По-моему, он старался подружиться со мной, – рассудительно добавила она, – ведь если бы он женился на маме, ему пришлось бы жить и со мной тоже.
– Ты хотела, чтобы он женился на твоей маме?
Бриди подняла Дугала и посадила птицу на ступеньку между собой и Линли. Равнодушно уставившись на детектива, Дугал принялся чистить свои и без того сверкающие перышки.
– Папа читал мне, – прошептала Бриди вместо ответа, не поднимая глаз, будто больше всего ее в данный момент интересовали потертые носки ботинок, – Папа читал мне, а потом он уехал.
– Уехал? – Должно быть, так ей сообщили о его смерти, догадался Линли.
– Однажды он уехал, – повторила Бриди, прислоняясь щекой к колену и прижимая к себе птицу. Теперь взгляд ее блуждал где-то у реки. – Он даже не попрощался. – Она принялась нежно целовать гладкую голову селезня. Дугал в ответ легонько пощипывал ее щеку. – Я бы на его месте хоть попрощалась.
– Вы бы назвали «ангелом» или «солнышком» подростка, который пьет, ругается и постоянно наживает неприятности? – задал вопрос Линли.
Сержант Хейверс отвлеклась от яичницы, насыпала сахар в кофе и задумалась над его словами.
– «Солнышком»? А что же в таком случае называть «ненастьем»?
– Ага! – усмехнулся Линли. Отодвинув тарелку, он внимательно пригляделся к Барбаре. Сегодня она выглядит неплохо: чуть тронула косметикой веки, щеки и губы, да и волосы догадалась подвить. Даже ее наряд заслуживает одобрения – коричневая юбка из твида и пуловер к ней в тон. Может, при ее бледной коже это и не лучший выбор, но уж со вчерашним чудовищным голубым костюмом не сравнить.
– Почему вы спрашиваете? – уточнила она. – Стефа описывала Джиллиан как безумного подростка. Девушка пила. – Вела себя черт-те как.
– Да. Но отец Харт назвал ее солнышком.
– Это странно.
– Он сказал, что Тейс был в отчаянии, когда она сбежала.
Хейверс задумчиво сдвинула густые брови и не заботясь более о субординации, налила Линли в чашку кофе.
– Этим можно объяснить исчезновение ее фотографий, верно? Он посвятил всю жизнь детям, и вот награда: одна из дочерей просто растворилась во тьме.
Эти слова пробудили какой-то отзвук в душе Линли. Он принялся листать бумаги в папке на столе и извлек фотографию Рассела Маури, переданную ему Тессой.
– Пройдите с ней сегодня по деревне, – попросил он.
Хейверс взяла фотографию, однако не стала скрывать удивление:
– Вы же сказали, он в Лондоне.
– Да, сейчас. А три недели назад? Если Маури побывал здесь, он должен был у кого-то спросить, как добраться до фермы. Пройдите по шоссе и загляните в пабы. Вероятно, и в гостиницу тоже, Если же никто его не видел…
– Остается Тесса, – подхватила она.
– Или другой человек, у которого был мотив. Мотивы могли быть разные.
Дверь открыла Мэдлин Гибсон. Линли пробрался мимо двух детей, сцепившихся в разоренном их постоянными схватками садике, ухитрился не споткнуться о сломанный велосипед и безголовую куклу и даже не вляпался в выброшенную на крыльцо тарелку с яичницей. Хозяйка равнодушным взглядом окинула свой домашний хаос и запахнула изумрудно-зеленый пеньюар на вызывающе торчащей груди. Под халатиком ничего не было, и женщина откровенно давала понять, что посетитель застал ее врасплох.
– Дик! – крикнула она, злобно уставившись на Линли. – Запихай свою штуку в штаны. Это Скотленд-Ярд, – Томно улыбнувшись, женщина пошире распахнула дверь. – Пожалуйте, инспектор. – Она провела его через крошечный холл, заваленный игрушками и грязной одеждой, к подножию лестницы. – Дик! – крикнула она еще раз, обернулась и сложила руки на груди, дерзко глядя на Линли. По лицу ее блуждала улыбка. В складках тонкого атласа мелькало изящное колено и не менее изящное бедро.
Наверху послышалось какое-то движение и недовольное мужское бормотание. Ричард Гибсон вышел на площадку, шумно протопал по лестнице и сердито глянул на жену.
– Господи, да надень же на себя хоть что-нибудь, Мэд! – рявкнул он.
– Пять минут назад тебе этого не требовалось, – съязвила она, усмехаясь в ответ, и двинулась вверх по лестнице, старательно демонстрируя на каждом шагу свое стройное, изящное тело.
Гибсон ошалело смотрел ей вслед.
– Вы бы на нее поглядели, когда ей и впрямь приспичит, – доверительно сообщил он. – Это она просто играет.
– Ах вот как! Фермер рассмеялся.
– Чем бы дитя ни тешилось, – фыркнул он. – Хоть минута покоя. – И, оглядев привычный беспорядок, предложил: – Пойдемте в сад.
На вкус Линли, садик еще меньше подходил для беседы, чем пропитанный застоявшейся вонью коттедж, однако он молча последовал за хозяином.
– Пошли к матери! – распорядился Гибсон, едва повернув голову в сторону своих сорванцов. Ногой он передвинул тарелку с яичницей поближе к краю ступеньки, и в тот же миг из зарослей умирающих от жажды кустов явилась тощая кошка и принялась за объедки. Кошка ела жадно и тревожно, как бродяжка. Ее повадка напомнила Линли о Мэдлин, скрывшейся на втором этаже.
– Вчера я видел Роберту, – заговорил он. Ричард присел на ступеньку, старательно завязывая шнурки.
– Как она? Улучшения есть?
– Нет. Когда мы приходили сюда в первый раз, вы нам не сообщили, что вы подписали бумаги для отправки Роберты в психиатрическую клинику.
– А вы не спрашивали, инспектор. – Справившись со шнурками, Ричард поднялся на ноги. – Или я должен был бросить ее в полицейском отделении Ричмонда?
– Не обязательно. Вы нашли ей адвоката?
Линли догадывался, что Гибсону покажется странной забота инспектора о юридической защите убийцы, сознавшейся в своем преступлении. Веки Ричарда удивленно дрогнули. Он не торопился с ответом, тщательно заправляя фланелевую рубашку в штаны.
– Адвоката? Нет.
– Интересно, что вы распорядились отвезти девушку в больницу, но далее не подумали о том, как защитить ее права. Очевидно, вам так было удобнее?
Гибсон сжал челюсти:
– Ну уж нет.
– Можете как-то это объяснить?
– По-моему, тут нечего объяснять, – с вызовом заявил Гибсон. – Мне показалось, что психическое состояние Бобби куда важнее, чем эти ваши проблемы с законом. – Лицо его потемнело.
– В самом деле? И если ее признают невменяемой – а это, разумеется, должно произойти, – вы окажетесь в очень выгодном положении, не так ли?
Гибсон смотрел ему прямо в глаза.
– Еще бы, клянусь Богом! – проревел он. – Заполучу чертову ферму, заполучу чертов дом и буду трахать мою чертову жену прямо на обеденном столе, а Бобби не будет болтаться поблизости. Вы же так думаете, верно, инспектор? – Он воинственно наклонил голову вперед, но Линли никак не прореагировал на вызов, и фермер вновь подался назад, но не умолк. – Мне уже надоело объясняться с людьми, которые думают, что я желаю Бобби зла, которые думают, что мы с Мэдлин будем рады, если ее запрут на всю жизнь. Думаете я не знаю, о чем тут все говорят? Думаете, Мэдлин этого не знает? – Он горько усмехнулся. – Это не ей, а мне нужен адвокат! Конечно же, я надеюсь получить заключение, что она невменяема. Это же лучше, чем тюрьма, верно?
– Значит, вы верите, что она убила отца? – поинтересовался Линли.
Гибсон вяло пожал плечами.
– Не знаю, что и думать. Я одно знаю – Бобби уже не та, что была, когда я уезжал из Келдейла. Та девчушка и мухи бы не обидела. А эта, новая… она мне как чужая.
– Может быть, это как-то связано с исчезновением Джиллиан?
– Джиллиан? – Гибсон рассмеялся. – По мне, Джиллиан оказала всем нам услугу, когда ушла из дому.
– Почему?
– Скажем так – она была чересчур развита для своих лет. – Мужчина быстро оглянулся на свой дом и прибавил: – По сравнению с ней Мэдлин – непорочная Дева Мария, ясно я говорю?
– Вполне. Она вас соблазнила?
– Сразу быка за рога, а? Дайте сигаретку, и я все вам расскажу. – Он прикурил и поглядел в сторону поля, примыкавшего к немощеной улице. По ту сторону поля между деревьев вилась дорожка, уводившая к болоту Хай-Кел-мур. – Мне было всего девятнадцать, когда я удрал из Келдейла, инспектор. Я не хотел уезжать. Как перед Богом – мне этого вовсе не хотелось. Но я знал: если не уеду, всю жизнь придется расплачиваться.
– Однако вы спали со своей кузиной Джиллиан до отъезда?
Гибсон фыркнул:
– «Спал» – не то слово, когда речь идет о такой девице, как Джилли. Она хотела взять верх, и ей это каждый раз удавалось, инспектор. Она такое могла с мужчиной проделать… ни одной шлюхе не под силу. Она заводила меня по четыре раза в день.
– Сколько ей было лет?
– Ей едва сровнялось двенадцать, когда она впервые не по-сестрински взглянула на меня, и тринадцать, когда она… до меня добралась. А потом она два года подряд имела меня, как хотела.
– Вы хотите сказать – вы бежали от нее?
– Такого великодушия от меня не ждите. Я бежал от Уильяма. Это был вопрос времени – когда он нас застукает. Я не хотел этого. Я хотел положить всему конец.
– Почему вы не рассказали Уильяму правду? Гибсон широко раскрыл глаза.
– С его точки зрения ни одна из его девочек не была способна ни на что дурное. Как я мог сказать ему, что Джилли, зеница его ока, зазывает меня, ровно кошка в охоте, и трахается со мной, как последняя шлюха? Он бы все равно мне не поверил Я сам порой переставал в это верить.
– Она уехала из Келдейла через год после вашего отъезда?
– Да, так мне сказали. – Гибсон далеко отбросил свой окурок.
– Вы с тех пор встречались?
– Нет, никогда, – проговорил Гибсон, отводя взгляд. – И слава богу.
Марша Фицалан оказалась скрюченной, сморщенной старушкой. Ее лицо напомнило Линли американских кукол, вырезанных из яблока: тоненькая сеточка морщин покрывала щеки до самых глаз. Глаза были голубые. Они освещали все лицо, сияя живым интересом. Всякий, взглянув на эту женщину, понимал, что состарилось лишь ее тело, а душа осталась молодой.
– Доброе утро, – с улыбкой приветствовала она гостя. – Или, вернее, добрый день, – поправилась она, бросив взгляд на часы. – Вы, значит, инспектор Линли? Я так и думала, что рано или поздно вы ко мне зайдете. Я испекла лимонный пирог.
– Специально для меня? – удивился Линли.
– Вот именно, – подтвердила она. – Заходите.
Хотя мисс Фицалан жила в одном из небогатых домиков по Сент-Чэд-лейн, ее коттедж разительно отличался от обиталища Гибсонов. В садике были разбиты аккуратные цветочные клумбы: весной и летом здесь цвели примула и бурачок, рань и львиный зев. Сейчас клумбы уже приготовили к зиме, корни каждого растения были заботливо укрыты землей. На ступеньках у входа были насыпаны небольшие кучки семян для птиц, У окна висели жестяные колокольчики, легонько позванивавшие на ветру, их не заглушали даже вопли проживавших по соседству Гибсонов.
И внутри все было иначе, чем у Ричарда с Мэдлин. Аромат душистых трав, наполнявших саше, напомнил Линли долгие вечера в бабушкиной комнате в поместье Хоунстоу. Крошечная гостиная обставлена скромно, но элегантно, две стены от пола до потолка занимают полки с книгами. У окна небольшой столик с фотографиями. Над старым телевизором висело несколько вышивок.
– Пройдемте в кухню, инспектор, – предложила Марша. – Принимать гостя в кухне, конечно, дурной тон, но, по-моему, там гораздо уютнее, Друзья говорят, все потому, что я выросла на ферме, а на ферме кухня – главная часть дома, верно? Думаю, это во мне осталось навсегда. Прошу вас, сэр, присаживайтесь к столу. Кофе с пирогом? По-моему, вы проголодались. Наверное, еще не женаты? Холостяки всегда плохо питаются.
И вновь Линли вспомнилась бабушка, ее нерассуждающая, всеобъемлющая любовь. Старушка быстро накрывала стол для чая, Линли любовался уверенными движениями ее надежных рук, понимая, что здесь он найдет ответы на многие вопросы.
– Расскажите мне о Джиллиан Тейс, – попросил он.
Руки хозяйки замерли над столом. Марша обернулась с ласковой улыбкой на губах.
– Джилли? – повторила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51