Спустя час институтские кумушки ломились ко мне в дверь, требуя показать рану, которую нанес мне маньяк перед тем, как его повязал вездесущий Геркулесов. К обеду меня уже похоронили, поэтому кумушки ломились уже с другой целью — выразить соболезнования моим товарищам по работе. В два я воскресла. В три вновь умерла, причем кто-то даже видел, как меня увозила «труповозка».
Когда же рабочий день подошел к концу, Антошка Симаков оповестил всех о том, что Вася вовсе не Вася, а известный маньяк Чекотило, которому каким-то волшебным образом удалось избежать смертной казни.
Вот на такой оптимистической ноте мы и закончили день.
Пятница
Друг Колька и его находка
С утра институт еще гудел. В каждой комнате велось горячее обсуждение Васькиных пороков, зверств, его биографии, родословной, а так же его обозримого будущего, которое, если верить Антошке Симакову, намечалось не просто безрадостным или страшным, а почти никаким, ибо окончить свою жизнь Вася Бодяга должен в скором времени и на электрическом стуле. Тот факт, что стул этот в нашей стране никогда не применяли, Симакова не смущал, как и то, что смертная казнь уже больше года, как отменена.
Вообще в последнее время в нашем НИИ второй по популярности личностью (пальму первенства по-прежнему удерживаю я) является Антошка Симаков. Благодаря своему умению знать все обо всем, богатому, я бы даже сказала, роскошному воображению, ну и, конечно, хорошо подвешенному языку бывший инструктор по физкультуре превратился в шоу-мена. Теперь, как мне рассказала одна приближенная к «императору Антону 1-ому» особа, в его 46-ой комнате постоянно толчется народ, окружая его вниманием и ловя каждое его пустое слово. А он, вальяжно развалясь, восседает в кресле в центре комнаты и «гонит им такое фуфло», что позавидовал бы даже Стивен Кинг.
Вот по этому, первое, что я сделала, переступив порог института, так это отправилась на третий этаж и постучала в дверь 46-ой комнаты. Мне просто необходимо было узнать, что предприняли «Геркулесов и компания», чтобы «повесить» на Ваську три трупа.
Мне не ответили. Тогда я не стала церемониться и просто вошла.
Пред моими удивленными очами предстала живописная картина: в центре комнаты на покрытом плюшем кресле полулежал его высочество Антон Григорич Симаков, вокруг него тетки всех возрастов, одна чашку ему с чаем протягивает, другая торт, третья сигарету (хоть в комнатах курить строжайше запрещено), десятая веером из сложенных инструкций обмахивает. Ну, просто султан-паша в окружении наложниц.
— … и вот, друг Колька мне и говорит. Помоги Антон Григорьевич следствию, подскажи, что нам делать, — самозабвенно врет Симаков, а кумушки его слушают, пораскрывав рты.
— А друг Колька тебе не сказал, какое обвинение он собирается предъявлять задержанному?
— А? — испуганно озираясь, вымолвил Антошка.
— Обвинение, говорю…
— Лелечка, — показушно обрадовался он, — героиня наша!
— Так что там со следствием, как дела идут?
— Да я вроде… хм… вот девочкам рассказал уже, — начал мямлить он, мудро рассудив, что, продолжив брехать, может нарваться на неприятности. Знает, что я пустой трепотни не выношу.
— Обыск в комнате Бодяго провели?
— А как же!
— Неужели? А по моему, еще не успели.
— Да? — испугался Антон, он понял, что до развенчания культа его личности остались считанные минуты.
— Да. И меня удивляет, почему твой друг Колька еще этого не сделал.
Антошка засопел, придумывая, что бы сказать, а потом нашелся:
— Дамы, не соблаговолите ли оставить нас с госпожой Володарской наедине, нам, видите ли, надо обсудить кое-какие следственные тонкости.
Дамы понимающе закивали, после чего покинули помещение.
— И чего ты им тут брехал?
— Да ничего, собственно, так рассказал, что знаю.
— Вот давай теперь и мне, только без этих твоих штучек, про друга Кольку и прочее.
— Конечно, конечно, — начал лебезить Антон, поняв, что я не собираюсь выводить его на чистую воду. — Я ведь так, для красного словца… Ну, ты понимаешь.
— Короче, Симаков, мне некогда.
— Ага, ага, — он наморщил лоб, сосредотачиваясь.
— Ну?
— Ну-у-у.
— Так ты что же, ничего не знаешь? — заподозрила я.
— Почему ничего? Кое-что мне известно.
— И что?
— Ну-у-у.
— Это я уже слышала. Ты по делу давай.
— Ага.
— И это ты уже говорил, — я махнула рукой. — Не знаешь ты, короче, ни фига.
— Не знаю, — сознался, наконец, Антошка.
— Радар что ли сломался? — кивнула я в сторону банки.
— Хуже. Перенесли штаб в недоступное место, — увидев мое недоумение, пояснил. — В бывшую вентиляционную, а там стены толщиной в 20 см, там мой радар не действует.
— Жаль, — сказала я совершенно искренне.
— Еще как! — понурил он головушку, но вдруг встрепенулся. — Но я знаю, что сегодня Геркулесов прибудет в «Нихлор» ровно в 10.
— Подслушал, зачем прибудет?
— Не смог, — вздохнул Антошка. — А это правда, что он еще в Васькиной комнате обыск не провел?
— Издеваешься? Конечно, провел, правда поверхностный.
— Так ты что же…
— А ты думал, что врать один ты у нас мастак?
И провожаемая его возмущенным взглядом, я покинула комнату.
Когда я достигла первого этажа, часовая стрелка моих часов замерла аккуратненько напротив 10-ки. Значит, именно сейчас к нам пожалует сам господин Геркулесов.
Добравшись до двери своей комнаты, я узнала, что немного ошиблась. Оказывается, Геркулесов уже прибыл и к моменту моего появления успел не только открыть комнату Бодяго, но и пошарить там. Короче, когда я уже готова была скрыться за своей дверью, из комнаты по соседству вылетел наш доблестный страж, был он возбужден и растрепан, к тому же жутко пах.
— Отстаньте от меня, — шипел он, лягаясь во все стороны. — Брысь!
Тут я заметила, благодаря вырвавшемуся вместе с Геркулесовым из комнаты свету, что за ним, воя и урча, бежит свора кошек.
— Пошли вон! — продолжал гнать взбесившихся кошаков бедный Коленька.
— Помощь нужна? — поинтересовалась я.
— А? — он поднял на меня свои ошалелые глаза. — Это вы? Чего вам?
— Я, собственно, здесь работаю, — я показала на дверь своей комнаты. — Вот мимо шла.
— Ну и идите себе! — Он хотел еще что-то сказать, но одна из своры, самая облезлая, уперлась своей одноухой головой в его ногу и начала тереться об нее. Геркулесов брыкнулся, но это не помогло, кошка не только не отлетела, но еще и вцепилась когтями в штанину его фирменных джинсов. — Господи, что же мне делать, перестрелять их что ли?
— Не надо. Господь, к которому вы взываете, вам этого не простит. — Я принюхалась. — Вы валерианкой что ли надушились?
— Да не надушился… Черт бы ваш институт побрал, здесь не только люди, но и кошки психические… Я пролил!
— На что?
— Естественно, на себя.
— Естественно, — улыбнулась я, что, конечно, не очень вежливо, но видели бы вы эту одноухую, обнимавшую милицейскую ногу. — На что именно? На куртку, штаны или кроссовку, кстати, пора перебираться в более теплую обувь, зима скоро…
— На кроссовку, — завопил он, стряхивая еще одну паразитку со своего башмака.
— Ну, так снимите и отдайте на растерзание.
— А в чем я домой пойду?
— Если не отдадите, вопрос будет стоять не так.
— А как?
— Чем? Или на чем? Так как на своих двоих у вас не получится. Они одну отгрызут.
— Кошки-людоеды? Впервые слышу.
— Это ж Васины кошки, а они, как и хозяин, отмороженные.
— Ну, уж нет, я лучше…
Что он хотел сделать, я так и не узнала, потому что в следующий миг одноухая вцепилась в понравившуюся ей ногу зубами. Геркулесов взвыл, тряхнул пострадавшей конечностью, да так энергично, что кроссовка, шнурки которой четвероногие монстры уже успели обмусолить и расслабить, слетела, перевернулась в воздухе, после чего, пролетев не меньше трех метров, благополучно приземлилась.
Кошки с воем бросились к ней.
— С облегчением! — поздравила я.
— Ну вас, — махнул он на меня рукой и заковылял в Васину комнату. Я за ним.
— Не расстраивайтесь, вам мама новые купит.
— Я сам себе на жизнь зарабатываю, — отбрил он меня. — Ясно?
— Угу.
— И в чем теперь, прикажите, до машины идти?
— Ну не знаю, — протянула я, оглядываясь. В комнате ничего подходящего не было — Вася кроссовки «Рибок» видел только по телевизору, а носил стоптанные ботинки или не менее задрипанные кеды. Как раз последние я и обнаружила на батарее. — Вот, пожалуйста, почти то же, что и на вас. В смысле, спортивная обувь, как вы любите.
— Издеваетесь? — укорил он.
— Подшучиваю. А это разные вещи.
— Ладно, — мирно буркнул он. Потом сел, стащил оставшуюся кроссовку, швырнул ее в урну.
— А хотите, я вам шлепки свои дам?
— Опять шутите?
— На этот раз нет. У меня есть шлепки, то есть сланцы резиновые, такие, знаете, что на пляж носят.
— Розовые, наверное?
— Черные, с плоской подошвой.
— А размер? — он показал мне свою ногу, размера примерно 42-го.
— У меня 39, я далеко не Золушка, так что натяните.
— Ладно, тащите.
— А вы мне что?
— Я знал, что эта женщина ничего бескорыстно не делает, — вздохнул он притворно разочарованно. — А что вам надо?
— А вы будто не знаете?
— Догадываюсь.
— Ну тогда рассказывайте, да поскорее. Что нашли? — я обвела глазами помещение.
— Много всякой гадости.
— М…м…м. — Я задумалась, прикидывая, что он имеет ввиду, произнося слово «гадость» — И какой?
— Много грязных фотографий, профессиональных и совсем непрофессиональных, то есть любительских.
— И кто любитель?
— Вася, кто же еще.
— А где он снимал?
— Да везде. На улице под женские юбки объективом залезал. В общественных туалетах. Он и в раздевалках снимал, и на пляже. Много фотографий, сделанных здесь, в институте.
— Как? — Ахнула я. — И кто же на них?
— Все вы.
— Все? — я застучала по своей груди. — Даже я?
— И вы.
— А меня-то он где умудрился…
— Вы сняты в раздевалке в момент примерки какой-то обновки. Кажется… гм… бюстгалтера.
— Все равно не понимаю, я же в комнате была одна.
— Это вы так думали, а Вася ведь не только по туалетам любил прятаться, он и в комнатах засады устраивал. В вашей, например, кроме раздевалки, есть еще и кладовка, так?
— Так.
— Вот в ней он иногда и хоронился, там, между прочим, в стене дырка есть, через которую он и смотрел, и вас снимал.
— Так вот кто там шуршал! — выкрикнула я, негодуя. — А мы думали — мыши.
— Не волнуйтесь, там и мыши есть, он их мышеловкой для своих любимцев ловит именно в вашей кладовке.
— Но откуда он узнает коды? У нас же все комнаты на замках?
— Он же электрик, значит, часто бывает в разных комнатах для того, чтобы лампочки поменять. Вы ему открываете, он запоминает код, а потом проникает уже без вас.
— Какой кошмар! — я, закрыв глаза ладонями, села на стул. — Моя фотография в стиле «ню» есть у какого-то маньяка.
— Теперь нет. — После моего недоуменного взгляда, он добавил. — Теперь она вместе с другими уликами в следственном отделе.
— Успокоили, спасибо. Это значит, что теперь на нее пялится не только Васька, но и весь следственный отдел.
— Что вы, я не даю.
— Один любуетесь?
— Да я одним глазком, — не слишком убедительно успокоил он.
— И как я вам?
— Могу вас заверить, что у вас самые роскошные формы из всех институтских дам, — горячо выпалил он.
Я зарделась, как кисейная барышня, от этого пусть и не очень приличного, но зато искреннего комплимента. Мне было приятно его принять, потому что даже человеку с таким раздутым самомнением, как у меня, радостно получать подтверждение своей исключительности. Но мою эйфорию неожиданно задушила одна уж очень неприятная мысль.
— Так что же получается? Получается, что Васька очень даже мог попасть к нам в комнату и подбросить эту анонимку?
— Запросто. Правда, он это отрицает, как и многое другое. Например…
— Стоп, — я предостерегающе взмахнула рукой. — Мы же с вами решили, что убийца кто-то из наших.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39