный вывод, что человек, которого я ищу, по роду занятий каким-то образом связан с похоронами – скажем, владелец похоронного бюро или гробовщик.
Едва придя к подобному выводу, я подумал об эксцентричном соседе Элкоттов, Питере Ватти – изобретателе гроба-ледника, который он демонстрировал мне с такой гордостью. То, что Ватти мог быть замешан в какие-то противозаконные действия, казалось более чем вероятным. И, уж конечно, он не был человеком, внушавшим уверенность в честности. Как, может быть, помнит читатель, после нашей встречи у меня осталось вполне определенное чувство, что меня обвели вокруг пальца. Более того, смерть не просто интересовала Ватти, но превратилась для него в навязчивую идею.
С другой стороны, существовали веские причины сомневаться, что он и есть таинственный соучастник Мак-Кензи. Главная заключалась в его исключительной склонности к отшельничеству. Совершенно очевидно, что человек, связанный с анатомом, должен близко знать всех недавно скончавшихся бостонцев, включая несчастную Эльзи Болтон, чье оскверненное тело я с таким ужасом обнаружил на столе для вскрытия. Было очень и очень не похоже, что таким человеком мог оказаться Питер Ватти – настоящий анахорет, так или иначе осмеливавшийся покинуть свою ферму лишь пару раз в году.
Однако по своему опыту сыщика я знал, что преступником часто оказывается наименее подозреваемый человек. Поэтому я не мог с абсолютной уверенностью исключить Ватти из списка подозреваемых лиц. Впрочем, в данный момент я решил сосредоточить внимание на других версиях.
Я был крайне раздосадован, что из-за меня скелет затрещал костями в самый неподходящий момент, так как было ясно, что я вмешался в беседу, когда молодой человек по имени Джек вот-вот мог назвать имя сообщника Мак-Кензи. Тем не менее я узнал и кое-что важное, а именно, что человек, которого я ищу, явно знал или даже был близким другом Горация Раиса – извращенца-медика, который зарезал и искромсал свою подругу, продавщицу Лидию Бикфорд. Теперь этот факт являлся самой многообещающей ниточкой. Конечно, я не мог допросить Раиса непосредственно, так как он повесился в тюремной камере в ожидании казни. И все же существовал еще один потенциальный источник сведений о жизни Горация Раиса.
Посмотрев на часы, я увидел, что уже почти половина двенадцатого. Вытащив салфетку, я встал из-за стола и прошел в переднюю, где надел плащ, шляпу, и поспешно вышел на улицу.
Затем быстрыми шагами направился к Бостонскому музею.
Войдя в музей, я прямиком прошел к кабинету его владельца, Моисея Кимболла, и постучался. Никто не откликнулся.
Вспомнив прежний визит, когда нам с Сестричкой пришлось помаяться, прежде чем нас допустили внутрь, я постучал снова, но столь же безрезультатно. Кимболла явно не было на месте.
Стоя перед дверьми кабинета и раздумывая, где искать Кимболла, я заметил идущего по галерее профессора Роско Пауэлла – фокусника, который произвел такое впечатление на мой дорогую Сестричку своим, на первый взгляд, чудесным (хотя по сути отнюдь не сверхъестественным) «восставанием из гроба». Профессора легко было узнать не только по его мощной, коренастой фигуре и пышным бакенбардам, но и по плащу в красную полоску, а также по чрезвычайно высокому цилиндру, из которого он во время своих представлений выуживал целый бродячий зверинец мелких тварей.
Спеша перехватить профессора, я преградил ему путь и, прикоснувшись к полям шляпы, представился.
Какое-то время профессор изучал меня прищуренными глазами.
– Так вы – По? – не сразу ответил он. – Что вам угодно?
Я был настолько ошеломлен неописуемой грубостью его тона, что ненадолго лишился дара речи. Далеко не сразу, но все же придав лицу учтивое выражение, я спросил, не знает ли профессор, где я могу найти мистера Кимболла.
– В зале скульптур, – ответил профессор, продолжая разглядывать меня с нескрываемым неудовольствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58