— Она мне проходу не давала в последнее время. Привязывалась — когда племянничку новый баллончик понесете, да когда. Понравилось на халяву деньгами разживаться. Я уж ей говорю — помер племянник. А она — врете, с другой, наверное, вахтершей договорились, она, видать, меньше берет. Вот поспрашиваю, говорит, если узнаю что, тут же директору про вас расскажу. Задолбали, честное слово! Каждая на меня жаловаться решила, и главное, не кому-нибудь, а директору. Ну что мне оставалось?
— А Пашку зачем?
— Его-то в первую очередь надо было — он же единственный свидетель. Да я все жалел.
— А Коляна?
— А это еще кто? — опешил Сулейман.
— Кто, кто? Сосед мой, Никалай Дуреев.
— А! Алканавт этот, из-под лавки. Видишь ли… он меня узнал.
— Да ладно! Он и поговорить с тобой толком не успел, отключился. Не то что внешность твою запомнить…
— И я так думал, по этому не таился, когда твой адрес спрашивал. К тому же, если рассудить, где два таких разных человека, как доктор наук и бомжеватый алкоголик, могут пересечься в четверть миллионном городе? Нигде. И узнать меня он не может, даже если и запомнил что-то.
— Вот именно! А ты говоришь — узнал!
— Вот именно! — передразнил Сулейман. — Встретились на следующий день. И где? В «Доме просвещения и науки»! Это же надо! — возмущенно запыхтел он. — Пьянь наведывается в дом науки. Зачем?
— Лекции слушать. О пользе спиртных напитков.
— Ну дела! — Сулейман вновь присел. — И главное, увидел и тут же узнал. Ломанулся ко мне, да еще оторву какую-то за собой под ручку тащит. Лыбится. Орет «Лелин хахаль!». Еле убежал. А вечером наведался к Коляну вашему в гости. Нарядился пьянчужкой — это ж самая лучшая маскировка. Синяк себе подрисовал, шапчонку на глаза, рот самогоном прополоскал. Так и явился. Бутылку с собой принес.
— С отравой, — пробормотала я.
— С отравой. Все равно, думаю, помер бы — не сегодня, так завтра. Либо от водки паленой, либо от пневмонии.
— Но не помер же!
— Ты прикинь! — Сулеймановы глаза округлились еще больше. — Выжрал бутылку денатурата, от которой даже лошадь бы сдохла, и ничегошеньки! Лежит песни поет.
— И ты его ножичком…
— Ножичком, — согласился он. — А предварительно мешок ему с твоими вещами дал, наврал, что у жены барахлишку натырил, и пока его припрятать надо. А завтра, говорю, вместе с тобой загоним. Он и обрадовался.
Сулейман замолчал, вздохнул удовлетворенно и начал сосредоточенно застегивать молнию на сумке. Видимо, сказал, все что хотел, и больше разговаривать не намерен. Что ж, значит, мое время пришло. А как умирать-то не хочется! Надо еще что-то придумать, что-то, что оттянуло бы мою кончину еще хотя бы на четверть часа.
— Вроде все ясно, — подумав секунд двадцать, выпалила я. — Не понятно одно — за фиг ты в моем столе рылся, за фиг в квартиру проник…
— Вот дурочка! — радостно воскликнул он. — Неужели до сих пор не поняла?
— Нет. — Я нахмурилась. — Вроде, нет.
Сулейман вновь расплылся в улыбке, зачем-то припрыгнул и вытащил из кармана смятый листок.
— Узнаешь? — он помахал им перед моим носом.
— Э-э-э. — Я послушно уставилась на листок. — Э-э-э. Вроде.
— Как это вроде? — Сулейман ткнул бумагу мне в нос. — Это же тот самый, что Сеня в коридоре нашел.
— А! Контрольная по органической химии. И где ты ее взял?
— Ну ты ва-а-аще! — протянул он уже разочарованно. — Неужели не дошло, что это та самая формула «Осы» из-за которой все и началось?!
— Но ты же сказал…
— Да мало ли что я сказал! — гаркнул он. — Я много чего тебе мог наговорить, например, что это реферат по квантовой физике, и ты бы поверила. — Он шлепнул меня листком по носу. — Надо же быть такой необразованной дурочкой, чтобы принять это, — вновь шлепок, — за институтскую контрольную. И я еще думал, что ты это специально…
— Что специально?
— Я решил, что ты издеваешься надо мной. Веришь, я подумал, что ты все знаешь, все вычислила, поняла, по этому зажала формулу, припрятала ее, а мне сунула в нос с банальным вопросом лишь для того, чтобы поиздеваться.
— Поиздеваться? — ахнула я.
— Ну…Либо дать понять, что формула у тебя, и в скором времени мне придется у тебя ее выкупить. — Он досадливо тряхнул головой, от чего вокруг его лба закружился вихрь белой пудры. Выглядело это очень гадко!
— И когда же ты понял, что я не коварная шантажистка, а просто дура?
— Когда, когда, да никогда! Разве я мог предположить, что ты ей книжку закладываешь! — не унимал возмущения Сулейман.
— И как ты потерял этот лист?
— Как, как. Бежал после пожара по вашему коридору, запнулся. Упал. Бумаги, ну те, что я выкрал, из-за пазухи высыпались, я их собрал. Думал, что все, а оказалось, что главную проворонил. Потом вернулся, давай искать, а тут вы с Сеней. Пришлось сбежать. — Сулейман почесал своей внушительный нос. — И я не придумал ничего лучшего, как подкараулить тебя в кустах, думал сумку вырвать. Помнишь такое?
— А как же! Чуть руку мне не оторвал.
— Ты же мертвой хваткой в сумку вцепилась! Как фурия. Бросила бы кошелку свою, ничего бы не случилось … Вот тогда я и подумал, что ты явно хранишь в ней что-то ценное, не иначе формулу… Не из-за мелочи же, не из-за пудры с помадой ты жизнью рисковала… Это же ерунда…
— Ерунда? — оскорбилась я. — По твоему помада «Гош» и пудра «Римель» ерунда? А духи «Кензо»? А тушь «Ревлон»?
— Ничего не понял, — замотал головой он.
— А маскировочный карандаш «Буржуа»? Да это твоя квантовая физика по сравнению с моей косметикой — ерунда.
— Н-да, — протянул он удивленно. — Я знал, что у всех система ценностей разная, но чтоб настолько…
— Потом ты обыскал мой стол, — продолжила я, не давая ему времени на раздумье, а то вспомнит еще о том, что я уже пол часа, как должна быть мертва. — И между прочим сукой обозвал.
— Разозлился, извини. — Он пожал своими костлявыми, обсыпанными перхотью, плечами. — Потом пришлось наведаться в твою квартиру. Но и там ничегошеньки не обнаружилось, только жуткого вида соседка, с какой-то гадостью на голове…
— Ты видел Соньку? — охнула я.
— Не знаю, как звали то отвратное существо… Я, веришь, даже испугался сначала, когда она мимо меня проплыла — думал приведение. Я, чтоб ты знала, в прихожей прятался, хотел тебя там подстеречь. Но чудо вошло в комнату, покричало, очень, кстати, противным голосом, потом село на кресло. Что оно делало дальше, не знаю, я выскользнул из квартиры и из подъезда. Да! Покидать твой дом очень удобно — кругом арки, куда не поверни, везде есть проход на бульвар.
— А потом ты засел в нашей комнате?
— То, что формула лежит в твоей сумке, стало очевидным. Поэтому я затаился в вашей коморке и стал ждать — я знал, что ты первой появляешься на работе.
— Ты хотел меня убить?
— Уж не сомневайся. Убил бы. Но произошло чудо! Сижу я за шкафом, жду. Вдруг открывается окошко. И что я вижу? Заветную сумку. А в ней, между страницами какого-то идиотского романа лежит он, родимый, листок с формулой. — Он счастливо улыбнулся. — Так что сгубило тебя твое глупое любопытство и самонадеянность. Если бы ты не стала за мной шпионить, осталась бы жива. Вот так-то!
Он крякнул, хлопнул себя по коленям, сполз со стола. Взял нож, поиграл им, весло глядя на меня, потом спросил.
— Орать не будешь? А то я тебе рот скотчем заклею.
— Не надо!
— Значит, не будешь? Клянешься?
— Не надо меня убивать! Ну пожалуйста. — Взмолилась я, мне еще казалось, что раз он не маньяк, с ним можно договориться.
— Заткнись, — приказал он.
— Ты сам говорил, у меня ноги красивые. Так хоть их пожалей, их же крысы погрызут.
— Так. Где у меня скотч? — обозлился он.
Мне конец! Теперь окончательный.
Я мысленно чмокнул маму, бабушку, подружек, даже коту Муслиму достался поцелуй, и приготовилась к скорой смерти. Сулейман, видя мое смирение, сосредоточенно кивнул и начал приближаться, обхватив рукоятку ножа так, чтобы удобно было долбануть меня по башке. Спустя десять секунд, за которые я успела помолиться всем известным мне богам: от Будды до Амона-Ра, он размахнулся и тюкнул меня по лбу.
Я закричала, пронзенная болью.
— Чего орешь?
— А ты чего? Мало каши что ли ел?
— А ты не вертись! Дай прицелиться.
— Может тебе еще и показать, куда бить удобнее?!
Он вновь долбанул меня по башке. На этот раз сильнее. Голова закружилась, перед глазами поплыли привычные караси, но сознание ни как не желало покидать меня.
— Да что за убийцы-то пошли! — взвыла я. — Убить с первого разу не могут!
— Нет, это женщины пошли с черепными коробками, как у Терминаторов!
— А ты не умеешь, не берись! Только шишек мне набил.
— А тебе то что? Все равно помирать!
— Хрен тебе! — взревела я и каким-то непонятным образом дотянулась лбом до его подбородка и ка-а-ак шарахну им по Сулеймановой челюсти. Мучитель хрюкнул, из его рта брызнула кровь.
Тут я вспомнила про свободную ногу. Резко ею дернула, вскинула ее вверх, да как вмажу по Сулеймановой промежности. Он пискнул, моментом перейдя на фальцет, и согнулся по полам. Когда его лоб оказался на уровне моей груди, я вскинула ногу еще раз и обрушила ее вновь, теперь уже на костлявый хребет доктора Швейцера.
А потом произошло уж совсем невероятное. В дальнем конце комнаты грохнуло, потом оглушительно бухнуло, затем вновь грохнуло. За этой канонадой последовал фейерверк: вспышки света и бегающие огоньки. А в финале этого карнавала Сулейман захрипел, схватился за бок и, накренившись куда-то в сторону и вперед, начал заваливаться на меня.
Когда его тело накрыло мое, а его припорошенный перхотью затылок оказался у моего лица, мы грохнулись вместе со стулом на пол, после чего я благополучно провалилась в небытие.
Воскресенье
Почти Хеппи и точно Енд
Когда я очнулась, было светло. И тихо. Еще приятно пахло свежестью и духами. К тому же глаз радовал беленый потолок с веселеньким абажурчиком в центре — именно его я увидела, когда приподняла тяжелые веки.
Я повернула затекшую шею. Тут же ткнулась носом в огромный букет, лежащий на прикроватной тумбочке.
— Тьфу ты, — слабо выругалась я, отодвигая веник, чтобы обозреть все помещение.
После детального осмотра выяснилось: а) я нахожусь в больничной палате; б) голова моя перебинтована; в) она трещит, но сильно не болит; г) запястья синие от недавних пут, а на щиколотке и вовсе рана, которую, судя по всему, пришлось зашивать, и, наконец, д) в уголке палаты на табурете клюет носом Геркулесов.
— Эй, — позвала я дремлющего.
Он вздрогнул, заморгал, а, увидев меня в добром здравии, даже подпрыгнул.
— Леля проснулась! — заголосил он радостно и бросился через все комнату ко мне. Когда добежал, хотел чмокнуть, но вовремя одумался и участливо спросил: — Как ты?
Я подвигалась на матрасе. Поморщилась от возобновившейся боли, после чего заверила, что нормально.
— Это здорово. Ты знаешь…
— Я что-то не припомню, чтобы мы переходили на «ты».
— Прости…те.
— Да ладно, — я по-дружески хлопнула его по плечу. — Это я так, по привычку вредничаю. Не обращай внимания. Ты мне лучше скажи, это ты меня спас?
— Я! То есть не столько я, сколько ты сама. Да еще подружки твои.
— Как это? — опешила я.
— Рассказать? — он подтащил к кровати табурет, угнездился на нем и начал. — В общем, дело было так…
Как было дело, расскажу своими словами. Итак, мой звонок застал Коленьку в кровати. Разбудил. И разозлил, естественно — мало того подняли среди ночи, так еще и не понятно кто, номер-то определился незнакомый. Решил, что это я издеваюсь. Ну и вздумалось ему мне в ответ гадость какую-нибудь сделать. И не придумал Геркулесов ничего лучшего, чем позвонить мне, дабы сказать, что обо мне думает. Звонит, значит, по номеру, который его сотовый зафиксировал. А в ответ лишь гудки. Странно — подумал Коленька и забеспокоился.
На всякий случай позвонил ко мне домой, разбудил семейство Володарских, поболтал с бабушкой, из разговора выяснил то, что меня нет, хотя должны бы уже давно прибыть, и то, что я разгульная баба, раз предки обо мне не беспокоятся, даже тогда, когда я не являюсь домой в назначенный час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39