— В том числе и в неиспользованных шансах, и в несделанных тысячедолларовых ставках. — Шефиня улыбнулась. — У меня есть несколько серьезных предложений, Игнат. И как ты понимаешь, я собираюсь их сделать вовсе не водителю моего агентства. Но прежде нам надо серьезно поговорить. Я готова и подождать, но недолго.
В этот момент включилась селекторная связь — пришел брус, машина во дворе, водитель шумит, требует, чтоб разгружали быстрее, а там какая-то путаница с документами.
— Ну вот, видишь как, — улыбнулась шефиня, — водитель шумит.
— Давайте я разберусь, — предложил Игнат. — У меня сейчас свободное время.
— Что?! Ну уж нет! — Голос шефини теперь стал привычно хриплым. — Ты ведь забросаешь его гранатами, а мне нужен груз. Да и водителя жалко.
Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом оба расхохотались.
— Давай, парень, — произнесла шефиня. — Я готова подождать, но особо с этим не затягивай.
— Хорошо. — Игнат чуть помедлил. — И знаете что…
— Что еще?
— Ну… в общем — спасибо.
— За что?
— За то, что нашли слова, как об этом поговорить.
— Слова — это лишь слова, Игнат.
— Не всегда.
— Верно, парень. Поэтому я и жду продолжения нашего разговора.
— Хорошо, я подумаю обо всем, что услышал.
— Думай. Только не очень долго. Кстати, у тебя через неделю день рождения?
— Ну, в общем…
— Теперь не отвертишься. Ты ж теперь звезда! Народ уже скидывается…
Игнат, я на тебя не давлю, но… в течение этого месяца мы должны все решить.
Пойми меня верно.
— Хорошо. Я вас понял. Могу идти?
— Конечно. Счастливо тебе.
— И вам.
Игнат убрал конверт с деньгами во внутренний карман и вышел из кабинета.
"Что ж, месяц так месяц, — подумал он. — Что-то они все как сговорились: Лютый Владимир Ильич, старый черт, тоже предложил подумать месяц.
Ну, месяц так месяц… Через месяц все решим".
Однако все решить им придется значительно раньше. И условия будут заметно отличаться от предполагаемых. Потому что кого-то к тому времени уже не будет в живых, а кто-то окажется прикованным к больничной койке, кто-то превратится в главного подозреваемого, а кто-то — в беглеца.
3. Гости, которых ждали
Черный лимузин с белым кожаным салоном и эмблемой «линкольна» под радиатором свернул с дорожки, уводящей от шоссе в глубь новостройки, и подкатил к подъезду двадцатидвухэтажного панельного дома.
— Смотри, какой красавец, аж горит на солнце, — сказал подросток, восхищенно указывая на автомобиль своему приятелю.
— Наверное, только после мойки, — откликнулся тот.
— Нет, Леха, — мальчик покачал головой, — это совсем другое, так может выглядеть только новая тачка.
Они подошли ближе к остановившемуся автомобилю.
— Ну, чуешь запах?
— Да, — подтвердил тот, кого назвали Лехой, — новенький. Запах… нового. Да?
— Не-а, — мальчик усмехнулся, — это запах больших денег.
— К кому-то приехали в нашем доме. Интересно, к кому?
— Не важно… Кто бы он ни был, у него все в порядке! Уж поверь мне, Леха. В полном порядке!
Автомобиль стоял, и дверцы его не открывались. Несмотря на затемненные стекла, в салоне автомобиля можно было увидеть двух человек. На голове водителя возвышался картуз типа кепки Жириновского, а одет он был во френч, что делало его похожим на кондуктора спального вагона из детской книжки, хотя, возможно, именно так и должен был выглядеть водитель лимузина. Второй был в белой рубашке с чуть ослабленным галстуком, и, судя по всему, где-то внутри этой роскошной тачки должен был висеть его пиджак. Стекло водителя с тихим шепчущим звуком опустилось.
— Эй, пацаны, это дом восемнадцать, корпус два?
— Да, второй подъезд. Первый с той стороны.
— Хорошо.
Теперь ребята увидели, что водитель оказался рыжим. У него даже имелась жиденькая рыжая бороденка, придающая ему сходство с солистом группы «U-2», когда тот пытался походить на Ленина.
— А вы к кому, дяденька? — спросил Леха.
Но приятель тут же оборвал его:
— Тебе ж сказали — дом восемнадцать, корпус два!
Водитель усмехнулся:
— Смышленый мальчик.
Он извлек десятирублевую купюру, протянул ее:
— Сгоняй, возьми пару банок колы. Сдачу оставь себе.
Мальчик посмотрел на деньги:
— Леха, сгоняешь? Сдача — тебе…
Губы водителя расплылись в широкой улыбке.
— Правда, смышленый… — Он добавил еще десятку. — Сгоняй ты, но только чтоб вода была холодной.
Ребята обрадованно взяли деньги и понеслись в ближайший магазин.
— Пытаешься косить под Лютого? — спросил человек в белой рубашке.
Это был молодой крепкий мужчина с короткой стрижкой, живыми глазами и трехдневной щетиной, не придающей, однако, его облику небрежности, — скорее всего он тщательно следил за своей внешностью.
— В смысле? — поинтересовался водитель.
— Ну, я имею в виду, что это его манеры. Лютый так ведет себя. Ну, не знаю, как объяснить.
— Это он для меня Лютый, а для тебя — Владимир Ильич. Мы с Лютым вместе еще с Рижского рынка, а ты сколько работаешь? Без году неделя?!
— Ну вот, — молодой человек улыбнулся и примиряюще поднял руки, — наехал… Я ничего такого не имел в виду.
— Лютый — он золотой человек, — произнес водитель. — Умница. Где сейчас многие? Кого завалили, кто в бегах, а кто растерял все. Под жопой последний «шестисотый», а на бензин уже денег нету.
— Я тоже таких знал.
— Лютый — голова! И душа у него… — Водитель прищелкнул и кивнул. — Понял? Но для тебя он — Владимир Ильич. Пока… А там поглядим.
Этот новый улыбчивый парень в принципе водителю нравился, но иногда человека не вредно приструнить.
Много лет назад они с Лютым начинали с наперстков, крутили стаканы на Рижском рынке и «обували» лохов. Поролоновый шарик, спрятанный в руке, его вовсе и нет в стаканах — кручу-верчу, обмануть хочу… Водитель всегда работал «наверху», в «группе поддержки», Лютый поначалу вертел стаканы, потом стал организатором этого бизнеса. Как говорится, «связи с общественностью» — менты, администрация и так далее. Конечно, честно признаться, водитель всегда был на третьих ролях, и, может, сближало их прежде всего то, что оба, и водитель, и Лютый, были рыжими. Примерно в ту пору водитель впервые услышал об Игнате — Вороне, «лепшем корешке» Лютого (его формулировка). Друзья детства, чуть ли не из одной школы. И позже его имя не раз всплывало. В баньке да под водочку Лютый любил рассказывать истории о том, как они с Игнатом по молодости чудили, но самое удивительное, что живьем этого человека никто не видел. Поговаривали, что после армии пути-дорожки старых друзей разошлись; с Лютым все понятно, а тот вроде бы подался чуть ли не в спецназ. Толком никто ничего не знал — Лютый, если хотел, мог прекрасно хранить свои секреты. В застолье шумный, душа общества, но кто-то о нем очень метко сказал — Лютый, мол, говорун-молчун, никогда не скажет ничего лишнего, словно у него в голове компьютер. Такие дела.
Скоро вольготная жизнь на Рижском рынке начала меняться. Наступило время кооперации, и Лютый очень быстро сориентировался. Все эти наперстки, ежевечерние кабаки — вовсе не его масштаб. Кооперация, громадное количество появившихся в стране торговцев и иные вольные каменщики и хлебопашцы нуждаются в его защите, а он, балда, крутит наперстки! Как-то изрядно подвыпивший Лютый нечто подобное и заявил водителю:
— Поезд уже трогается, понимаешь меня? Это особый поезд. Он бывает раз в жизни, понимаешь? Всего лишь раз. — И Лютый вскинул кулак с поднятым указательным пальцем.
Водитель ничего не понимал. Он только знал, что за серию сегодняшних наперсточных «ударов» они распили по месячной зарплате среднестатистической советской семьи, и счастливо улыбался.
Он был тогда еще совсем молодым, только после армии, и ему нравилась подобная жизнь. Лютый его обнял за плечи. Лютый был пьян, он смотрел куда-то в черную высь ночных небес.
— Слушай, слушай внимательно.
И водитель увидел, что взгляд у Лютого не просто очень пьяный и не просто мечтательный, хотя было и это. Взгляд у Лютого стал прозрачным и каким-то отстраненным, словно он видел что-то за темной толщей сегодняшнего неба и за темной толщей сегодняшнего времени.
— Этот поезд отправляется в чудесное место, и он уже трогается.
Тяжелые стальные колеса пока еще медленно, но уже двинулись по рельсам. Этот поезд никому не остановить, и другого такого не будет, потому что конечная станция называется «Большие деньги»! «Бабки», «Бляди» и «Вся эта жизнь, находящаяся у тебя в кулаке», понимаешь? Нет, все это говно — лишь одно название: «Большие деньги».
Водитель молчал. Потому что, во-первых, ему нравилось слушать Лютого и, во-вторых, самое глупое было бы сейчас его перебивать — Лютый не очень жаловал тех, кто его перебивает.
— Машинисты не мы. Не ты и не я. Это очень крутые люди, а может, даже и не люди… — Лютый замолчал и как-то странно, недобро усмехнулся. — И главные пассажиры — тоже не мы. Но почетное место для нас всегда найдется. Поезд тронулся, но еще не поздно вскочить на подножку. Сейчас. А вот завтра этот поезд уже не догнать. Тю-тю, уехал! И другого не будет. Прыгаем? На подножку?
— Про что ты, Володь? — произнес водитель. — То есть я понимаю тебя, конечно, но…
— Т-с-с, — оборвал его Лютый, — ничего ты не понимаешь. Тебе не дали расписание… Не обижайся, у меня оно есть. Не поздно прыгнуть на подножку.
Прыгаем!
И Лютый увлек его вниз, через семь ступенек загородного ресторана, где они так прилично набрались. Лютый был пьян, но удержался на ногах. Водитель повалился, скорее от неожиданности, но быстро поднялся. Лютый ему одобрительно кивнул:
— Почувствовал? Да? Лишь совсем чуть-чуть, но было. Точно?!
— Точно, — согласился водитель, не очень представляя, о чем идет речь.
Лютый снова одобрительно кивнул:
— Ты в общем-то молодец. Пойдем обратно. Пойдем еще выпьем.
Но перед самым входом в ресторан Лютый проговорил ему на ухо:
— Не забывай, понял?
— Чего?
— Как прыгнули. — Он перешел на шепот:
— И тогда я поделюсь с тобой расписанием. Т-с-с…
В тот вечер водитель дал себе слово держаться за Лютого.
А чуть позже Лютый сколотил бригаду, состоявшую сначала из двенадцати «семей», и предложил «крышу» Рижскому рынку. В те годы промышлял там некий азербайджанец по имени Фарид, который пытался заняться тем же. Лютый, Владимир Ильич, высказался в том духе, что не мешало бы Фариду ехать на родину, где имеются инжир и гранатовый соус. Фарид заявил, что рынок его. Вечером того же дня закололи одного из приближенных Владимира Ильича. Разборка с азербайджанцами была молниеносной и кровавой. Фарида обнаружили в собственном «БМВ» с простреленной головой. Примерно в ту же пору Владимир Ильич получил кличку Лютый.
Затем он попытался договориться с чеченцами, одной из самых мощных на ту пору группировок, чтобы не мешать друг другу.
— Чехи — нормальная братва, с ними можно добазариться, — заявил он в своей бригаде. — Но ребята они дерзкие и держатся друг за друга, поэтому такие крутые. Против них только национализм может попереть.
Его бригада разрасталась, он пытался подмять под себя автомобильный рынок — Южный порт. Заключая временные перемирия с другими бригадами, но обязательства нарушались; бесконечные «стрелки», встречи, где пробовали утрясти возникающие проблемы, чаще всего заканчивались стрельбой. Лютый оставался верен своей кличке, был дерзок и беспощаден, но начинал уставать.
— Беспредельщики, пора с ними заканчивать… Никаких понятий. Если хочешь выжить, пора вводить бизнес в цивилизованное русло.
И это был новый поворот, который Лютый начал, подчиняясь своей безошибочной интуиции. Он договорился с двумя мощнейшими московскими группировками о совместных действиях против беспредела «гостей», и на улицах Москвы началась настоящая война. Лютый ее выиграл и всерьез попытался придать криминальному бизнесу более респектабельное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
В этот момент включилась селекторная связь — пришел брус, машина во дворе, водитель шумит, требует, чтоб разгружали быстрее, а там какая-то путаница с документами.
— Ну вот, видишь как, — улыбнулась шефиня, — водитель шумит.
— Давайте я разберусь, — предложил Игнат. — У меня сейчас свободное время.
— Что?! Ну уж нет! — Голос шефини теперь стал привычно хриплым. — Ты ведь забросаешь его гранатами, а мне нужен груз. Да и водителя жалко.
Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом оба расхохотались.
— Давай, парень, — произнесла шефиня. — Я готова подождать, но особо с этим не затягивай.
— Хорошо. — Игнат чуть помедлил. — И знаете что…
— Что еще?
— Ну… в общем — спасибо.
— За что?
— За то, что нашли слова, как об этом поговорить.
— Слова — это лишь слова, Игнат.
— Не всегда.
— Верно, парень. Поэтому я и жду продолжения нашего разговора.
— Хорошо, я подумаю обо всем, что услышал.
— Думай. Только не очень долго. Кстати, у тебя через неделю день рождения?
— Ну, в общем…
— Теперь не отвертишься. Ты ж теперь звезда! Народ уже скидывается…
Игнат, я на тебя не давлю, но… в течение этого месяца мы должны все решить.
Пойми меня верно.
— Хорошо. Я вас понял. Могу идти?
— Конечно. Счастливо тебе.
— И вам.
Игнат убрал конверт с деньгами во внутренний карман и вышел из кабинета.
"Что ж, месяц так месяц, — подумал он. — Что-то они все как сговорились: Лютый Владимир Ильич, старый черт, тоже предложил подумать месяц.
Ну, месяц так месяц… Через месяц все решим".
Однако все решить им придется значительно раньше. И условия будут заметно отличаться от предполагаемых. Потому что кого-то к тому времени уже не будет в живых, а кто-то окажется прикованным к больничной койке, кто-то превратится в главного подозреваемого, а кто-то — в беглеца.
3. Гости, которых ждали
Черный лимузин с белым кожаным салоном и эмблемой «линкольна» под радиатором свернул с дорожки, уводящей от шоссе в глубь новостройки, и подкатил к подъезду двадцатидвухэтажного панельного дома.
— Смотри, какой красавец, аж горит на солнце, — сказал подросток, восхищенно указывая на автомобиль своему приятелю.
— Наверное, только после мойки, — откликнулся тот.
— Нет, Леха, — мальчик покачал головой, — это совсем другое, так может выглядеть только новая тачка.
Они подошли ближе к остановившемуся автомобилю.
— Ну, чуешь запах?
— Да, — подтвердил тот, кого назвали Лехой, — новенький. Запах… нового. Да?
— Не-а, — мальчик усмехнулся, — это запах больших денег.
— К кому-то приехали в нашем доме. Интересно, к кому?
— Не важно… Кто бы он ни был, у него все в порядке! Уж поверь мне, Леха. В полном порядке!
Автомобиль стоял, и дверцы его не открывались. Несмотря на затемненные стекла, в салоне автомобиля можно было увидеть двух человек. На голове водителя возвышался картуз типа кепки Жириновского, а одет он был во френч, что делало его похожим на кондуктора спального вагона из детской книжки, хотя, возможно, именно так и должен был выглядеть водитель лимузина. Второй был в белой рубашке с чуть ослабленным галстуком, и, судя по всему, где-то внутри этой роскошной тачки должен был висеть его пиджак. Стекло водителя с тихим шепчущим звуком опустилось.
— Эй, пацаны, это дом восемнадцать, корпус два?
— Да, второй подъезд. Первый с той стороны.
— Хорошо.
Теперь ребята увидели, что водитель оказался рыжим. У него даже имелась жиденькая рыжая бороденка, придающая ему сходство с солистом группы «U-2», когда тот пытался походить на Ленина.
— А вы к кому, дяденька? — спросил Леха.
Но приятель тут же оборвал его:
— Тебе ж сказали — дом восемнадцать, корпус два!
Водитель усмехнулся:
— Смышленый мальчик.
Он извлек десятирублевую купюру, протянул ее:
— Сгоняй, возьми пару банок колы. Сдачу оставь себе.
Мальчик посмотрел на деньги:
— Леха, сгоняешь? Сдача — тебе…
Губы водителя расплылись в широкой улыбке.
— Правда, смышленый… — Он добавил еще десятку. — Сгоняй ты, но только чтоб вода была холодной.
Ребята обрадованно взяли деньги и понеслись в ближайший магазин.
— Пытаешься косить под Лютого? — спросил человек в белой рубашке.
Это был молодой крепкий мужчина с короткой стрижкой, живыми глазами и трехдневной щетиной, не придающей, однако, его облику небрежности, — скорее всего он тщательно следил за своей внешностью.
— В смысле? — поинтересовался водитель.
— Ну, я имею в виду, что это его манеры. Лютый так ведет себя. Ну, не знаю, как объяснить.
— Это он для меня Лютый, а для тебя — Владимир Ильич. Мы с Лютым вместе еще с Рижского рынка, а ты сколько работаешь? Без году неделя?!
— Ну вот, — молодой человек улыбнулся и примиряюще поднял руки, — наехал… Я ничего такого не имел в виду.
— Лютый — он золотой человек, — произнес водитель. — Умница. Где сейчас многие? Кого завалили, кто в бегах, а кто растерял все. Под жопой последний «шестисотый», а на бензин уже денег нету.
— Я тоже таких знал.
— Лютый — голова! И душа у него… — Водитель прищелкнул и кивнул. — Понял? Но для тебя он — Владимир Ильич. Пока… А там поглядим.
Этот новый улыбчивый парень в принципе водителю нравился, но иногда человека не вредно приструнить.
Много лет назад они с Лютым начинали с наперстков, крутили стаканы на Рижском рынке и «обували» лохов. Поролоновый шарик, спрятанный в руке, его вовсе и нет в стаканах — кручу-верчу, обмануть хочу… Водитель всегда работал «наверху», в «группе поддержки», Лютый поначалу вертел стаканы, потом стал организатором этого бизнеса. Как говорится, «связи с общественностью» — менты, администрация и так далее. Конечно, честно признаться, водитель всегда был на третьих ролях, и, может, сближало их прежде всего то, что оба, и водитель, и Лютый, были рыжими. Примерно в ту пору водитель впервые услышал об Игнате — Вороне, «лепшем корешке» Лютого (его формулировка). Друзья детства, чуть ли не из одной школы. И позже его имя не раз всплывало. В баньке да под водочку Лютый любил рассказывать истории о том, как они с Игнатом по молодости чудили, но самое удивительное, что живьем этого человека никто не видел. Поговаривали, что после армии пути-дорожки старых друзей разошлись; с Лютым все понятно, а тот вроде бы подался чуть ли не в спецназ. Толком никто ничего не знал — Лютый, если хотел, мог прекрасно хранить свои секреты. В застолье шумный, душа общества, но кто-то о нем очень метко сказал — Лютый, мол, говорун-молчун, никогда не скажет ничего лишнего, словно у него в голове компьютер. Такие дела.
Скоро вольготная жизнь на Рижском рынке начала меняться. Наступило время кооперации, и Лютый очень быстро сориентировался. Все эти наперстки, ежевечерние кабаки — вовсе не его масштаб. Кооперация, громадное количество появившихся в стране торговцев и иные вольные каменщики и хлебопашцы нуждаются в его защите, а он, балда, крутит наперстки! Как-то изрядно подвыпивший Лютый нечто подобное и заявил водителю:
— Поезд уже трогается, понимаешь меня? Это особый поезд. Он бывает раз в жизни, понимаешь? Всего лишь раз. — И Лютый вскинул кулак с поднятым указательным пальцем.
Водитель ничего не понимал. Он только знал, что за серию сегодняшних наперсточных «ударов» они распили по месячной зарплате среднестатистической советской семьи, и счастливо улыбался.
Он был тогда еще совсем молодым, только после армии, и ему нравилась подобная жизнь. Лютый его обнял за плечи. Лютый был пьян, он смотрел куда-то в черную высь ночных небес.
— Слушай, слушай внимательно.
И водитель увидел, что взгляд у Лютого не просто очень пьяный и не просто мечтательный, хотя было и это. Взгляд у Лютого стал прозрачным и каким-то отстраненным, словно он видел что-то за темной толщей сегодняшнего неба и за темной толщей сегодняшнего времени.
— Этот поезд отправляется в чудесное место, и он уже трогается.
Тяжелые стальные колеса пока еще медленно, но уже двинулись по рельсам. Этот поезд никому не остановить, и другого такого не будет, потому что конечная станция называется «Большие деньги»! «Бабки», «Бляди» и «Вся эта жизнь, находящаяся у тебя в кулаке», понимаешь? Нет, все это говно — лишь одно название: «Большие деньги».
Водитель молчал. Потому что, во-первых, ему нравилось слушать Лютого и, во-вторых, самое глупое было бы сейчас его перебивать — Лютый не очень жаловал тех, кто его перебивает.
— Машинисты не мы. Не ты и не я. Это очень крутые люди, а может, даже и не люди… — Лютый замолчал и как-то странно, недобро усмехнулся. — И главные пассажиры — тоже не мы. Но почетное место для нас всегда найдется. Поезд тронулся, но еще не поздно вскочить на подножку. Сейчас. А вот завтра этот поезд уже не догнать. Тю-тю, уехал! И другого не будет. Прыгаем? На подножку?
— Про что ты, Володь? — произнес водитель. — То есть я понимаю тебя, конечно, но…
— Т-с-с, — оборвал его Лютый, — ничего ты не понимаешь. Тебе не дали расписание… Не обижайся, у меня оно есть. Не поздно прыгнуть на подножку.
Прыгаем!
И Лютый увлек его вниз, через семь ступенек загородного ресторана, где они так прилично набрались. Лютый был пьян, но удержался на ногах. Водитель повалился, скорее от неожиданности, но быстро поднялся. Лютый ему одобрительно кивнул:
— Почувствовал? Да? Лишь совсем чуть-чуть, но было. Точно?!
— Точно, — согласился водитель, не очень представляя, о чем идет речь.
Лютый снова одобрительно кивнул:
— Ты в общем-то молодец. Пойдем обратно. Пойдем еще выпьем.
Но перед самым входом в ресторан Лютый проговорил ему на ухо:
— Не забывай, понял?
— Чего?
— Как прыгнули. — Он перешел на шепот:
— И тогда я поделюсь с тобой расписанием. Т-с-с…
В тот вечер водитель дал себе слово держаться за Лютого.
А чуть позже Лютый сколотил бригаду, состоявшую сначала из двенадцати «семей», и предложил «крышу» Рижскому рынку. В те годы промышлял там некий азербайджанец по имени Фарид, который пытался заняться тем же. Лютый, Владимир Ильич, высказался в том духе, что не мешало бы Фариду ехать на родину, где имеются инжир и гранатовый соус. Фарид заявил, что рынок его. Вечером того же дня закололи одного из приближенных Владимира Ильича. Разборка с азербайджанцами была молниеносной и кровавой. Фарида обнаружили в собственном «БМВ» с простреленной головой. Примерно в ту же пору Владимир Ильич получил кличку Лютый.
Затем он попытался договориться с чеченцами, одной из самых мощных на ту пору группировок, чтобы не мешать друг другу.
— Чехи — нормальная братва, с ними можно добазариться, — заявил он в своей бригаде. — Но ребята они дерзкие и держатся друг за друга, поэтому такие крутые. Против них только национализм может попереть.
Его бригада разрасталась, он пытался подмять под себя автомобильный рынок — Южный порт. Заключая временные перемирия с другими бригадами, но обязательства нарушались; бесконечные «стрелки», встречи, где пробовали утрясти возникающие проблемы, чаще всего заканчивались стрельбой. Лютый оставался верен своей кличке, был дерзок и беспощаден, но начинал уставать.
— Беспредельщики, пора с ними заканчивать… Никаких понятий. Если хочешь выжить, пора вводить бизнес в цивилизованное русло.
И это был новый поворот, который Лютый начал, подчиняясь своей безошибочной интуиции. Он договорился с двумя мощнейшими московскими группировками о совместных действиях против беспредела «гостей», и на улицах Москвы началась настоящая война. Лютый ее выиграл и всерьез попытался придать криминальному бизнесу более респектабельное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47