— Когда я поняла, что после смерти Эзры проводят какое-то расследование — ну, выясняют, умер ли он естественной смертью, я запаниковала и разыскала эту коробку. Я подумала, что мне стоит показать, что она не распечатана и находится в том же состоянии, в каком я ее привезла.
— И показали?
— Нет.
— А что случилось?
— Кто-то разрезал обертку и взял из коробки часть мышьяка.
— Много?
— Не могу сказать. Какую-то часть.
— И что вы сделали?
— Высыпала остальное в сточную канаву и сожгла коробку.
— Это неосмотрительно. Они ведь могут установить факт покупки.
— Я знаю. Теперь-то я знаю, а тогда не сообразила. Но когда я увидела, что часть мышьяка отсутствует, вы же понимаете, что я подумала!
— Ну ладно. А кто вас шантажирует?
— Его фамилия Бастион, Джером К. Бастион.
— Он сейчас здесь?
— Да, где-то здесь, на острове.
— Где именно?
— Не знаю. Ни в одной из гостиниц такого нет. И в туристическом бюро про него не знают.
— А Селму вы не знаете?
— Никогда про него не слыхала.
— Как с вами связывается Бастион?
— Называет мне место встречи.
— По телефону?
— Да.
— И давно он здесь?
— Наверно, около месяца.
— А вы давно приехали?
— Пару месяцев назад.
— Когда вы с ним встречались в последний раз?
— Около двух недель назад.
— И что вы ему сказали?
— Я дала ему понять, что со мной можно вести переговоры и что если он отдаст мне все улики, то я могла бы заплатить ему — может быть, не так много, как он просит, но вполне приличную сумму.
— А у него есть улики?
— Он утверждает, что есть.
— И теперь шантажист пытается заполучить письма, которые вы писали Норме?
— Да.
— Стало быть, вы обещали Бастиону деньги?
— Я сказала, что постараюсь найти некоторую сумму.
— И после этого он оставил вас в покое?
— Он знает, что я ищу эти деньги.
— И вы намерены ему заплатить?
Она вызывающе посмотрела на меня и ответила:
— Если не смогу избавиться от него другим способом.
— Так вы отравили своего мужа или нет?
— Вы мне не верите?
— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Отравили или нет?
— Нет.
Я помолчал, потом сказал:
— Обещайте мне одну вещь.
— Какую?
— Что вы не заплатите шантажисту ни цента.
— Вы считаете, так лучше?
— Да.
— Хорошо. Обещаю.
— И никому не скажете, что беседовали со мной.
— Хорошо.
Я пригубил виски и обвел глазами комнату. Мне почему-то показалось, что одна из картин, висевших на стене, не вписывается в общий стиль интерьера. Я подошел и сдвинул ее в сторону. В стене за картиной была просверлена аккуратная круглая дырочка величиной с серебряный доллар, в глубине которой безошибочно угадывалась сетчатая головка микрофона.
Я подал знак Мире и Норме. Они подошли и, толкая друг друга, стали заглядывать мне через плечо, вытягивая шеи.
Мира, у которой от изумления перехватило дыхание, чуть не потеряла равновесие и схватила меня за руку. Я поддержал ее за талию; действительно, у нее под халатом ничего надето не было.
Норма налегла на меня всем телом, оперлась рукой о мое плечо и ошарашенно прошептала:
— Дональд!
Очень аккуратно, стараясь не издать ни малейшего звука, я вернул картину на место и сказал:
— Ну вот. Такие-то дела.
— Но… но откуда он может идти? — прошептала Мира. Я приложил палец к губам, потом довольно громко спросил:
— Мира, где здесь комната для мальчиков?
Она прыснула.
— Вот сюда.
Я нарочито громко хлопнул дверью и, притянув Миру поближе, прошептал ей на ухо:
— Разговаривайте о чем-нибудь без остановки — о путешествии Нормы или о чем угодно. Разговаривайте обо мне, разберите меня по косточкам, задайте мне жару. Вообще, болтайте без умолку. Я должен выяснить, подслушивают нас или только записывают.
Я, конечно, дал маху, как самый наивный, легкомысленный любитель! Нужно было осмотреть комнату раньше, до того, как девицы разговорились.
Наличие микрофона говорило о многом. Ясно, что теперь мы в ловушке. Если его установила гавайская полиция, сотрудничающая с полицией Денвера, то мы погибли: они уже сегодня выдадут ордер на арест Мириам Вудфорд, и Эдгар Ларсон может готовиться к триумфальному возвращению на материк.
Если микрофон — дело рук шантажистов, то мы теперь оказываемся в их власти, конечно, при одном условии — что запись попадет к ним.
Я вышел в холл по соседству с гостиной, пододвинул стул и стал искать провода. Они оказались запрятаны очень тщательно: по простенку поднимались к лепному карнизу, а дальше шли поверх этого карниза. Двигаясь вдоль проводов, я в конце концов нашел-таки магнитофон, запрятанный под половицами на маленьком крыльце заднего служебного входа.
Я отсоединил микрофон, выключил магнитофон и вытащил его на свет, чтобы получше рассмотреть. Это был специальный магнитофон с большими бобинами, какими пользуются в профессиональных студиях звукозаписи. В обычных любительских магнитофонах скорость записи в два раза меньше, чем в студиях; если не требуется высокое качество звучания, то скорость можно снизить вдвое, а в некоторых небольших аппаратах — даже в четыре раза.
Этот же магнитофон был низкоскоростной с большими бобинами; мощные элементы питания обеспечивали длительную работу. По моим прикидкам, одной бобины должно было хватать часов на шесть работы.
Теперь обе девушки буквально повисли на мне и смотрели, что я делаю. Я довольно быстро сообразил, как работает магнитофон, включил обратную перемотку, дошел до начала пленки и сказал:
— Мне нужно ее послушать, чтобы понять, какой вред она может нам нанести.
— Вы имеете в виду наш разговор? На ней записан весь разговор?
— Думаю, что да. Весь ваш разговор со мной и…
— И все, о чем мы говорили до этого вдвоем? Я кивнул.
— О Господи! — в ужасе воскликнула Норма Радклиф. А Мириам Вудфорд рассмеялась:
— Да, это хороший способ узнать, о чем болтают девушки в отсутствие старших!
Я кивнул и добавил:
— Вот я как раз и собираюсь сейчас это узнать, — и понес магнитофон в ванную.
— Нет, Дональд! Я запрещаю! Вам нельзя! Вы…
До нее вдруг дошло, что, собственно, я собираюсь делать, и она рванулась, чтобы остановить меня. Но я успел захлопнуть дверь в ванную перед ее носом и запер ее.
Найдя розетку для электробритвы, я включил магнитофон в сеть, нажал кнопку воспроизведения и устроился поудобнее.
Сначала мне пришлось на высокой скорости прокрутить часть пленки, на которой ничего не было записано; потом, услышав писклявые голоса, обозначавшие начало разговора, я переключил магнитофон на обычную скорость.
Вскоре я дошел до того места, когда Норма «сбросила эту ужасную одежду» и они с Мирой уселись поговорить по душам.
Разговор получился захватывающий.
Между дверью ванной и полом оставалась узкая полоска света. Я то и дело замечал, как на эту полоску набегала тень: это значило, что подружки, или хотя бы одна из них, стоят за дверью и слушают.
Вся беседа прослушивалась ясно и четко. Это был великолепный магнитофон.
Через тридцать минут после начала разговора я уже успел узнать много нового. Я понял, насколько эти девушки дружны; услышал парочку веселых историй; узнал некоторые интимные подробности, касавшиеся их туалетов и других мелочей личной жизни.
Потом Норма рассказала Мириам обо мне, о том, как я был любезен и как ей помог. Мириам спросила, не может ли она меня где-нибудь найти. Норма ответила, что я остановился в отеле «Моана».
Затем я услышал, как кто-то крутит телефонный диск; это оказалась Мириам. Вернувшись от телефона, она сказала Норме:
— Он… Портье говорит, что видел, как он вышел на пляж в плавках.
— Ну что ж, действуй, — предложила Норма. — Надевай свой банановый купальник, иди на пляж, и пусть он на тебя потаращится.
— Думаешь, сработает? — спросила Мириам.
— А то как же! — с восхищением произнесла Норма. — Милая моя, такими бедрами можно разбередить любого твердокаменного святошу.
— Ты думаешь, он сможет мне помочь?
— Безусловно.
— А он захочет помогать?
— Он не псих, не слепой, и ему не сто два года, — уверенно ответила Норма. — Ты же много раз в этом убеждалась. Мне даже завидно.
— Могла бы и сама попробовать, — ответила Мириам. — Посмотри на себя!
— С телесами у меня все в порядке, — согласилась Норма, — но мне как-то не по себе этим пользоваться.
Дальше все шло в том же духе. Видимо, Мириам облачалась в свой купальник, и обсуждались такие анатомические подробности, от которых у меня невольно вспыхнули щеки.
— Дональд Лэм, немедленно выключите эту гадость, иначе я отлуплю вас так, что свои не узнают! — прокричала из-за двери Мириам каким-то сдавленным голосом.
Но я дослушал запись до того места, когда раздался стук закрываемой двери, означавший, что Мириам Вуд-форд ушла на пляж меня кадрить. Тогда я выключил магнитофон и открыл дверь ванной.
Мириам сидела на кровати в смешанных чувствах — то ли смущаясь, то ли улыбаясь. А Норма уже готова была расхохотаться.
— Ну что, узнали? — спросила она.
— Узнал, — ответил я.
— Мало того, что вам стало известно, о чем говорят женщины между собой, — сказала она, — вы теперь знаете обо мне так много, словно я замужем за вами уже пять лет.
И они обе покатились со смеху.
— Смеяться-то особенно нечему, — заметил я. — Тот, кто установил этот микрофон, теперь…
— Знаю, знаю, — простонала Мириам. — Знаю, что нужно плакать. Но все равно, это ужасно смешно. Только представить себе, как вы там сидите и слушаете всю эту чушь про себя и про то, как я собираюсь вас охмурять…
— И действительно, сработало, — признался я.
— Конечно сработало! — воскликнула Норма. — Все, как мы и планировали.
И снова взрыв смеха.
— Ну ладно. Скажите лучше, кто у вас здесь занимается хозяйством?
— Одна девушка, Мицуи. Полугавайка-полуяпонка.
— Как вы полагаете, не могла ли она… Мириам покачала головой.
— Она совершенно незаметное существо. Ходит тут тихонько, словно мышонок, делает разные дела, меняет полотенца и все такое.
— Где она сейчас?
— Я послала ее в город кое-что купить.
— У нее здесь есть комната?
— Она у нас не ночует. Приходит около восьми часов утра и уходит примерно в восемь вечера.
— Она что-нибудь с собой носит? — спросил я.
— Сумку, — ответила Мириам. — У нее там униформа, она переодевается в ванной для прислуги.
— Пойдемте-ка посмотрим.
Мы пошли в ванную для прислуги. Над ванной висела небольшая сумка. Я открыл ее. Так и есть: в сумке лежали еще две большие бобины с пленкой.
— Что же нам теперь делать? — спросила Мириам.
— Вернуть магнитофон на место.
— А что делать с этой записью?
— Стереть.
— Как ее можно стереть?
Я показал им, как заправляется пленка и как он работает, как можно стереть запись на ускоренной перемотке.
До возвращения прислуги я стер всю запись, перемотал пленку в нужное положение, водворил магнитофон на прежнее место под половицы и подсоединил микрофон. Я включил режим прослушивания: теперь наша служаночка должна подумать, что забыла нажать кнопку записи. Это должно было объяснять, почему пленка осталась чистой; я, во всяком случае, на это рассчитывал. Что теперь? — спросила Мириам.
— Теперь я должен проследить за вашей тихой маленькой служанкой, когда она пойдет с работы, — ответил я, — и узнать, что она делает с этими пленками.
— Вы думаете, Дональд, вам это удастся? — испуганно спросила Мириам.
— Думаю, да. Я возьму в аренду машину. Вы говорите, она уходит в восемь?
— Да. Если хотите, я могу ее немного задержать.
— Нет. Восемь часов — хорошее время.
— Оставайтесь сейчас с нами пить чай! Когда она вернется, у вас будет возможность составить о ней мнение.
— Я уже составил, — отказался я. — Теперь, девушки, помните, что все, о чем вы будете говорить, прослушивается. Насколько я могу прикинуть, та катушка, которая сейчас стоит, будет работать почти до четырех часов, а потом она поставит новую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32