Итак, взятые в плотное кольцо почитателей, мы влились в поток танцующих.
Последующие 2 часа я помню смутно. Единственное, что запомнилось, так это то, что каждый отирающийся рядом мужик норовил меня приобнять, а так как за что меня ни обнимай, всегда наткнешься на обнаженную часть тела, липли они ко мне с большой охотой и дрожью в теле. Только отбиваться успевала.
Когда электронные часы над барной стойкой показали 4 нуля, мы с Ксюшей заволновались.
— Надо валить, — шепнула я подруге.
— Надо, надо, — согласилась она, отпихивая от меня потного молодого человека, который набивался в провожатые хоть на край света.
— А где Сонька? — озираясь и шикая на кавалера, спросила я.
— Когда я видела ее в последний раз, она отрывала от стены всех стоящих мужиков и тащила их в круг.
— А когда я ее видела, она уже с ними хоровод водила. Но это было в 11.
— А к диджею не она залезла? — испугалась Ксюша. — Какаю-то девицу, вроде, оттуда охранник отволок.
— Не знаю, — упавшим голосом, созналась я. Мне было стыдно за себя — как меня угораздило не доглядеть за подругой, а все это платье дурацкое и всеобщее внимание к нему. — Ксюш, пошли искать. А то сейчас натворит что-нибудь!
И мы рванули в танцзал почти бегом. Когда, оказавшись на кишащей дрыгающимися людьми площадке, мы огляделись, то первое, что увидели, так это Соньку, возбужденную, лохматую и до неприличия счастливую. Она, радостно повизгивая, стояла в окружении 4 мужчин и энергично пихала то одного, то другого бедром в бока. На лицах кавалеров был написан неописуемый восторг вперемешку с вожделением, они, бедняги, не знали, что Сонька только на авансы щедра, а как доходит до дела, она выпучивает глаза и оскорбленным тоном говорит: «Я не такая!».
Мы, растолкав локтями кавалеров, пробились в центр круга и увидели, что Сонька, обхватив шею давнишнего поклонника, того, что сидел за соседним столиком, бодро отплясывает канкан, при этом задирая ноги так, что ажурные белые трусики выглядывают из-под подола и задорно светятся.
— Звезда моя далекая, пора домой! — прокричала я в самое ухо подруги.
— Не пойду! — беспечно промурлыкала Сонька и задрыгала ногами с удвоенной энергией.
— Электричка через полчаса. А нам еще идти на станцию минут 15, — воззвала к здравому смыслу плясуньи Ксюша. Она еще не поняла того, о чем я уже догадалась, а именно — Сонька пьяна в стельку, а значит не управляема.
— Не пойду, — более строго сказала наша резвушка и позволила пожилому толстяку приобнять себя за талию.
— Пойдешь, как миленькая, — разозлилась Ксюша, после чего дернула Соньку за руку.
— Отстаньте, — вступился за свою пассию толстяк. — Она сегодня остается со мной. У нас намечается ночь любви.
Я смерила наглеца презрительным взглядом (терпеть не могу, когда мужик пытается воспользоваться женской слабостью) и бросила:
— Вам, дедушка, пора о душе подумать, а не о любовных приключениях. К тому же целую ночь вы не протяните. Так что отвалите!
— Она остается, — продолжал упорствовать кавалер, все теснее прижимаясь к своей хрупкой избраннице.
— Она едет домой, — гаркнула Ксюша и попыталась отлепить мужика от подруги.
Со стороны сцена, наверняка, выглядела уморительно. Представьте: в центре — пьяная блондинка, все еще дергающая стройной ножкой и виляющая попкой, хоть это и затруднительно, на блондинке висит тучный мужик в возрасте, а две подвыпившие злые барышни прыгают вокруг, то отрывая от подруги прилипшего мужика, то оттаскивая от него ее саму. Не забудьте еще о том, что молча бороться мы не умеем.
— Отвали, клещ, — орала на толстяка Ксюша.
— А то милицию позову! — вторила я подруге, перемежая выкрики чувствительными тычками в толстое пузо приставалы.
Надо сказать, что ни наша ругань, ни мои хуки не помогали — мужик вцепился в Соньку мертвой хваткой, и в ответ на мои тычки лишь морщился. К тому же наша подружка и не думала нам помогать, с глупой улыбочкой на просветленном лице она твердила: «Девочки, не трогайте его, он хороший!».
Наконец противоборство утомило всех, за исключением, пожалуй, Сони, той было все по фигу, она по-прежнему дрыгалась под музыку и улыбалась звездам.
— Мужик, — примирительно обратилась к толстяку Ксюша, — давай договоримся.
— Она идет со мной.
— А ты идешь с нами.
— Зачем? — удивился он.
— Проводишь до станции, а там посмотрим, — выпалила Ксюша, взволнованно глянув на часы.
— Ладно, — подумав, согласился он.
Мы облегченно вздохнули. Главное сейчас было выволочь Соньку из клуба, а в лице этого толстяка мы могли найти хорошего носильщика. Со всеми же остальными проблемами решили разобраться позже, когда время не будет так поджимать.
Выбежали мы из помещения в четверть первого. Вернее, бежали мы с Ксюшей, а влюбленная парочка шла медленно — ему быстро передвигаться мешала одышка, а ей заплетающиеся ноги. В итоге, когда мы уже влезали на платформу, они все еще плелись где-то вдалеке.
Тут темноту разорвали два световых луча. Потом послушалось гулкое чуханье.
— Сонька, — взревела Ксюша, — беги скорее, электричка на подходе.
Но наша подружка проигнорировала призыв. Приглядевшись к двум силуэтам, мы поняли, что они не только не приблизились, а даже замерли.
— Оставим что ли ее? — растерянно обратилась ко мне Ксюша. — Может, он правда ей понравился.
— С ума сошла? — крикнула я, спрыгивая с платформы в темноту. — Она же не соображает ничего, дура пьяная.
— Не успеем! — в панике пискнула Ксюша, сползая вслед за мной.
Электричка приближалась — мы уже слышали как она тарахтит — а мы только еще подбегали к кустам, в которых обжимались наши голубки. С бешенными глазами я подлетела к влюбленным, затормозила, вцепилась в Сонькину руку и завопила:
— Бежим!
В эту же секунду ко мне присоединилась Ксюша и с таким же воплем потянула подругу в направлении платформы, у которой как раз начал притормаживать электропоезд.
— Она остается со мной, — надул губу поклонник, покрепче вцепившись в избранницу.
Я в панике обернулась к платформе и похолодела — по ней уже ступали первые сошедшие с электрички индивиды.
— Сонька, дура, бежим! — верещала Ксюша, дергая подругу за рукав. — Бежим! Не то на вокзале ночевать будем.
— Она остается.
Мне это надоело! Не зная что предпринять я с размаху саданула мужику по уху. Он охнул и на мгновение разжал тиски. Мы с Ксюшей не замедлили этим воспользоваться — и вырвали, таки, Соньку из его лап.
Но рано мы начали праздновать победу. Мужик тут же оклемался, и не успели мы отволочь Соньку на пару метров, как он вновь ухватился за ее плечи.
— Отвали! — заорала Ксюша и лягнула его в голень.
— Это вы отвалите! Она хочет быть со мной.
Я застонала, увидев, что последний пассажир покинул тамбур, и бросилась трясти Соньку за лацканы пальто, надеясь, что от такой болтанки она хоть чуточку протрезвеет. И, знаете ли, эффект не заставил себя ждать. После пятого толчка подружка скривилась и слабым голоском пискнула:
— Я хочу домой. К ма-а-а-ме.
Ксюша победоносно пнула мужика в другую голень и рванула Соньку на себя. Он же потянул ее в свою сторону. Ксюша опять на себя. В итоге оба они разжали руки (уж не знаю зачем, наверняка, чтобы набраться сил перед новым заходом), и я увидела, как Сонька, оставшись без опоры, валится на асфальт, причем валится бревнышком, то есть не выставляя вперед рук и не сгибая колен.
Секунда, и она лежит на дорожке лицом вниз, не произнося ни звука.
Вот тут мужика как ветром сдуло! Мы с Ксюшей только наклонились над пострадавшей, а его уже и след простыл. Испугался, видимо, наш Казанова, что угробил бедняжку насмерть. Он-то не знал, что Сонька, истинная дочь своего отца, даже из опаснейших для жизни ситуаций выходит, отделавшись лишь легким испугом.
Мы подняли пострадавшую с асфальта, холодея от страха, мы не сомневались, что все ее ребра переломаны, а зубы выбиты. Я даже не удивилась бы черепно-мозговой травме. Но оказалось, что кроме ободранной щеки и подбитого глаза, больше никаких повреждений не обнаруживается. К тому же, приняв вертикальное положение, Сонька не застонала, не заплакала, как я ожидала, а очень бодро и требовательно изрекла:
— Я хочу домой. К маме.
Я треснула ее перчатками по лбу, взвалила одну ее руку на плечо, вторую перекинула через Ксюшину шею, и мы понеслись, горланя во все мощь «Подождите нас!» к платформе.
Дом, милый дом!
Когда мы вскарабкались на платформу, электричка уже тронулась. И напрасно мы надрывали глотку, взывая к жалости машиниста, нам ничего уже не могло помочь — поезд ушел, а мы остались. Три тонких силуэта на пустынной платформе: два высоких и один маленький; а вдали убегающие огни тепловоза.
— И что нам теперь делать? — упавшим голосом проговорила Ксюша. — Следующая только в 5 утра, а до шоссе часа 2 ходьбы, а с этой красоткой… — она встряхнула Соньку, которая все еще висела на наших плечах, как раненый боец, — и все 3.
— Тачку поймаем, — попыталась успокоить себя и подругу всезнающая Леля.
— Ты оглянись.
Я оглянулась: станционная домушка, запертый ларек, пустынные лавки и ни одной живой души, не говоря уже о душах, имеющих автомобиль.
— Хочу домой. К ма-а-а-ме, — требовательно запищала Сонька и попыталась поджать ноги, чтобы вольготно повисеть на наших шеях.
— Я тебе покажу маму! — зарычала я. — Как ща дам в лоб!
— Не надо. Она и так пострадала, — вступилась за подругу Ксюша, но только для виду, знала же, что я Соньку никогда не обижу.
— Черт! — вдруг заорала я радостно. — У тебя же сотовый. Давай такси вызовем!
— Точно! — взвизгнула Ксюша и полезла в сумку.
Вскоре она уже давила на кнопки, лучезарно улыбаясь окружающему миру.
— Ну что? — прокряхтела я, вспотевшая под тяжестью Соньки, забота о которой теперь целиком лежала на моих плечах.
— Ничего, — захныкала Ксюша.
— Как ничего? У тебя что тоже телефон за неуплату отключили?
— Да не работает он тут! — она потрясла трубкой. — Сплошные шумы и треск.
— Н-да! Положеньице! — сокрушенно протянула я. Потом, подпинув Соньку под пятую точку, скомандовала: — Пошли, девоньки, ножками. Авось к утру доберемся.
… Мы прошли километра полтора по ухабистой, грязной дороге, пока нас, ошалевших от усталости, мокрых от жиденького снежка, подающего на наши непокрытые головы, не подсадил одинокий автомобилист.
Нырнув в теплый, пропахший бензином салон старенького «Москвича» мы ощутили себя почти счастливыми. Я вытянула ноющие ноги, Ксюша сунула замерзшие руки себе под попу, а Сонька и вовсе почувствовала себя как дома — растянулась на сидении и захрапела.
— Притомилась? — хмыкнул водитель, весело косясь на спящую.
— Ага. Шла долго, — буркнула я, надеясь, что до него не дойдут перегарные выхлопы, выпускаемые Сонькиным приоткрытым ртом. — До Города довезете?
— Довезу. Только до промзоны.
— И на этом спасибо.
Мы замолчали. Я выглянула в окно — судя по указателям ехать нам оставалось минут 25. Неужто меньше чем через час я окажусь в своей теплой постельке? Воистину! Я блаженно закрыла глаза и задремала.
Проспала я не больше 10 минут, и разбудил меня хриплый ото сна голос Соньки:
— Я хочу домой! К маме!
— Едем уже, — ткнула ее в бок Ксюша. — Заткнись.
— К маме, — продолжала требовать Сонька.
Ксюша наклонилась к самому моему уху и прошептала:
— Она что никогда не протрезвеет?
— Пока не проспится, — огорчила я подругу. Что поделаешь, Соньку даже пешая прогулка под дождем со снегом не может привести в чувство.
Тем временем наша неугомонная вскочила, проморгалась, совершенно бессмысленно уставилась на водителя и изрекла:
— Пшел вон!
— Чего? — ошалел мужик.
— Все вон, — прохрипела он и ткнула кулаком в дверку.
— Уймите подругу, девочки, — недовольно проговорил водила. — А то высажу.
— Да чте-е-о ты! — сощурившись, выдала Сонька, очень похожая в эти минуты на своего папашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Последующие 2 часа я помню смутно. Единственное, что запомнилось, так это то, что каждый отирающийся рядом мужик норовил меня приобнять, а так как за что меня ни обнимай, всегда наткнешься на обнаженную часть тела, липли они ко мне с большой охотой и дрожью в теле. Только отбиваться успевала.
Когда электронные часы над барной стойкой показали 4 нуля, мы с Ксюшей заволновались.
— Надо валить, — шепнула я подруге.
— Надо, надо, — согласилась она, отпихивая от меня потного молодого человека, который набивался в провожатые хоть на край света.
— А где Сонька? — озираясь и шикая на кавалера, спросила я.
— Когда я видела ее в последний раз, она отрывала от стены всех стоящих мужиков и тащила их в круг.
— А когда я ее видела, она уже с ними хоровод водила. Но это было в 11.
— А к диджею не она залезла? — испугалась Ксюша. — Какаю-то девицу, вроде, оттуда охранник отволок.
— Не знаю, — упавшим голосом, созналась я. Мне было стыдно за себя — как меня угораздило не доглядеть за подругой, а все это платье дурацкое и всеобщее внимание к нему. — Ксюш, пошли искать. А то сейчас натворит что-нибудь!
И мы рванули в танцзал почти бегом. Когда, оказавшись на кишащей дрыгающимися людьми площадке, мы огляделись, то первое, что увидели, так это Соньку, возбужденную, лохматую и до неприличия счастливую. Она, радостно повизгивая, стояла в окружении 4 мужчин и энергично пихала то одного, то другого бедром в бока. На лицах кавалеров был написан неописуемый восторг вперемешку с вожделением, они, бедняги, не знали, что Сонька только на авансы щедра, а как доходит до дела, она выпучивает глаза и оскорбленным тоном говорит: «Я не такая!».
Мы, растолкав локтями кавалеров, пробились в центр круга и увидели, что Сонька, обхватив шею давнишнего поклонника, того, что сидел за соседним столиком, бодро отплясывает канкан, при этом задирая ноги так, что ажурные белые трусики выглядывают из-под подола и задорно светятся.
— Звезда моя далекая, пора домой! — прокричала я в самое ухо подруги.
— Не пойду! — беспечно промурлыкала Сонька и задрыгала ногами с удвоенной энергией.
— Электричка через полчаса. А нам еще идти на станцию минут 15, — воззвала к здравому смыслу плясуньи Ксюша. Она еще не поняла того, о чем я уже догадалась, а именно — Сонька пьяна в стельку, а значит не управляема.
— Не пойду, — более строго сказала наша резвушка и позволила пожилому толстяку приобнять себя за талию.
— Пойдешь, как миленькая, — разозлилась Ксюша, после чего дернула Соньку за руку.
— Отстаньте, — вступился за свою пассию толстяк. — Она сегодня остается со мной. У нас намечается ночь любви.
Я смерила наглеца презрительным взглядом (терпеть не могу, когда мужик пытается воспользоваться женской слабостью) и бросила:
— Вам, дедушка, пора о душе подумать, а не о любовных приключениях. К тому же целую ночь вы не протяните. Так что отвалите!
— Она остается, — продолжал упорствовать кавалер, все теснее прижимаясь к своей хрупкой избраннице.
— Она едет домой, — гаркнула Ксюша и попыталась отлепить мужика от подруги.
Со стороны сцена, наверняка, выглядела уморительно. Представьте: в центре — пьяная блондинка, все еще дергающая стройной ножкой и виляющая попкой, хоть это и затруднительно, на блондинке висит тучный мужик в возрасте, а две подвыпившие злые барышни прыгают вокруг, то отрывая от подруги прилипшего мужика, то оттаскивая от него ее саму. Не забудьте еще о том, что молча бороться мы не умеем.
— Отвали, клещ, — орала на толстяка Ксюша.
— А то милицию позову! — вторила я подруге, перемежая выкрики чувствительными тычками в толстое пузо приставалы.
Надо сказать, что ни наша ругань, ни мои хуки не помогали — мужик вцепился в Соньку мертвой хваткой, и в ответ на мои тычки лишь морщился. К тому же наша подружка и не думала нам помогать, с глупой улыбочкой на просветленном лице она твердила: «Девочки, не трогайте его, он хороший!».
Наконец противоборство утомило всех, за исключением, пожалуй, Сони, той было все по фигу, она по-прежнему дрыгалась под музыку и улыбалась звездам.
— Мужик, — примирительно обратилась к толстяку Ксюша, — давай договоримся.
— Она идет со мной.
— А ты идешь с нами.
— Зачем? — удивился он.
— Проводишь до станции, а там посмотрим, — выпалила Ксюша, взволнованно глянув на часы.
— Ладно, — подумав, согласился он.
Мы облегченно вздохнули. Главное сейчас было выволочь Соньку из клуба, а в лице этого толстяка мы могли найти хорошего носильщика. Со всеми же остальными проблемами решили разобраться позже, когда время не будет так поджимать.
Выбежали мы из помещения в четверть первого. Вернее, бежали мы с Ксюшей, а влюбленная парочка шла медленно — ему быстро передвигаться мешала одышка, а ей заплетающиеся ноги. В итоге, когда мы уже влезали на платформу, они все еще плелись где-то вдалеке.
Тут темноту разорвали два световых луча. Потом послушалось гулкое чуханье.
— Сонька, — взревела Ксюша, — беги скорее, электричка на подходе.
Но наша подружка проигнорировала призыв. Приглядевшись к двум силуэтам, мы поняли, что они не только не приблизились, а даже замерли.
— Оставим что ли ее? — растерянно обратилась ко мне Ксюша. — Может, он правда ей понравился.
— С ума сошла? — крикнула я, спрыгивая с платформы в темноту. — Она же не соображает ничего, дура пьяная.
— Не успеем! — в панике пискнула Ксюша, сползая вслед за мной.
Электричка приближалась — мы уже слышали как она тарахтит — а мы только еще подбегали к кустам, в которых обжимались наши голубки. С бешенными глазами я подлетела к влюбленным, затормозила, вцепилась в Сонькину руку и завопила:
— Бежим!
В эту же секунду ко мне присоединилась Ксюша и с таким же воплем потянула подругу в направлении платформы, у которой как раз начал притормаживать электропоезд.
— Она остается со мной, — надул губу поклонник, покрепче вцепившись в избранницу.
Я в панике обернулась к платформе и похолодела — по ней уже ступали первые сошедшие с электрички индивиды.
— Сонька, дура, бежим! — верещала Ксюша, дергая подругу за рукав. — Бежим! Не то на вокзале ночевать будем.
— Она остается.
Мне это надоело! Не зная что предпринять я с размаху саданула мужику по уху. Он охнул и на мгновение разжал тиски. Мы с Ксюшей не замедлили этим воспользоваться — и вырвали, таки, Соньку из его лап.
Но рано мы начали праздновать победу. Мужик тут же оклемался, и не успели мы отволочь Соньку на пару метров, как он вновь ухватился за ее плечи.
— Отвали! — заорала Ксюша и лягнула его в голень.
— Это вы отвалите! Она хочет быть со мной.
Я застонала, увидев, что последний пассажир покинул тамбур, и бросилась трясти Соньку за лацканы пальто, надеясь, что от такой болтанки она хоть чуточку протрезвеет. И, знаете ли, эффект не заставил себя ждать. После пятого толчка подружка скривилась и слабым голоском пискнула:
— Я хочу домой. К ма-а-а-ме.
Ксюша победоносно пнула мужика в другую голень и рванула Соньку на себя. Он же потянул ее в свою сторону. Ксюша опять на себя. В итоге оба они разжали руки (уж не знаю зачем, наверняка, чтобы набраться сил перед новым заходом), и я увидела, как Сонька, оставшись без опоры, валится на асфальт, причем валится бревнышком, то есть не выставляя вперед рук и не сгибая колен.
Секунда, и она лежит на дорожке лицом вниз, не произнося ни звука.
Вот тут мужика как ветром сдуло! Мы с Ксюшей только наклонились над пострадавшей, а его уже и след простыл. Испугался, видимо, наш Казанова, что угробил бедняжку насмерть. Он-то не знал, что Сонька, истинная дочь своего отца, даже из опаснейших для жизни ситуаций выходит, отделавшись лишь легким испугом.
Мы подняли пострадавшую с асфальта, холодея от страха, мы не сомневались, что все ее ребра переломаны, а зубы выбиты. Я даже не удивилась бы черепно-мозговой травме. Но оказалось, что кроме ободранной щеки и подбитого глаза, больше никаких повреждений не обнаруживается. К тому же, приняв вертикальное положение, Сонька не застонала, не заплакала, как я ожидала, а очень бодро и требовательно изрекла:
— Я хочу домой. К маме.
Я треснула ее перчатками по лбу, взвалила одну ее руку на плечо, вторую перекинула через Ксюшину шею, и мы понеслись, горланя во все мощь «Подождите нас!» к платформе.
Дом, милый дом!
Когда мы вскарабкались на платформу, электричка уже тронулась. И напрасно мы надрывали глотку, взывая к жалости машиниста, нам ничего уже не могло помочь — поезд ушел, а мы остались. Три тонких силуэта на пустынной платформе: два высоких и один маленький; а вдали убегающие огни тепловоза.
— И что нам теперь делать? — упавшим голосом проговорила Ксюша. — Следующая только в 5 утра, а до шоссе часа 2 ходьбы, а с этой красоткой… — она встряхнула Соньку, которая все еще висела на наших плечах, как раненый боец, — и все 3.
— Тачку поймаем, — попыталась успокоить себя и подругу всезнающая Леля.
— Ты оглянись.
Я оглянулась: станционная домушка, запертый ларек, пустынные лавки и ни одной живой души, не говоря уже о душах, имеющих автомобиль.
— Хочу домой. К ма-а-а-ме, — требовательно запищала Сонька и попыталась поджать ноги, чтобы вольготно повисеть на наших шеях.
— Я тебе покажу маму! — зарычала я. — Как ща дам в лоб!
— Не надо. Она и так пострадала, — вступилась за подругу Ксюша, но только для виду, знала же, что я Соньку никогда не обижу.
— Черт! — вдруг заорала я радостно. — У тебя же сотовый. Давай такси вызовем!
— Точно! — взвизгнула Ксюша и полезла в сумку.
Вскоре она уже давила на кнопки, лучезарно улыбаясь окружающему миру.
— Ну что? — прокряхтела я, вспотевшая под тяжестью Соньки, забота о которой теперь целиком лежала на моих плечах.
— Ничего, — захныкала Ксюша.
— Как ничего? У тебя что тоже телефон за неуплату отключили?
— Да не работает он тут! — она потрясла трубкой. — Сплошные шумы и треск.
— Н-да! Положеньице! — сокрушенно протянула я. Потом, подпинув Соньку под пятую точку, скомандовала: — Пошли, девоньки, ножками. Авось к утру доберемся.
… Мы прошли километра полтора по ухабистой, грязной дороге, пока нас, ошалевших от усталости, мокрых от жиденького снежка, подающего на наши непокрытые головы, не подсадил одинокий автомобилист.
Нырнув в теплый, пропахший бензином салон старенького «Москвича» мы ощутили себя почти счастливыми. Я вытянула ноющие ноги, Ксюша сунула замерзшие руки себе под попу, а Сонька и вовсе почувствовала себя как дома — растянулась на сидении и захрапела.
— Притомилась? — хмыкнул водитель, весело косясь на спящую.
— Ага. Шла долго, — буркнула я, надеясь, что до него не дойдут перегарные выхлопы, выпускаемые Сонькиным приоткрытым ртом. — До Города довезете?
— Довезу. Только до промзоны.
— И на этом спасибо.
Мы замолчали. Я выглянула в окно — судя по указателям ехать нам оставалось минут 25. Неужто меньше чем через час я окажусь в своей теплой постельке? Воистину! Я блаженно закрыла глаза и задремала.
Проспала я не больше 10 минут, и разбудил меня хриплый ото сна голос Соньки:
— Я хочу домой! К маме!
— Едем уже, — ткнула ее в бок Ксюша. — Заткнись.
— К маме, — продолжала требовать Сонька.
Ксюша наклонилась к самому моему уху и прошептала:
— Она что никогда не протрезвеет?
— Пока не проспится, — огорчила я подругу. Что поделаешь, Соньку даже пешая прогулка под дождем со снегом не может привести в чувство.
Тем временем наша неугомонная вскочила, проморгалась, совершенно бессмысленно уставилась на водителя и изрекла:
— Пшел вон!
— Чего? — ошалел мужик.
— Все вон, — прохрипела он и ткнула кулаком в дверку.
— Уймите подругу, девочки, — недовольно проговорил водила. — А то высажу.
— Да чте-е-о ты! — сощурившись, выдала Сонька, очень похожая в эти минуты на своего папашку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39