Быстрее, как только сможешь.
Аннунсиата с явной неохотой села рядом с Мэри – присутствие при родах вовсе не привлекало ее. Однако как только Эдуард устроился на козлах, Мэри закричала и вырвала руку из ладони Ральфа.
– Нет! Не надо мужчин! Уходи, Ральф, и скажи, чтобы Эдуард ушел!
– Что? Но кто повезет тебя? Мэри!
– Пусть он уйдет! – истерически закричала она. Мэри чувствовала, как движется ребенок, и ужасалась, что он может появиться в любую секунду. Она не могла допустить, чтобы роды видел кто-нибудь из мужчин. – Она отвезет меня, – Мэри махнула рукой в сторону Аннунсиаты, и вновь отчаянно закричала: – Скорее, уже начинается!
Ральф застыл, пораженный и встревоженный, но Эдуард понял, что случилось. Он спрыгнул с козел и передал вожжи Аннунсиате.
– Все в порядке, Ральф. Поезжайте, Нэнси, быстрее, как только сможете! Мы побежим за вами.
Аннунсиата беспомощно взглянула на Эдуарда, принимая вожжи, но он не понял ее взгляд. Эдуард ударил лошадь, заставляя ее тронуться с места, а поскольку Ральф застыл, как вкопанный, еще и подтолкнул сзади повозку. Аннунсиата крикнула и хлестнула лошадь вожжами, пуская ее быстрым галопом, направляясь прямо по убранному полю к воротам в ограде из жердей, окружающей поле. Мэри вцепилась в борта повозки, стараясь удержаться на месте и отчаянно пытаясь сдержать неумолимое движение ребенка. Эдуард и Ральф пустились бегом за повозкой, но отстали, когда лошадь прибавила скорость.
Аннунсиате не пришлось раздумывать о случившемся – все ее силы были направлены на то, чтобы подгонять лошадь. Ей и раньше приходилось править повозкой, но никогда еще от тяжелого воза и смирной рабочей лошади не требовалось быстрой езды. Повозка подскакивала на неровной земле, и Аннунсиате приходилось хвататься за оглобли, чтобы удержаться на козлах. Она не переставала покрикивать на лошадь, не привыкшую к быстрой скачке и постепенно замедляющую свой бег. Перед ними появились ворота в ограде, окружающей поле. Надо ли останавливать лошадь и медленно проводить ее через ворота? Но ведь тогда она опять пойдет шагом. Ворота достаточно широки для повозки. Холодная рука страха сжала сердце Аннунсиаты, когда край повозки задел за плетень. Яростно дернув узду, Аннунсиата выправила повозку и благополучно проехала в ворота. Она слышала, как Мэри что-то кричит, но не поняла, что именно. На ее лбу выступил пот, неприятно холодный при такой жаркой погоде. Слава Богу, впереди уже показался замок Морлэндов – серый и мирный, как гигантская птица среди полей, окруженный голубым небом и пышными кудрями облаков.
Лошадь вновь замедлила ход, и Аннунсиата не стала торопить ее, спускаясь к подвесному мосту и время от времени нажимая тормоз, чтобы тяжелая повозка не ударила задние нога лошади.
– Вы можете идти? – спросила она Мэри, перекрывая ее стоны и рыдания. – Повозка не пройдет в ворота. Я помогу вам.
Аннунсиата спрыгнула на землю, бросив поводья, так как лошадь стояла смирно, понурив голову и тяжело поводя боками, и не двигалась с места. Подбежав к задку повозки, она помогла Мэри перебраться через борт, но как только Мэри оказалась на земле, силы оставили ее.
– Не могу! – простонала она.
– Тогда я пойду за помощью, – облегченно предложила Аннунсиата. Единственное, чего ей хотелось в этот момент – оказаться где-нибудь подальше.
– Нет! Не покидай меня! – закричала Мэри. Аннунсиата возвысила голос:
– Если вы останетесь здесь, вам придется здесь и рожать. Пойдемте, я помогу вам.
Она протянула руки и обхватила Мэри. Мэри осторожно пошла вперед, поминутно останавливаясь. Она оказалась слишком тяжелой для Аннунсиаты, к тому же могла передвигаться, почти полностью навалившись на девушку. Мэри снова закричала, скорее от тревоги, чем от боли, и Аннунсиата с трудом сдержала собственный крик, так как Мэри грузно осела на ее еще не совсем здоровое плечо. Изо всех сил поддерживая Мэри, Аннунсиата дошла до конца подвесного моста и через ворота вошла во двор. Она громко и чуть не плача звала на помощь – должен же кто-то быть в доме.
– Эй, кто-нибудь! Есть здесь кто-нибудь?
– Помоги мне дойти до спальни, – простонала Мэри. – Скорее!
– Да где же все? – сердито воскликнула Аннунсиата. Она не хотела оставаться одна рядом с мучающейся женщиной. – Эй, кто-нибудь!
Мэри почти согнулась пополам и уже не сдерживала себя, забыв о скромности. Они подошли к лестнице и начали карабкаться по ней, когда наконец появились двое слуг – старик и старуха, и молча застыли у подножия лестницы. Аннунсиата чуть не расплакалась от облегчения.
– У хозяйки начались роды, вы должны помочь, – проговорила она. Старики непонимающе смотрели на нее. – Да не стойте, как столбы, делайте же что-нибудь! – Аннунсиата пришла в ярость. – Позовите кого-нибудь или сами помогите мне!
Старики продолжали молча смотреть – белесыми, испуганными глазами на морщинистых, древних лицах, покорные и тупые, как волы. Мэри застонала, и Аннунсиата поняла, что не дождется помощи. Она взяла себя в руки и принялась отдавать приказания, которые могли бы понять эти двое:
– Принесите горячей воды и чистых простынь, – почти прокричала она. – Принесите их в большую спальню, – больше она ничего не могла вспомнить.
Наконец они с Мэри поднялись на верхнюю ступеньку лестницы – никогда еще ступени на ней не казались столь многочисленными. Вдоль коридора они добрели до большой спальни. Аннунсиата отпустила Мэри, чтобы отдернуть занавеси у постели – они были так тяжелы, что девушка чуть не вывернула себе запястья. Затем она помогла Мэри взобраться на кровать и, не зная, что предпринять дальше, начала стаскивать с нее туфли и чулки.
– Слишком рано, – пробормотала Мэри, заставив Аннунсиату застыть в изумлении, прежде чем она поняла, о чем идет речь. – Должно быть только через месяц... Только бы он не умер! Я не хочу, чтобы он умер!
Аннунсиата промолчала. Бросив чулки на пол, она взялась за пуговицы. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, при стонах Мэри ее бросало в дрожь. Наконец, Аннунсиата услышала звук, которого ждала уже давно – шаги на лестнице, торопливые, быстрые шаги; она повернулась к двери и почти закричала от облегчения, увидев, как входит ее мать.
Бросив на дочь взгляд, в котором перемешались изумление и ободрение, она поспешила к постели.
– Лия уже едет сюда, Эллин тоже. Я подумала, что лучше опередить их, – говорила Руфь, положив руку на живот Мэри. – Я села на первую попавшуюся лошадь и пустилась галопом – что это была за скачка!
– Воды отошли еще на поле, – прошептала Мэри. – Я пыталась сдержать схватки.
– Правильно, – ответила Руфь и повернулась к дочери: – Здесь есть еще кто-нибудь?
– Только двое стариков – они бесполезны. Я приказала им принести горячей воды и простыней.
– Иди и поторопи их, заодно захвати острый нож – самый острый, какой найдешь. И немного гусиного жира. Только побыстрее!
Аннунсиата убежала, радуясь, что может хоть что-нибудь сделать. Когда она вернулась, в ее руках было несколько простыней и горшок с гусиным жиром. Ее мать застелила кровать простынями и подняла платье Мэри. Рукава Руфь были засучены до локтей, она выглядела обеспокоенной.
– Они сейчас придут, – выдохнула Аннунсиата, – и принесут воду и нож. С ней все в порядке?
– Молодец, – отсутствующим тоном заметила Руфь. – Это жир? Давай его сюда.
– Зачем? – спросила Аннунсиата, переводя взгляд с матери на Мэри.
– Чтобы вынуть ребенка. Когда отходят воды, внутри становится слишком сухо. Ты должна помочь мне, – Аннунсиата непроизвольно отшатнулась, и Руфь сердито взглянула на нее: – Не дури, – прикрикнула она. – Держи горшок! – около двери послышались шаркающие шаги, и Руфь встала так, чтобы заслонить Мэри от двери. – Поставьте тазы с водой на пол, а нож положите на столик. Теперь уходите и не пускайте сюда никого, кроме Лии или Эллин, – приказала она.
Как только дверь закрылась, Руфь погрузила руки в гусиный жир и сунула их под нижнюю юбку Мэри. Аннунсиата, стоящая достаточно близко, чтобы все видеть, судорожно сглотнула, когда из тела Мэри показалась головка ребенка. Аннунсиате еще никогда не приходилось видеть роды, и ей это совсем не понравилось, но она завороженно следила, как пальцы Руфь скользят, смазывая сухую кожу Мэри и довольно большую головку.
– Все в порядке, Мэри? – спросила Руфь неожиданно ласковым голосом. Аннунсиате иногда случалось слышать, как таким же голосом мать обращалась к больному коню или рожающей кобыле. – Когда все будет готово, тужься. Он уже почти вышел.
Мэри пошевелилась и тут же издала протяжный, болезненный крик, заставляя себя потужиться. Пальцы Руфь вновь пробежали вокруг головки ребенка, Мэри резко вскрикнула, и головка вышла полностью вместе с целым потоком крови. Ребенок лежал лицом вниз, и Руфь быстро раскрыла ему ротик, чтобы он не захлебнулся.
– Вытри ему лицо, – резко приказала она Аннунсиате, которая наблюдала эту сцену со смесью ужаса и любопытства. Она поспешила выполнить приказ, и как только она осторожно прикоснулась к личику ребенка, тот открыл глаза и, как показалось девушке, попытался отвернуться. Аннунсиата пришла в восторг. Ребенок был жив! Чудо рождения захватило ее – новое, живое существо возникло там, где только что ничего не было!
– Это мальчик или девочка? – спросила она у матери.
Руфь бросила на нее рассерженный взгляд.
– Откуда я могу знать, глупышка? Как ты, Мэри?
– Ничего, – пробормотала Мэри, – только ужасно хочется пить.
– Потом мы дадим тебе воды, а сейчас надо закончить с этим. Ты можешь тужиться? – Мэри кивнула. Руфь обратилась к Аннунсиате: – Поддержи головку, пока ребенок будет выходить.
Аннунсиата неохотно подложила ладонь под головку – она оказалась мокрой и скользкой от крови, а Аннунсиата не любила пачкать руки. Руфь высвобождала шейку ребенка, а затем, когда Мэри потужилась еще раз, помогла пройти плечикам. Еще одно усилие, и ребенок выскользнул наружу вместе с очередным потоком крови.
– Девочка, – произнесла Руфь. – Прекрасная крупная девочка, Мэри.
– Кровь растеклась по всей постели, – пробормотала Аннунсиата, не зная, что сказать.
– Подержи ребенка, – приказала Руфь, подавая его дочери. Боязливо Аннунсиата держала крохотное тельце, пока мать перевязывала и отрезала пуповину, действуя спокойно и уверенно. Поймав перепутанный взгляд Аннунсиаты, Руфь слегка улыбнулась: – Почти то же самое, что и рождение жеребенка – разве что немного потруднее, – произнесла она. – Эти простыни уже ни на что не годятся – кровь ничем не отстираешь.
– А почему так много крови? – спросила Аннунсиата.
– Так угодно Богу, – равнодушно откликнулась Руфь. – Перестань задавать вопросы и смотри, не урони ребенка! Заверни его и покажи Мэри.
Запеленутый в кусок ткани, ребенок стал более симпатичным на вид, и Аннунсиате сразу расхотелось отдавать его. Ребенок выглядел сонным и спокойным. Аннунсиата поднесла его к Мэри, но та устало отвернулась.
– Я хочу пить, – еле проговорила она. Руфь кивнула Аннунсиате.
– Иногда бывает и хуже, – спокойно произнесла она. – Если, по Божьей воле, ребенок умирает, матери не приходится мучаться так долго.
– Я хочу пить, – снова повторила Мэри.
– Я дам тебе попить, когда выйдет послед. Ну, поднатужься...
Аннунсиата отошла, не желая смотреть на стонущую женщину и залитую кровью постель. Поднеся ребенка к окну, она внимательно осмотрела его. Ребенок был странно молчаливым.
– Разве он не должен плакать? – беспокойно спросила она. – Я думала, первые несколько недель дети только и делают, что орут.
Ребенок открыл глаза и невидяще уставился в лицо Аннунсиате, сразу очаровав ее. Девушка никогда прежде не видела, как проходят роды у людей – только у животных. Новорожденные животные были прелестны, но до сих пор девушка считала, что человеческие новорожденные выглядят гораздо хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Аннунсиата с явной неохотой села рядом с Мэри – присутствие при родах вовсе не привлекало ее. Однако как только Эдуард устроился на козлах, Мэри закричала и вырвала руку из ладони Ральфа.
– Нет! Не надо мужчин! Уходи, Ральф, и скажи, чтобы Эдуард ушел!
– Что? Но кто повезет тебя? Мэри!
– Пусть он уйдет! – истерически закричала она. Мэри чувствовала, как движется ребенок, и ужасалась, что он может появиться в любую секунду. Она не могла допустить, чтобы роды видел кто-нибудь из мужчин. – Она отвезет меня, – Мэри махнула рукой в сторону Аннунсиаты, и вновь отчаянно закричала: – Скорее, уже начинается!
Ральф застыл, пораженный и встревоженный, но Эдуард понял, что случилось. Он спрыгнул с козел и передал вожжи Аннунсиате.
– Все в порядке, Ральф. Поезжайте, Нэнси, быстрее, как только сможете! Мы побежим за вами.
Аннунсиата беспомощно взглянула на Эдуарда, принимая вожжи, но он не понял ее взгляд. Эдуард ударил лошадь, заставляя ее тронуться с места, а поскольку Ральф застыл, как вкопанный, еще и подтолкнул сзади повозку. Аннунсиата крикнула и хлестнула лошадь вожжами, пуская ее быстрым галопом, направляясь прямо по убранному полю к воротам в ограде из жердей, окружающей поле. Мэри вцепилась в борта повозки, стараясь удержаться на месте и отчаянно пытаясь сдержать неумолимое движение ребенка. Эдуард и Ральф пустились бегом за повозкой, но отстали, когда лошадь прибавила скорость.
Аннунсиате не пришлось раздумывать о случившемся – все ее силы были направлены на то, чтобы подгонять лошадь. Ей и раньше приходилось править повозкой, но никогда еще от тяжелого воза и смирной рабочей лошади не требовалось быстрой езды. Повозка подскакивала на неровной земле, и Аннунсиате приходилось хвататься за оглобли, чтобы удержаться на козлах. Она не переставала покрикивать на лошадь, не привыкшую к быстрой скачке и постепенно замедляющую свой бег. Перед ними появились ворота в ограде, окружающей поле. Надо ли останавливать лошадь и медленно проводить ее через ворота? Но ведь тогда она опять пойдет шагом. Ворота достаточно широки для повозки. Холодная рука страха сжала сердце Аннунсиаты, когда край повозки задел за плетень. Яростно дернув узду, Аннунсиата выправила повозку и благополучно проехала в ворота. Она слышала, как Мэри что-то кричит, но не поняла, что именно. На ее лбу выступил пот, неприятно холодный при такой жаркой погоде. Слава Богу, впереди уже показался замок Морлэндов – серый и мирный, как гигантская птица среди полей, окруженный голубым небом и пышными кудрями облаков.
Лошадь вновь замедлила ход, и Аннунсиата не стала торопить ее, спускаясь к подвесному мосту и время от времени нажимая тормоз, чтобы тяжелая повозка не ударила задние нога лошади.
– Вы можете идти? – спросила она Мэри, перекрывая ее стоны и рыдания. – Повозка не пройдет в ворота. Я помогу вам.
Аннунсиата спрыгнула на землю, бросив поводья, так как лошадь стояла смирно, понурив голову и тяжело поводя боками, и не двигалась с места. Подбежав к задку повозки, она помогла Мэри перебраться через борт, но как только Мэри оказалась на земле, силы оставили ее.
– Не могу! – простонала она.
– Тогда я пойду за помощью, – облегченно предложила Аннунсиата. Единственное, чего ей хотелось в этот момент – оказаться где-нибудь подальше.
– Нет! Не покидай меня! – закричала Мэри. Аннунсиата возвысила голос:
– Если вы останетесь здесь, вам придется здесь и рожать. Пойдемте, я помогу вам.
Она протянула руки и обхватила Мэри. Мэри осторожно пошла вперед, поминутно останавливаясь. Она оказалась слишком тяжелой для Аннунсиаты, к тому же могла передвигаться, почти полностью навалившись на девушку. Мэри снова закричала, скорее от тревоги, чем от боли, и Аннунсиата с трудом сдержала собственный крик, так как Мэри грузно осела на ее еще не совсем здоровое плечо. Изо всех сил поддерживая Мэри, Аннунсиата дошла до конца подвесного моста и через ворота вошла во двор. Она громко и чуть не плача звала на помощь – должен же кто-то быть в доме.
– Эй, кто-нибудь! Есть здесь кто-нибудь?
– Помоги мне дойти до спальни, – простонала Мэри. – Скорее!
– Да где же все? – сердито воскликнула Аннунсиата. Она не хотела оставаться одна рядом с мучающейся женщиной. – Эй, кто-нибудь!
Мэри почти согнулась пополам и уже не сдерживала себя, забыв о скромности. Они подошли к лестнице и начали карабкаться по ней, когда наконец появились двое слуг – старик и старуха, и молча застыли у подножия лестницы. Аннунсиата чуть не расплакалась от облегчения.
– У хозяйки начались роды, вы должны помочь, – проговорила она. Старики непонимающе смотрели на нее. – Да не стойте, как столбы, делайте же что-нибудь! – Аннунсиата пришла в ярость. – Позовите кого-нибудь или сами помогите мне!
Старики продолжали молча смотреть – белесыми, испуганными глазами на морщинистых, древних лицах, покорные и тупые, как волы. Мэри застонала, и Аннунсиата поняла, что не дождется помощи. Она взяла себя в руки и принялась отдавать приказания, которые могли бы понять эти двое:
– Принесите горячей воды и чистых простынь, – почти прокричала она. – Принесите их в большую спальню, – больше она ничего не могла вспомнить.
Наконец они с Мэри поднялись на верхнюю ступеньку лестницы – никогда еще ступени на ней не казались столь многочисленными. Вдоль коридора они добрели до большой спальни. Аннунсиата отпустила Мэри, чтобы отдернуть занавеси у постели – они были так тяжелы, что девушка чуть не вывернула себе запястья. Затем она помогла Мэри взобраться на кровать и, не зная, что предпринять дальше, начала стаскивать с нее туфли и чулки.
– Слишком рано, – пробормотала Мэри, заставив Аннунсиату застыть в изумлении, прежде чем она поняла, о чем идет речь. – Должно быть только через месяц... Только бы он не умер! Я не хочу, чтобы он умер!
Аннунсиата промолчала. Бросив чулки на пол, она взялась за пуговицы. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, при стонах Мэри ее бросало в дрожь. Наконец, Аннунсиата услышала звук, которого ждала уже давно – шаги на лестнице, торопливые, быстрые шаги; она повернулась к двери и почти закричала от облегчения, увидев, как входит ее мать.
Бросив на дочь взгляд, в котором перемешались изумление и ободрение, она поспешила к постели.
– Лия уже едет сюда, Эллин тоже. Я подумала, что лучше опередить их, – говорила Руфь, положив руку на живот Мэри. – Я села на первую попавшуюся лошадь и пустилась галопом – что это была за скачка!
– Воды отошли еще на поле, – прошептала Мэри. – Я пыталась сдержать схватки.
– Правильно, – ответила Руфь и повернулась к дочери: – Здесь есть еще кто-нибудь?
– Только двое стариков – они бесполезны. Я приказала им принести горячей воды и простыней.
– Иди и поторопи их, заодно захвати острый нож – самый острый, какой найдешь. И немного гусиного жира. Только побыстрее!
Аннунсиата убежала, радуясь, что может хоть что-нибудь сделать. Когда она вернулась, в ее руках было несколько простыней и горшок с гусиным жиром. Ее мать застелила кровать простынями и подняла платье Мэри. Рукава Руфь были засучены до локтей, она выглядела обеспокоенной.
– Они сейчас придут, – выдохнула Аннунсиата, – и принесут воду и нож. С ней все в порядке?
– Молодец, – отсутствующим тоном заметила Руфь. – Это жир? Давай его сюда.
– Зачем? – спросила Аннунсиата, переводя взгляд с матери на Мэри.
– Чтобы вынуть ребенка. Когда отходят воды, внутри становится слишком сухо. Ты должна помочь мне, – Аннунсиата непроизвольно отшатнулась, и Руфь сердито взглянула на нее: – Не дури, – прикрикнула она. – Держи горшок! – около двери послышались шаркающие шаги, и Руфь встала так, чтобы заслонить Мэри от двери. – Поставьте тазы с водой на пол, а нож положите на столик. Теперь уходите и не пускайте сюда никого, кроме Лии или Эллин, – приказала она.
Как только дверь закрылась, Руфь погрузила руки в гусиный жир и сунула их под нижнюю юбку Мэри. Аннунсиата, стоящая достаточно близко, чтобы все видеть, судорожно сглотнула, когда из тела Мэри показалась головка ребенка. Аннунсиате еще никогда не приходилось видеть роды, и ей это совсем не понравилось, но она завороженно следила, как пальцы Руфь скользят, смазывая сухую кожу Мэри и довольно большую головку.
– Все в порядке, Мэри? – спросила Руфь неожиданно ласковым голосом. Аннунсиате иногда случалось слышать, как таким же голосом мать обращалась к больному коню или рожающей кобыле. – Когда все будет готово, тужься. Он уже почти вышел.
Мэри пошевелилась и тут же издала протяжный, болезненный крик, заставляя себя потужиться. Пальцы Руфь вновь пробежали вокруг головки ребенка, Мэри резко вскрикнула, и головка вышла полностью вместе с целым потоком крови. Ребенок лежал лицом вниз, и Руфь быстро раскрыла ему ротик, чтобы он не захлебнулся.
– Вытри ему лицо, – резко приказала она Аннунсиате, которая наблюдала эту сцену со смесью ужаса и любопытства. Она поспешила выполнить приказ, и как только она осторожно прикоснулась к личику ребенка, тот открыл глаза и, как показалось девушке, попытался отвернуться. Аннунсиата пришла в восторг. Ребенок был жив! Чудо рождения захватило ее – новое, живое существо возникло там, где только что ничего не было!
– Это мальчик или девочка? – спросила она у матери.
Руфь бросила на нее рассерженный взгляд.
– Откуда я могу знать, глупышка? Как ты, Мэри?
– Ничего, – пробормотала Мэри, – только ужасно хочется пить.
– Потом мы дадим тебе воды, а сейчас надо закончить с этим. Ты можешь тужиться? – Мэри кивнула. Руфь обратилась к Аннунсиате: – Поддержи головку, пока ребенок будет выходить.
Аннунсиата неохотно подложила ладонь под головку – она оказалась мокрой и скользкой от крови, а Аннунсиата не любила пачкать руки. Руфь высвобождала шейку ребенка, а затем, когда Мэри потужилась еще раз, помогла пройти плечикам. Еще одно усилие, и ребенок выскользнул наружу вместе с очередным потоком крови.
– Девочка, – произнесла Руфь. – Прекрасная крупная девочка, Мэри.
– Кровь растеклась по всей постели, – пробормотала Аннунсиата, не зная, что сказать.
– Подержи ребенка, – приказала Руфь, подавая его дочери. Боязливо Аннунсиата держала крохотное тельце, пока мать перевязывала и отрезала пуповину, действуя спокойно и уверенно. Поймав перепутанный взгляд Аннунсиаты, Руфь слегка улыбнулась: – Почти то же самое, что и рождение жеребенка – разве что немного потруднее, – произнесла она. – Эти простыни уже ни на что не годятся – кровь ничем не отстираешь.
– А почему так много крови? – спросила Аннунсиата.
– Так угодно Богу, – равнодушно откликнулась Руфь. – Перестань задавать вопросы и смотри, не урони ребенка! Заверни его и покажи Мэри.
Запеленутый в кусок ткани, ребенок стал более симпатичным на вид, и Аннунсиате сразу расхотелось отдавать его. Ребенок выглядел сонным и спокойным. Аннунсиата поднесла его к Мэри, но та устало отвернулась.
– Я хочу пить, – еле проговорила она. Руфь кивнула Аннунсиате.
– Иногда бывает и хуже, – спокойно произнесла она. – Если, по Божьей воле, ребенок умирает, матери не приходится мучаться так долго.
– Я хочу пить, – снова повторила Мэри.
– Я дам тебе попить, когда выйдет послед. Ну, поднатужься...
Аннунсиата отошла, не желая смотреть на стонущую женщину и залитую кровью постель. Поднеся ребенка к окну, она внимательно осмотрела его. Ребенок был странно молчаливым.
– Разве он не должен плакать? – беспокойно спросила она. – Я думала, первые несколько недель дети только и делают, что орут.
Ребенок открыл глаза и невидяще уставился в лицо Аннунсиате, сразу очаровав ее. Девушка никогда прежде не видела, как проходят роды у людей – только у животных. Новорожденные животные были прелестны, но до сих пор девушка считала, что человеческие новорожденные выглядят гораздо хуже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61