Мартин смотрел на отца серьезно, без улыбки. – Сегодня утром ты хорошо поработал? Выучил уроки?
– Да, сэр, – ответил Мартин. Ральф усмехнулся.
– Тогда я не понимаю, в кого ты уродился – оба твоих родителя невозможные тупицы. Должно быть, тебя и в самом деле подменили эльфы, – Мартин, не понимая этих слов, но, чувствуя, что отец шутит, вдруг улыбнулся своей очаровательной, способной растрогать любое сердце, улыбкой. Ральф поцеловал ребенка в щечку и опустил его на пол, а потом обратился к наставнику: – Все ли дети хорошо занимались сегодня, Ламберт?
– В целом – да, сэр. Сегодня мне не пришлось никого наказывать.
Ламберт был темноволосым уроженцем Уэльса с бледной кожей. Он выглядел таким изможденным и тощим, что казалось, будто он способен умереть в любую минуту. Он был католиком, утратил свой приход из-за ужесточившихся законов, и с тех пор бродил по стране, переходя из дома в дом, чудом умудряясь не попасть в тюрьму. Страх и лишения подорвали его здоровье; ему постоянно приходилось скрываться и спасаться бегством. Только благодаря уговорам Мэри ему удалось занять его теперешнее положение, ибо он пришел в дом Морлэндов однажды ночью с рекомендательным письмом от семейства, живущего в Редесдейле. Мэри, как и большинство жителей приграничных равнин, была католичкой, и она умолила Ральфа принять Ламберта в дом. Ральф опасался за свою семью, но в дальнейшем было решено, что Ламберт станет наставником, и его прошлое католического священника скрывали даже от слуг. Поскольку в доме не было никого из тех мест, тайна не раскрылась, хотя, должно быть, у многих новый наставник вызывал подозрения.
– Не пришлось наказывать? – полушутя переспросил Ральф. – Но как же они будут учиться, если их не наказывают? – говоря, он, как хрупкую вещицу, осторожно отстранил от себя Мартина. В этот момент в зале появилась Мэри, и Ральф преисполнился такой любовью к ней, матери своих детей, что решил чем-нибудь обрадовать жену.
– Дорогая, – произнес он, внезапно загоревшись только что пришедшей в голову идеей, – посмотри, как выросли наши старшие сыновья! Как думаешь, не пора ли одевать их по-взрослому?
Нед и Эдмунд уставились на него круглыми от восторга глазами.
– Правда, папа?
– Папа, ты в самом деле так думаешь?
– А почему бы и нет? Тебе уже шесть лет, Нед, а Эдмунд достаточно рослый для своего возраста. Думаю, самое время сменить ваши платьица на одежду, достойную мужчин. Мэри, любимая, что ты думаешь об этом?
– Как вам угодно, – ответила Мэри, но Ральф заметил, что идея ей понравилась.
– Тогда сегодня днем пошли за портным, – распорядился Ральф и улыбнулся, видя, как его старшие сыновья скачут от радости, выкрикивая слова благодарности. – А теперь не пойти ли нам обедать? Думаю, уже пора.
После обеда Клем отправился в город и вернулся обратно с портным, которому предстояло снять с мальчиков мерки для первых в их жизни костюмов, состоящих из длинных брюк и сюртучков. Слуга привез также свежие новости и отвел Ральфа в сторону, чтобы сообщить их.
– Все в городе только и говорят, что мастер Макторп недоволен вами, хозяин. Он оскорблен вашим вмешательством и поклялся отомстить вам. Прошу прощения, сэр, но я подумал, что вы должны знать об этом.
– Да, конечно, – произнес изумленный Ральф, – но ведь я ничего не имею против него!
– Вы встали на сторону бедняков против него, хозяин, – этого достаточно, – пояснил Клем. – Мастер Макторп знает, что все мы считаем его чужаком. Из его амбаров постоянно крадут зерно, поджигают стога. Он предполагает, что все это делается по вашему приказу.
Час спустя на дворе послышался стук копыт, возвещающий приезд самого Макторпа.
– Он назвался лордом Пэрси, приехал с вооруженной охраной, – раздраженно сообщил Эдуард. – Ты примешь его?
– Конечно, – ответил Ральф. – Придется принять.
Ральф устроил гостю официальный прием в зале. Рядом с ним стояли Эдуард и Кит, вокруг толпилась вся мужская часть прислуги. Последние шагнули вперед, как только в зал вошли сопровождающие Макторпа.
– Будьте добры, попросите своих людей оставить оружие во дворе, – спокойно произнес Ральф.
– Что? Что такое? – угрожающе вскинулся Макторп. – Разоружить моих людей? Что это вы затеяли, хозяин?
– В дом Морлэндов никто не входил и не войдет с оружием, если только не врывается силой, – тем же спокойным тоном ответил Ральф. Макторп минуту разозленно смотрел на него, а затем подал своим людям знак выйти.
– Они могут подождать у дверей, – раздраженно заявил он. Они с Ральфом стояли лицом к лицу, представляя собой достойных противников. Макторп был крупным, рыжим мужчиной, которого можно было бы назвать толстым, если бы не выступающие на теле сильные мускулы. На его голове была круглая лысина, кожа на которой потемнела от загара и приобрела отвратительный бурый оттенок. Он носил обычную черно-коричневую одежду пуритан, его белые льняные воротник и манжеты были запачканы и измяты. Под ногтями набилась грязь, он распространял вокруг сальную вонь немытого тела.
– Итак, хозяин, я приехал поговорить с вами, – объявил Макторп, испытующе глядя на своего собеседника.
– Говорите.
– Я буду говорить с вами наедине. Мои слова предназначены только для ваших ушей, – ответил Макторп, обводя зал многозначительным взглядом. – Пойдемте куда-нибудь.
Ральф быстро взглянул на Эдуарда.
– У меня нет секретов от Эдуарда, – произнес он, придвигаясь к нему. Макторп рассмеялся.
– Есть у тебя секреты или нет – мне на это наплевать. Я буду говорить только с тобой, хозяин, там, где нас не услышат, или уеду.
Эта неожиданная фамильярность, не имеющая ничего общего с дружеским обращением, и грубость Макторпа имели целью показать его силу и безразличие к тому, что подумает о нем Ральф. В таких обстоятельствах это звучало оскорблением, но Ральф, отлично сознавая свое слабое положение, остался спокоен и, молча кивнув Эдуарду, провел Макторпа в прилегающую к залу комнату. Как только они остались одни, Макторп заговорил.
– Значит, хозяин, вы задели моих парней сегодня утром, как я слышал? – он стоял, расставив ноги и положив руки на бедра, громадный и неповоротливый, и такая дерзость в чужом доме рассердила Ральфа.
– Ваши люди запрещали крестьянину делать то, что установлено правами общины. Харвуд-Вин всегда был и является...
– Харвуд-Вин мой, – резко оборвал объяснения Ральфа Макторп.
– Но нельзя же нарушать права общины. Это одно из основных прав людей, закрепленное еще в...
– Я могу делать все, что пожелаю, – вновь перебил Макторп, – Хорошенько запомните, Морлэнд, – для вас будет лучше, если вы поймете это раз и навсегда. Я – мировой судья и могу делать все, что мне заблагорассудится. У меня есть влиятельные друзья в Парламенте, а у вас никого. Вы объявлены вне закона, вы преступник-роялист, выплачивающий пени, Ральф Морлэнд из дома Морлэндов. Чем скорее вы забудете свою гордость и поймете, кто здесь главный, тем будет лучше для вас. Я не люблю, когда мне перечат – тем более, когда это делает кто-нибудь из Морлэндов. Не смейте мешать моим людям, нарушать мои приказы или вторгаться на мои земли, понятно?
– Я должен защищать своих людей, – невозмутимо заметил Ральф.
Лицо Макторпа побагровело от внезапно нахлынувшей ярости, и он взревел:
– Ваших людей? Ваших?! Да вы говорите, как тот проклятый король!.. – Его ярость угасла так же внезапно, как и появилась, и он продолжал уже спокойнее: – Конечно, чего еще я мог ожидать от Морлэнда? Нет, хозяин, ваше время кончилось: я уже владею землями Морлэндов и хочу иметь их целиком. Попробуйте только помещать, и вам не поздоровится. – Он прошел к окну и неожиданно сменил тему разговора: – У вас в доме живет некто Ламберт, наставник ваших детей?
– Да, И я не делаю из этого тайны.
Макторп повернулся со стремительностью, неожиданной для такого грузного мужчины, и прищурился.
– Конечно, и ни для кого не секрет, что этот человек – католический священник. Не пытайтесь отрицать это, Ральф Морлэнд, – все уже знают его историю. Более того, не секрет, что ваша жена католичка.
Ральф побледнел, но взял себя в руки и решительно заявил:
– Быть католиком – не преступление.
– Понимаю, что вы хотите сказать. Приверженность к католицизму – не преступление, но проведение католических служб нарушает закон. Преступен любой священник, проводящий эти службы, и каждые мужчина или женщина, присутствующие на этих службах, – преступники.
Ральф был искренне удивлен.
– Не понимаю, что вы имеете в виду. С тех пор как умер Эдмунд, в доме Морлэндов не проводились церковные службы.
– Не прикидывайтесь невинным, – перебил Макторп. – Об этом знают все. Не все ваши слуги снисходительны к католицизму. Многие ненавидят его не меньше, чем я. А теперь я уезжаю, но если вы посмеете доставить мне неприятности, я сделаю так, что у вас неприятностей будет еще больше. Вам известно, какое наказание ждет того, кто нарушает законы, так ведь? Подумайте об этом.
С этими словами он повернулся на каблуках и вышел, оставив Ральфа ошеломленным и потрясенным. Неужели Макторп сказал правду? Неужели Мэри и Ламберт тайком служат католические обедни? Так вот почему она упросила оставить Ламберта в доме! Ральф сразу же отбросил эту мысль: Мэри не смогла бы так обманывать его, подвергая опасности всех родных. Он вышел в зал и молча проследил, как уезжают Макторп и его люди.
– Чего ему понадобилось? – не выдержав, спросил Эдуард. Ральф быстро взглянул на него, собрался было что-то сказать, но передумал.
– Он пытался запугать меня.
Эдуард улыбнулся, но это была безрадостная улыбка.
– И ты испугался? Ральф промолчал.
Этой ночью, когда они с Мэри остались наедине, Ральф наблюдал за ней с удвоенным вниманием. Он давно уже привык ложиться в постель первым, и, облокотившись на подушки, выпивать последний за день стакан вина, разбавленного водой, глядя, как жена ходит по комнате, расчесывает волосы, что-то напевая вполголоса, раздеваясь и складывая одежду. Волосы Мэри были длинными и темными; распущенные, они окутывали ее до колен. Однажды, когда она была беременна и чувствовала постоянный жар, Мэри попробовала заплести волосы в длинную косу и уложить ее короной вокруг головы. Эта странная, старомодная и нехитрая прическа очень шла ей и очень нравилась Ральфу, поэтому Мэри стала постоянно носить ее. Ральф любил смотреть, как блестящая, витая коса спадает с головы, распускается и превращается в обильный поток волос.
Но сегодня, хотя глаза Ральфа по привычке наблюдали за женой, на его лице застыло отстраненное выражение, а в голове царил полный хаос. Ральфа потрясло открытие, что он слишком мало знает собственную жену, но еще более ошеломительны были порывы ревности, овладевшие им. Он любил Мэри и, следовательно, должен был доверять ей, однако ему не удалось сразу же отбросить, как нелепость, мысль о том, что Мэри действительно служит вместе с Ламбертом католические обедни, таким образом подвергая страшной опасности и своего мужа, и всю семью. Его мозг продолжал лихорадочную работу: если Мэри обманывает его в одном, может быть, она обманывает его еще в чем-то? Ральф хотел избавиться от ужасающих мыслей, но не знал, как это сделать.
Наконец Мэри, искоса взглянув на него, заметила странное выражение на лице мужа, но не поняла, что оно может означать, и спросила:
– Что случилось? Вы хотите о чем-то поговорить?
– Да, Мэри.
– О чем же?
– Мэри, мне надо... – Ральф остановился, а Мэри терпеливо ждала, не сводя с него глаз.
Она выглядела такой юной, похожей на ребенка в своей белой, обшитой кружевом ночной рубашке, с распущенными волосами, плащом укрывающими ее. Заведя руку под массу волос, Мэри перекинула ее через плечо бессознательным жестом, от которого сердце Ральфа переполнилось любовью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61