Повернувшись на бок, он взял золотую вещицу у Карпентера и уставился на нее с таким видом, словно боялся, что она исчезнет.
— Где ты его взял? — спросил он.
— Я подумал, что ты хочешь его вернуть.
Хичкок надел кольцо на палец.
— Ни разу не снимал его после женитьбы, — пробормотал он. — Ты женат?
— Четырнадцать лет.
— За что ты здесь?
Карпентер предостерегающе поднял руку.
— Существует тюремный этикет. Нельзя спрашивать другого, за что он сидит. Если он расскажет сам, прекрасно. Но спрашивать запрещено.
— Я запомню. Извини.
— Есть и другие правила, — продолжил Карпентер. — Например, не входить в чужую камеру без разрешения. И платить за каждую услугу. Здесь ничего не делают бесплатно.
Хичкок посмотрел на кольцо. Намек ясен.
— Сколько я тебе должен? — спросил он.
Карпентер улыбнулся.
— Деньги здесь не в цене, Саймон.
— Но ты чего-то от меня хочешь?
— Схватываешь на лету. Не бойся, Саймон, мне не нужно ничего особенного. Только «ФТ».
— "ФТ"?
— "Файнэншл таймс". С понедельника по субботу. И «Экономист» раз в неделю. Сделаешь запрос, и тебе станут регулярно доставлять газеты. А ты будешь приносить их ко мне в камеру. Я на третьем этаже. Верхний ярус.
— И как я буду за них платить?
— Со своего тюремного счета. Думаю, скоро тебя переведут в группу «продвинутых», и ты сможешь тратить по тридцать фунтов в неделю.
— Но мне необходимы деньги, чтобы звонить жене.
— Ничего, как-нибудь обойдешься. Если тебе что-нибудь понадобится, обратись к Диггеру. Он достанет, а ты заплатишь ему на воле.
На глаза Хичкока навернулись слезы. Карпентер знал, что его требования несправедливы, но он не чувствовал симпатии к этому человеку. В тюрьме ты или овца, или волк. Карпентер и Диггер пришли сюда как волки и сразу узнали друг друга. Даже этот новичок, Макдоналд, успел показать зубы в первые же дни пребывания в тюрьме Шелтон. А на людях вроде Хичкока стояло клеймо неудачника. Они были жертвами. Легкой добычей. Если в него не вцепится Карпентер, это сделает кто-нибудь другой.
— Все это похоже на страшный сон, — промолвил Хичкок.
Он сидел на краю койки, уронив голову на руки.
— У тебя есть деньги на свободе, верно?
Хичкок кивнул.
— Тогда используй их. Диггер достанет тебе что угодно. Хочешь одиночную камеру, обратись к нему. Нужна хорошая работа, он и это устроит.
— Ты про того черного верзилу? Это он украл мое кольцо. И медаль Святого Христофора.
— Диггер тут главный. Он берет все, что пожелает.
— Почему надзиратели ничего не предпринимают?
— Здесь не детский сад. Никто не бегает жаловаться к воспитателю.
— Я говорил с одним из охранников. Он сказал, что может составить об этом рапорт, но тогда Диггер... — Хичкок замолчал. — Какой-то кошмар.
— Что за охранник?
— Гамилтон. Молодой парень.
— Он дал тебе хороший совет. Если он подаст рапорт, его передадут начальнику тюрьмы, а ты станешь стукачом. Стукачи в тюрьме долго не живут.
— Значит, я должен делать то, что он велит? Диггер получает все, что пожелает?
— Ты можешь выступить против него, но он большой и сильный парень. Лучше плати ему за то, что нужно тебе. Ты счастливчик, Саймон. У тебя есть средства. Многие заключенные сидят без денег, но они все равно должны ему платить. Тем или иным способом.
Карпентер направился к двери.
— Джерри?
Карпентер приостановился и посмотрел через плечо.
— Спасибо, — пробормотал Хичкок.
По его щекам струились слезы. Карпентер почувствовал к нему презрение.
— Не забудь про «ФТ», — напомнил он.
* * *
Шеферд следил за игрой в бильярд двух заключенных, одетых в желто-зеленые футболки ямайского клуба. Он заметил, что Карпентер вышел из камеры Хичкока и отправился наверх. Шеферд догнал его, когда тот был уже на втором ярусе.
— Джерри, можно с тобой поговорить?
Они остановились у перил площадки, нависавшей над первым этажом. Было уже около половины пятого, приближалось время раздачи ужина. В четверть шестого камеры закроют, и потом еще пятнадцать часов придется просидеть взаперти. Пятнадцать часов в компании с Ли и дурацким телевизором. Пятнадцать часов, за которые его дело не продвинется ни на, шаг.
— Помнишь нашу вчерашнюю беседу в спортзале?
— Ты о чем?
Шеферд оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто их не слышит, понизил голос до шепота:
— Если я отсюда не выберусь, то рехнусь.
— Здесь все не по своей воле, — возразил Карпентер.
— У меня уже крыша едет. Я в тюрьме и года не продержусь, не то что десять.
— Привыкнешь, — холодно промолвил Карпентер.
— К чертям собачьим! — выругался Шеферд.
— Не надо кричать, Боб. Я просто объясняю, как обстоят дела.
Шеферд так крепко вцепился в перила, что у него побелели костяшки пальцев.
— Извини, — сказал он. — Но я уже сыт по горло и больше не могу.
— Поэтому нас и водят в спортзал. Выпустить лишний пар.
— Мне бы это помогло, если бы я знал, что скоро выберусь. Но мне грозит огромный срок. Если я срочно что-нибудь не предприму...
Карпентер пожал плечами:
— У меня полно своих проблем.
— Но ты их как-то решаешь, верно?
Глаза Карпентера превратились в лед.
— С чего ты взял?
Шеферд не отводил от него взгляда, стараясь дышать ровно и не выдавать волнения. Не полицейский под прикрытием, а обычный парень, решивший немного поболтать. Главное, вести себя естественно. Хотя Боб Макдоналд не знал наверняка, что Карпентер устраняет свидетелей и избавляется от улик, но после общения в спортзале у него вполне могла появиться такая мысль.
— Ты слишком спокоен, — ответил Шеферд. — Значит, уверен, что сумеешь выбраться.
— У меня хороший адвокат.
— Если бы у тебя был хороший адвокат, ты бы не сидел сейчас в тюрьме. Нет, у тебя идет работа. Ты вчера говорил, что улаживаешь все проблемы на воле.
— Даже если так, это мое дело.
— Ты должен мне помочь, Джерри.
— Я тебе ничего не должен.
Шеферд положил ладонь на руку Карпентера.
— Послушай, на свободе есть люди, которые могут меня вытащить, но я не знаю, как с ними связаться. Мой адвокат — тупой законник, он не станет ничего передавать, по крайней мере то, что мне необходимо. Жена слышать обо мне не хочет, а телефонные звонки прослушиваются. Если ты мне не поможешь, я по уши в дерьме.
Внизу появились двое заключенных в поварских передниках, они выкатили передвижную плиту и включили шнур в розетку. Ли утверждал, что в воскресенье дают самый лучший ужин — ростбиф или жареную индейку с разными гарнирами.
— Почему я должен помогать тебе, Боб? Какой у меня в этом интерес?
— Я заплачу.
— Мне не нужны твои деньги.
— Но я без тебя не обойдусь. Мне бы только подать весточку на волю. Записку тем парням, которые сумеют все уладить.
Карпентер потер подбородок.
— Ладно, я подумаю, — произнес он.
— Ты окажешь мне огромную услугу. Я буду тебе должен.
— Верно, — согласился Карпентер.
Он поднялся на третий этаж и направился к своей камере.
Шеферд перегнулся через перила. У плиты уже выстроилась очередь. Один из игроков в бильярд рассмеялся и хлопнул по ладони своего соперника. Шеферд заметил, что у стены возле стола стоит Дикобраз и смотрит прямо на него. Он ответил на его взгляд. Дикобраз отделился от стены и скрестил руки на груди. Он презрительно оттопырил губу. Шеферд выпрямился, но продолжал смотреть на Дикобраза. Его не испугала эта демонстрация агрессии. Один раз он его уже побил, и если понадобится, побьет опять. То, что Дикобраз так открыто выражал свою враждебность, давало Шеферду возможность подготовиться. Он чувствовал исходившую от Дикобраза ненависть и понимал, что продолжение не заставит себя ждать.
— Не надо дразнить зверей, — произнес рядом чей-то голос.
Шеферд обернулся и увидел за спиной Эда Харриса.
— Он первый начал, ваша честь, — сказал он, усмехнувшись.
— Похоже, моя брошюрка о контролировании гнева тебя не заинтересовала.
— Дело не в гневе, — возразил Шеферд. — Просто Дикобраз мечтает разобраться со мной, а я не хочу ему это позволить.
— Дикобраз работает на Диггера, а Диггер лишь в одной этой секции может набрать дюжину парней, — заметил Харрис.
— Диггер не проблема.
— Он поддержит своего человека, если его к этому вынудят.
— Посмотрим.
— Драки осложняют жизнь всем. Нас запрут по камерам, и люди будут недовольны.
— Это угроза, Эд?
Харрис дружелюбно улыбнулся.
— Я никому не угрожаю, Боб. Я Исповедник. Стараюсь помочь, чем могу.
— Мне не нужна помощь. — Шеферд кивнул на Дикобраза, все еще не спускавшего с него глаз. — Поговори лучше с ним. Если кому-то необходим урок по контролированию гнева, то именно ему.
Харрис оперся на перила, повернувшись спиной к сетке.
— Надеюсь, расизм тут ни при чем?
— Брось, Эд!
— Здесь часто случаются столкновения на расовой почве.
— Дикобраз взъелся на меня потому, что я белый?
Харрис хмыкнул.
— Наоборот. Все решат, что ты сцепился с ним, ведь он чернокожий. Тебя переведут обратно в базовую группу и, вероятно, лишат свободного времени, так что будешь торчать в камере по двадцать три часа в сутки.
— Дело не в цвете кожи, — заметил Шеферд. — Скорее в положении и власти. Он хочет, чтобы все считали его крутым парнем.
— А тебя это раздражает?
— На надо практиковать на мне свою доморощенную психологию, Эд. Мне незачем с ним драться. У него нет ничего такого, что мне надо. Просто он на меня наехал, и мне пришлось ответить. Это уязвило его, и теперь он жаждет отомстить. Тогда ему станет легче, поскольку он всем покажет свою крутизну.
— Ладно, будь осторожнее. Это все, что я хотел сказать.
Харрис отошел от перил и стал спускаться к передвижной плите.
Шеферд посмотрел на первый этаж. Дикобраз по-прежнему не отрывал от него взгляда. В одном Харрис был прав: если ссора с Дикобразом закончится открытой стычкой, охрана снова запрет все камеры. Или, еще того хуже, переведет Шеферда в другую секцию. Если это произойдет, он сможет остаться здесь, только обратившись к начальнику тюрьмы, а это вызовет пересуды среди охранников и заключенных. Шеферд не мог позволить себе такой роскоши. Единственное, что ему оставалось, — нанести удар первым. Он улыбнулся Дикобразу и изобразил рукой пистолет. Наведя на него «дуло», он тихо шепнул:
— Бах!
* * *
Под капюшоном было слишком душно, и по спине Харгроува струился пот. Когда машина повернула направо, он сделал несколько коротких вдохов, стараясь подавить рвотный рефлекс.
— Все в порядке, Сэм? — спросил Реймонд Маки.
Он сидел рядом с Харгроувом на заднем сиденье «ровера».
— Мне станет намного лучше, когда с меня снимут этот чертов мешок, — ответил Харгроув.
«Ровер» сделал еще один поворот, и в животе у Харгроува все перевернулось. В голове запульсировала боль, рот наполнился кислой отрыжкой, которую ему пришлось проглотить. Он совсем не так планировал провести выходной день.
— Прости за конспирацию, — сказал Маки. — Я хочу, чтобы у Роупера было спокойнее на душе.
— Не волнуйся, Рей, — отозвался Харгроув. — На твоем месте я сделал бы то же самое.
Машина неожиданно ускорила ход, и Харгроуву снова стало плохо. Он глубоко вдохнул. Капюшон был сделан из хлопчатобумажной ткани и ослаблен у горла, но воздух под ним все равно казался слишком жарким и густым. Как только они выехали из Лондона, глава таможенного отдела по борьбе с наркотиками протянул ему эту черную тряпицу и извиняющимся тоном попросил ее надеть. Харгроув не стал спрашивать зачем — ему уже объяснили, что жизнь Роупера в опасности и местонахождение убежища известно узкому кругу людей. Человек более чувствительный принял бы такую просьбу за оскорбление, но Харгроув понимал, что после убийства Джонатана Элиота полиции приходится быть не столь щепетильной. Он молча надел мешок и терпеливо страдал до конца пути.
«Ровер» замедлил ход и снова повернул, потом скрипнул тормозами и застыл на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58