Попросила передать вам, что вы сможете найти её в мастерской. Она вяжет мне жилетку к охотничьему костюму.
— Восхитительное создание, не так ли? Чего ты успел накатать для своей жёлтой газетёнки?
— Сейчас покажу. Мисс Трой я, между прочим, даже не упоминаю. Я написал просто о группе художников, обитающих вместе в милом букингемширском особнячке.
— Постараюсь не слишком злодействовать, — посулил Аллейн.
— Спасибо, — величественно наклонил голову Найджел. — А могу я поместить фотографию девушки?
— Сони? Да, если найдёшь подходящую. Могу дать тебе снимок Гарсии. Напиши, что он — блестящий молодой скульптор, можешь упомянуть про его театральный заказ и, если получится, намекни, что мы склонны подозревать в убийстве некоего сумасшедшего, который прослышал о том, в какой позе лежала натурщица. Чушь, конечно, но наша изголодавшаяся по сенсациям публика на все клюнет. Можешь даже присовокупить, что мы всерьёз опасаемся за безопасность Гарсии. Словом, постарайся любой ценой, чтобы на него не пало подозрение. Или я прошу от тебя невозможного, Батгейт?
— Нет, отчего же, — задумчиво произнёс Найджел. — То, что я уже настрочил, вполне укладывается в ваши рамки. Кстати, в утренних выпусках о случившемся нет ни слова. Редкостная удача. Должно быть, Блэкман и компания превзошли самих себя по части конспирации.
— Боюсь, что больше им соблюсти её не удастся. Хорошо, Батгейт, покажи мне свой материал. Через двадцать минут мы должны выехать в Лондон.
— А можно мне поехать с вами? Я уже звонил в редакцию.
Аллейн внимательно прочитал рукопись и, оставив журналиста вносить исправления, поднялся в мастерскую. В просторной светлой комнате разместилось то, что леди Аллейн называла своей «страховкой от старости». Посреди мастерской высился ткацкий станок внушительных размеров. Возле окна стоял переплётный пресс. Одну из стен украшал изящный гобелен, собственноручно вытканный леди Аллейн, а на противоположной стене красовалась совершенно изумительная резьба по дереву — готический собор, также творение искусных рук матушки Аллейна. И выстилавшие пол ковры, и занавеси на окнах, и тончайшие вышивки, украшавшие спинки стульев — все здесь было сделано её руками.
Когда Аллейн вошёл, старушка сидела возле ткацкого станка, перебирая мотки пряжи. Возле её ног лежала Тесса, восточно-европейская овчарка.
— Доброе утро, дорогой, — расцвела леди Аллейн. — Как думаешь, пойдёт мистеру Батгейту сочетание зеленого с красным? Глаза ведь у него серые. С пурпурным оттенком.
— Неужели?
— Не прикидывайся, Родерик. Я пообещала, что свяжу ему жилетку. Твой свитер давно готов. Можешь посмотреть — вон в том ящике.
— А — твоя псина…
— Что — псина? Она уже к тебе привязалась.
— Ты уверена? По-моему, она заранее пускает слюнки, предвкушая, как цапнет меня за икру.
— Не дури, Родерик. Тесса тебя не тронет. Она предпочитает мясо помягче. Да, Тессочка?
Овчарка широко зевнула. Удовлетворённый этим ответом, Аллейн осторожно прокрался к комоду и, выдвинув ящик, извлёк из него свитер.
— Ох, какая прелесть! — слетело с его губ.
— Тебе нравится? — спросила леди Аллейн, чуть взволнованно.
— Я просто восхищён, мамуля.
— С тобой у меня проблем не было — у тебя-то глаза синие. Да, кстати, мистер Батгейт рассказал мне, что бедняжка ждала ребёнка. Мы так замечательно поговорили с ним. А тебе, Родерик, удалось чего-нибудь добиться?
— Да, мамочка — во всяком случае, не меньше, чем тебе. Мы исчезаем. Надеюсь, что остаток утра мне удастся провести в обществе молоденькой танцовщицы из Челси.
— Правда? — рассеянно спросила леди Аллейн. — А почему?
— Да, обычное дело. Ищем свидетелей.
— В странные места заводят тебя поиски. Я спущусь, чтобы проводить вас. Можешь взять мою машину, Родерик.
— Спасибо, мамуля, я об этом и не мечтал.
— Я уже распорядилась, чтобы Френч отвёз вас. Заодно поручила ему съездить на Слоун-стрит.
Уже на лестнице она спросила:
— Родерик, может быть, мне самой ей позвонить? Хочешь?
— Очень, — честно признался Аллейн.
Он зашёл за Фоксом и Найджелом, которые, по просьбе леди Аллейн, расписались в её книге для почётных гостей.
— Надеюсь, теперь я буду видеть вас чаще? — спросила она.
— Боюсь, что меня — уже совсем скоро, — сказал Найджел, потупив взор.
— Замечательно. А вас, мистер Фокс?
— Спасибо, ваша милость, для меня это — высочайшая честь. У вас удивительно приятно. На редкость располагающая обстановка. Я чувствовал себя, как дома.
Аллейн взял его за локоть.
— Видите, мадам, — сказал он матери, — в Ярде умеют воспитывать льстецов.
— Не груби, Родерик. До свидания, мои милые.
* * *
Когда автомобиль въехал в Челси, Аллейн стал, время от времени сверяясь с картой, указывать шофёру, в каком месте поворачивать, пока они не очутились в довольно приятном тупичке возле Смит-стрит.
— Вот и Бэчелорз-гарден, — сказал Аллейн. — А вон и дом номер четыре. Можете высадить меня здесь. Если минут пять спустя я не выйду, Френч, то отвезите мистера Фокса в Скотленд-ярд, а затем доставьте мистера Батгейта в его редакцию. Пока, Батгейт. Фокс, а мы с вами увидимся в Ярде около полудня.
Он выбрался из машины и быстро зашагал к дому номер четыре. Остановившись перед входной дверью, изучил таблички с именами жильцов. Мисс Бобби О'Доуни жила на третьем этаже. Поднявшись, он столкнулся на лестничной клетке с уборщицей, державшей в руках швабру с омерзительно грязной тряпкой — Аллейну тряпка напомнила дохлую крысу.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Не знаете, мисс О'Доуни дома?
— Дома, — нелюбезно буркнула уборщица, выкручивая шею крысе. — Небось, дрыхнет ещё без задних ног!
— Спасибо, — поблагодарил Аллейн и негромко постучал в дверь, спиной чувствуя, как уборщица пожирает его глазами. Примерно полминуты спустя за дверью зашлёпали босые ноги и заспанный голос промычал:
— Да, кто там?
— Могу я поговорить с мисс О'Доуни? — спросил Аллейн. — У меня для неё важные новости.
— Для меня? — в голосе прозвучали изумлённые нотки. — Одну минутку.
Аллейн терпеливо ждал. Уборщица, для верности утопив дохлую крысу в ведре с отвратительной бурой жижей, теперь старательно возила несчастной крысой по верхней ступеньке. Тем временем дверь приоткрылась на несколько дюймов, а в образовавшуюся щель вылезли бигуди, под которыми пряталась вполне симпатичная мордашка.
— Ой, — пропищала мордашка. — Извините, я думала…
— Простите, что тревожу вас в такую рань, — сказал Аллейн, — но я буду весьма признателен, если вы позволите мне войти.
— Покупать я ничего не собираюсь, — нахмурилась мисс О'Доуни.
— А я — продавать, — улыбнулся Аллейн.
— Извините, но, сами понимаете, в наше время всякий прохвост так и норовит всучить тебе какую-нибудь дрянь — от пылесоса до чулок.
— Я к вам по поводу Сони Глюк, — сказал Аллейн.
— Сони? Вы её дружбан, что ли? Так бы сразу и сказали. Айн момент — я оденусь. Извините за задержку, но правое крыло моего замка закрыто из-за нашествия призраков, а все остальное лежит в развалинах.
— Ничего, у нас впереди целое утро, — улыбнулся Аллейн.
— Угу. Расскажите себе пока пару свежих анекдотов.
Дверь захлопнулась. Аллейн закурил. Уборщица, виляя задом, спускалась. Словно большая жаба, подумал Аллейн.
— Холодно сегодня, — вдруг проквакала она.
Аллейн не стал спорить.
— Да, довольно прохладно.
— Вы тоже театралец?
— Нет, не совсем. Моя профессия не столь захватывающа.
— Путешественник, может?
— Нет, совсем нет.
Уборщица пустилась в пространные объяснения, из которых Аллейн понял: мало того, что она тоже не театралица, она «всю свою дурацкую жизнь прослужила за шматок хлеба, а никакая сволочь даже спасиба не сказала».
Аллейн уныло кивал, рассеянно озираясь по сторонам.
Мисс О'Доуни начала посвистывать за дверью. В следующий миг дверь распахнулась.
— Заходите, дорогуша, — весело прощебетала девушка.
Аллейн вошёл. Спальня, одновременно служившая гостиной, выглядела так, будто уборку в ней производили секунд десять: небрежно застланная постель, сваленные в кучу вещи. Дверцы серванта распирались изнутри, словно готовые лопнуть, ящики торчали наперекосяк, подушки дивана кичливо взгорбились, из-под кровати выглядывал уголок наспех задвинутого ногой чемодана. Сама же мисс О'Доуни, к вящему удивлению Аллейна, выглядела свеженькой как огурчик. Впрочем, ей не привыкать быстро гримироваться, подумал Аллейн.
— Присаживайтесь, — пригласила она. — Чувствуйте себя, как дома. У меня, конечно, не Букингемский дворец, но на наше жалованье не разгуляешься. Вы видели наше шоу?
— Нет ещё, — покачал головой Аллейн.
— В последнем акте мне даже выделили три строчки, — похвасталась Бобби. — А вдобавок — удостоили поцелуя самого мистера Генри Молино. От него, правда, на милю разит виски и луком, но начинающей актрисе грех жаловаться. Ну что, как делишки, старина?
— Не блестяще, — сказал Аллейн, подбирая приемлемый для данной обстановки тон.
— Ничего, держите хвост морковкой — все ведь там будем, — подбодрила его Бобби. — Я бы кофейку тяпнула. Вы не откажетесь?
— Буду рад, — кивнул Аллейн.
Девушка зажгла газ и захлопотала над кофейником.
— Кстати, вы ведь ещё даже не представились.
— Меня зовут Родерик Аллейн. Боюсь, что…
— Родерик Аллейн! — пропела Бобби. — Очень мило. Вы не бизнесмен?
— Нет, я…
— Извините за нахальство, но вы куда больше кажетесь выпускником Итона или Оксфорда, чем остальные дружбаны Сони. Может, вы художник?
— Нет. Я — полицейский.
— Ха-ха, Роди! Я верно поняла — в этом месте положено смеяться?
— Нет, я не шучу.
— Полицейский? Где же ваша дубинка? Шлем? Квадратный подбородок? Нет, Роди, хватит заливать. Кто вы такой?
— Мисс О'Доуни, я служу в Скотленд-Ярде.
Она нахмурилась.
— Слушайте, что-нибудь случилось?
— Вы и впрямь были очень дружны с мисс Глюк? — спросил Аллейн.
— Были? — почти взвизгнула Бобби. — Слушайте, в чём дело? Что-нибудь случилось с Соней?
— Боюсь, что да, — вздохнул Аллейн.
— О Боже! Она не… — Девушка судорожно сглотнула и осеклась.
— Да.
Кофейник зашипел. Бобби машинально повернула ручку и выключила газ. Даже под слоем макияжа было видно, как побелела её хорошенькая мордашка.
— Что она натворила? — глухо спросила девушка.
— Она — ничего. Впрочем, я понимаю, о чём вы спросили. Она ведь была беременна.
— Да. Я знаю. Так… что же всё-таки случилось?
Аллейн рассказал, мягко и тактично. Бобби разлила кофе по чашечкам. Её огорчение настолько бросалось в глаза, что Аллейн проникся к ней сочувствием.
— А вы знаете, я даже не могу в это поверить, — сказала она. Убийство. Господи, даже представить немыслимо. Ведь ещё в субботу мы сидели здесь вдвоём и болтали обо всём на свете.
— Вы очень дружили?
— Да. То есть, не настолько, конечно, как с Моди Левайн или Долорес Дюваль, моими закадычными подружками, но — вполне. Вот ваш кофе. Сахар берите сами. Господи, просто в голове не укладывается. Убили!
Бобби помешала ложечкой сахар и уставилась на Аллейна. Глаза её заволокло пеленой. Вдруг, выхватив ложечку, она ткнула ею в сторону Аллейна, едва не выбив ему глаз.
— Гарсия! — выкрикнула она.
Аллейн промолчал.
— Это — Гарсия! — повторила она. — Помяните моё слово. Я его всегда на дух не выносила. Пару раз, когда Соня приводила его сюда, я говорила ей: «По-моему, он дрянной малый». Представляете, он ведь жил за её счёт! А потом, когда случилась эта заваруха, удрал в кусты. Спасибо, мол, за постель и кормёжку, а теперь — выпутывайся сама. Она не пыталась избавиться от плода?
— Не похоже, — произнёс Аллейн. Он вытащил из кармана письмо, адресованное Соне Глюк и подписанное Бобби. — Это мы нашли в её комнате. Оно и привело меня к вам.
— А в чём дело? — с вызовом спросила Бобби.
— Мы распутываем любую ниточку, которая может привести нас к преступнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40